Светлое время ночи - Александр Зорич

«А то после урталаргисской бойни он, кажется, едва не преступил грань вменяемости, – признался себе Нэйяр. – Оно и понятно: растоптать свои чувства, принести княгиню в жертву высшим государственным интересам… Делать вид, будто ничего особенного не происходит! Но ведь ясно, что в глубине души гнорр страдал, мучился…»

– Однако и это еще не все. Перед нами стоит сложная задача: сохранить лицо в условиях фактического военного поражения. Как вы сами понимаете, наши младшие офицеры, а тем более солдаты всех цветов оружия должны считать, что мы совершаем обманное отступление. Посадка на корабли будет объявлена только в Белой Омеле. Я не могу во всеуслышание объявить «Мы отходим», как это было в свое время на Циноре. Тогда, по крайней мере, нам удалось уничтожить изменника Дотанагелу, одержать знатную победу. Здесь мы не уничтожили оборотней, и, между нами говоря, не уничтожим. Но война на Фальме продолжится. Большая, жестокая война. И, чтобы не оказаться между молотом и наковальней двух страшных, свирепых сил, мы покинем полуостров. По всей вероятности – навсегда.

– Я понял, мой гнорр. Мы проведем отход спокойно и без паники. Противник нападет завтра?

– Этого мы точно не знаем. Но, как только нападение произойдет, каждый старший офицер должен, по возможности воздерживаясь от кровопролития, выводить своих людей из замка в направлении Белой Омелы. Главное – никакой боевой магии! Есть только одна ситуация, когда разрешено применение боевой магии. Это – возникновение прямой угрозы жизни самого старшего офицера в нашей экспедиции.

– Вы имеете в виду… гнорра Свода Равновесия? – аррум понимающе улыбнулся. Благо, было темно, и аррум мог надеяться, что гнорр его улыбочек не заметит.

– Вы очень догадливы. Еще вот что. Завтра, возможно, я буду говорить необычные вещи. Отказываться от своего приказа. Потребую удержать Гинсавер во что бы то ни стало. Ни в коем случае не слушайте моих контрприказов. Это связано с тем, что чудовищные подлинные хозяева Фальма могут попытаться навести порчу на ясный образ моего сознания. Сила моих охранительных заклятий тоже не беспредельна.

– Осмелюсь ли я задать вопрос?

– Мутите ваш вопрос.

Лагха слышал от пленных офицеров Свода, что Лараф на посту гнорра демонстрировал чудеса вульгарности и жаргонил вовсю. Лагхе требовалось поддержать реноме. Однако, будучи гиазиром чудо каким изысканным, сам Лагха жаргонить не умел. Он не знал, что «мутить» вопрос нельзя – это против правил не только высокого варанского языка, но также всех его воровских и мужицких извращений.

«Какой ужас!» – содрогнулся не менее изысканный аррум-эрудит, но вопрос все-таки «замутил»:

– Из-за чего погибла наша засада?

– Этого вам знать не положено. Скажу лишь, что тот противник мог бы расплющить Гинсавер, как улитку.

Нэйяр скис. Лагха почуял, что настал подходящий момент для выуживания пароля.

– На прощание, Нэйяр, я должен вас проверить. Ну-ка, что есть Князь и что есть Истина в сердце каждого аррума?

Нэйяр опешил. Да повелся просто этот Шилолов гнорр на своей Истине! Впрочем, служба есть служба. Нэйяр отчеканил обе формулы.

– Отлично. Сколько плеяд в Опоре Вещей?

– О том ведомо лишь пар-арценцу Опоры Вещей и вам, мой гнорр.

– Сколько Опор в Своде Равновесия?

– Пять.

– А на самом деле?

– Шесть.

– Каков пароль сегодняшней ночи?

– Фальм для феонов.

Лагха заподозрил, что ослышался.

– Повторите.

– Фальм для феонов.

– Отзыв?

– Смерть гэвенгам.

«Ну ничего себе пароль! Хотел бы я знать, как Лараф до такого додумался. Точнее – как этот гаденыш осмелился вносить тайные имена сущностей в общеупотребительные пароли. Это же против всех наших правил!»

Лагха поймал себя на последней мысли и чуть не расхохотался. «Что это со мной, в самом деле? Будто все прочие события последних месяцев были разыграны строго по Уложениям Свода! И Лараф только сегодня совершил первое нарушение!»

– Все верно. Кстати, вы знаете, кто такие гэвенги?

– Никак нет.

– А кто такие феоны?

– Никак нет.

– Еще не хватало, Нэйяр. Еще не хватало, – плотоядно ухмыльнулся Лагха.

Лес шумел. В голых ветвях качающихся деревьев пел неразборчивые гимны самому себе фальмский ветер. То и дело раздавался треск – пересохшие за зиму ветки покорно ломались, стоило только ветру подналечь.

