Предназначено судьбой - Колин Фолкнер

— Не убивай его! — крикнула она. — Он этого не делал!

Она тяжело дышала, по лицу струился пот.

— Во всем виноват Атар. Мне очень жаль, но это правда.

— Но не только Атар, — объявила появившаяся следом Дафна. В руке она сжимала хлыст. — Дорогая Конни, ведь Атар не один все придумал, правда?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Констанция попятилась к кровати. Голова у нее дрожала, голос пресекался.

— Я ничего-ничего не понимаю! Не угодно ли чаю? У меня есть чудесное печенье, а повар приготовил торт из малины.

— Ах, ты ничего не понимаешь?! — Дафна щелкнула кнутом, наступая. — Сейчас я тебе устрою хорошую взбучку, сразу вспомнишь!

Дункан поспешно отнял у нее кнут.

— Бабушка, не нужно. Где Атар? — обратился он к Джиллиан.

Она с трудом сделала шаг вперед.

— Мертв. Повесился. Мы не смогли его остановить. Должно быть, он видел, как ты скачешь сюда. Увидел и понял, что игра окончена.

— Джиллиан, почему ты на ногах? Зря ты сюда приехала. — Он нахмурился. — Как ты себя чувствуешь?

Она обмякла, и он едва успел ее поддержать.

— Ой, — простонала Джиллиан, держась руками за живот.

Тут Дункан увидел, что платье у нее внизу все мокрое.

— Ребенок? — прошептал он ей на ухо, содрогнувшись от страха.

Она кивнула и застонала, чувствуя, как начинаются схватки.

— Но ведь еще очень рано. — Он осторожно помог ей подняться.

— Извини. — Она виновато улыбнулась. — Слишком много переживаний. По-моему, наш малыш решил появиться на белый свет раньше, чем его ждали.

Дункан подхватил Джиллиан на руки.

— Вон отсюда! Все вон, кроме бабушки!

Алджернон с готовностью шмыгнул к двери.

— А с тобой, дорогой кузен, я еще не разобрался! — крикнул ему вслед Дункан. — Так что не исчезай!

Констанция тем временем исполняла какой-то странный танец. Вид у нее был совершенно безумный.

— И уведи отсюда эту стерву, пока я ее не прикончил.

Алджернон схватил мать за руку.

— Пойдем, матушка. Пойдем.

Констанция кокетливо посмотрела на него:

— Не хотите ли потанцевать со мной, молодой человек?

Дункан положил Джиллиан на кровать.

— Я пошлю за помощью. Но здешним слугам я не доверяю. Пусть приедут мои. Бабушка, побудьте с ней. Пожалуй, я съезжу за ними сам.

Он быстро поцеловал Джиллиан в пылающий лоб и бросился вон из комнаты.

На следующее утро Джиллиан лежала все в той же постели, пребывая в блаженной полудреме. Рядом с ней лежал новорожденный сын.

Услышав, как открылась дверь, она приоткрыла сонные глаза и увидела, что тяжелые занавески задернуты, и в комнату едва проникает солнечный свет.

— Джилли? — раздался обеспокоенный голос.

Она устало улыбнулась. Какая долгая выдалась ночь…

— Дункан?

— Как наш сын?

— Посмотри сам. Он маленький, но Дафна говорит, что вполне здоровенький.

Ребенок пошевелился и, не просыпаясь, припал губами к груди.

Дункан осторожно сел на краешек постели.

— Никогда не видел более прекрасного зрелища, — прошептал он.

— Он похож на твоего первого сына? — тихо спросила Джиллиан. — Того, что умер?

Дункан отрицательно покачал головой.

— Но я чувствую то же самое. Вот здесь. — Его рука коснулась груди.

— Хочешь подержать его?

— Нет. Пусть лучше спит. — Но руки Дункана сами потянулись к малышу. — Да, хочу.

Джиллиан поневоле улыбнулась, передавая отцу ребенка. Кто бы мог подумать, что Американский дьявол так сентиментален? Ведь мужчины обычно так мало внимания уделяют своему потомству. Ничего особенного — просто жена исполнила свой долг.

Дункан осторожно провел пальцем по темечку младенца.

— Как ты думаешь, он будет рыжий?

Джиллиан положила руку под голову. Она очень устала, но чувствовала себя прекрасно, несмотря на перенесенные страдания. К тому же ей ужасно хотелось есть.

— Пока трудно сказать. Сам видишь, волос у него немного. Лысый, как яблочко — это Дафна так выразилась. — Она весело посмотрела на мужа. — Еще она сказала, что ты был точно таким же.

— Кроме нее, никто меня таким уж и не помнит, — усмехнулся Дункан.

— Что ты думаешь о вчерашних событиях?

Он ответил не сразу.

— Что касается Констанции, то я испытываю огромное облегчение. Предательство Атара меня больно ранило. А Алджернон… Мне его просто жалко.

Джиллиан укутала ребенка в мягкое одеяльце. В трех коротких предложениях Дункан высказался о своих чувствах откровеннее, чем когда бы то ни было. Джиллиан была довольна.

— Как мы назовем твоего сына?

Ребенок запищал, и Дункан погладил его по спинке. Это получилось у него так естественно, словно он всю жизнь только и занимался тем, что успокаивал грудных младенцев.

— Я думаю, Уильям. Уилл.

Джиллиан кивнула.

— Хороший выбор.

Дункан осторожно прижался щекой к нежной детской головке. — Знаешь, ведь Уилл простил тебя за то, как ты с ним обошелся.

— Знаю.

— А ты сам себя простил?

Он вздохнул.

— Думаю, да. Я погорячился. Чувствовал себя оскорбленным. Уилл хорошо меня знал. Лучше, чем я сам себя.

Ребенок опять запищал, заворочался.

— Он что, голоден?

— Да. — Она забрала ребенка у отца.

Дункан смотрел во все глаза, как она подносит дитя к груди.

— Мы будем хорошо жить втроем, Джилли. — Он глубоко вздохнул. — Я это чувствую.