Приблизительно сто шагов – на большем расстоянии обычный Взор Аррума в лесу недействителен. Эгин, магическим способностям которого события этой зимы – особенно ритуал шен-ан-аншари – сослужили добрую службу, мог ручаться, что обнаружит человека приблизительно за сто пятьдесят саженей.

Поэтому он и его провожатые безбоязненно приблизились к линии охранения замка саженей на сто двадцать и остановились. Даже если в ближайших сторожевых секретах, которые представлялись Эгину двумя группами светящихся пятен, есть аррумы, им будет не по силам засечь его группу.

Кроме того, они загодя намазали и руки, и лица отвратительной на ощупь, склизкой и комковатой, пересыпанной вкраплениями ледовых крупиц болотной грязью. Это тоже повышало скрытность, ибо грязь частично предупреждала истечение жизненных токов, которые и уловляются Взором Аррума при созерцании сущностей одухотворенных.

Сразу же после того, как от их группы отделился Лагха, Эгин переоблачился в облегающие штаны из мягкой тонкой кожи и затейные полусапоги из того же материала. Поверх обычной рубахи натянул саморучно скроенную поддевку из нескольких толстых слоев валяной шерсти, которая шла здесь на одеяла и утепление саней.

Затем Эгин разложил на снегу свой шардевкатрановый нагрудник, как следует примерился и пырнул его позаимствованным у одного из проводников тесаком.

Все произошло так, как и должно было произойти. Невидимые в обычном темпе человеческого восприятия, навстречу тесаку из нагрудника вырвались шесть тонких, но очень проворных щупалец, составлявших прежде небольшой бугорок на поверхности шардевкатрановой кожи. Они встретили острие тесака и погибли под его натиском одно за другим. Зато движение тесака было остановлено, его острие так и не достигло поверхности кожи.

С точки же зрения проводников все выглядело так, будто тесак хозяина Эгина, тупо брякнув о затвердевший по неведомой причине воздух, по неизвестной причине остановился в трех ладонях от шардевкатранового нагрудника. Именно благодаря этому чудесному свойству защитная одежда из шардевкатрана считалась воистину бесценной, да вдобавок еще и засекреченной аютской Гиэннерой. Но даже в Гиэннере полные доспехи, включающие наручи, поножи и капюшон с оплечьем, выдавались из хранилищ только на время, да и то лишь старшим офицерам.

Эгин отвел тесак в сторону. Крошечные щупальца, превратившиеся в бесформенные комочки окончательно отмирающей шардевкатрановой плоти, он смахнул в сторону. Если за нагрудником как следует ухаживать, чудесные щупальца отрастут вновь.

Затем он покормил свой нагрудник. Эгин делал это последний раз всего лишь неделю назад, что по меркам шардевкатрановой кожи было совсем немного. Однако ему хотелось, чтобы доспехи, вновь насытившись, распоясались вовсю.

Проводники наблюдали за манипуляциями хозяина Эгина с показным равнодушием, за которым скрывалась высшая степень благоговения. Потом они расскажут об увиденном своим детям, а те передадут внукам и правнукам, что прадедушка видывал вещи и похлеще двухсаженного сома, про которого я рассказывал тебе в прошлый раз!

Полтора часа они провели в молчании и неподвижности. Лагхе требовалось предоставить время, необходимое для отдачи приказаний ключевым персонам Свода. Лучше было бы взять время с запасом – часа три. Но больше ждать было нельзя – поджимал рассвет.

Насытившийся шардевкатрановый нагрудник Эгин нацепил уже поверх толстой шерстяной поддевки. Место, в которое был нацелен его удар и из которого щупальца были вырваны, едва заметно флюоресцировало. В других обстоятельствах это было бы плохо, но сейчас даже облегчало его задачу.

Теперь, стоя на исходной позиции и зажимая светящееся пятнышко на нагруднике, Эгин в последний раз прокручивал в уме детали предстоящего рейда. Улитка – вот она, игла – при нем, слова Раздавленного Времени – всегда при нем, по огниву в каждом сапоге, там же пара метательных лезвий «жабье ухо», «облачный» клинок – с ним, в ножнах, прихваченных тесьмой к поясу и к правому бедру. Не сказать, чтобы очень надежно, зато компактно и удобно.

«Ага, вот еще! Чуть не забыл…»

Эгин подхватил стосаженный моток крепкого линя, навязал на конце тройчатую петлю и перебросил через плечо.

– Пора, – тихонько сказал он, приблизив губы вплотную к уху старшего проводника.

Эгин взял улитку и проткнул золотой музыкальной иглой затвердевшую жесткую пленку, которой было забрано выходное отверстие улиточьей раковины. Заученные наизусть еще по дороге в Тардер заклинания ушли в недра панциря, сообщая улитке, что пришла пора пробуждения.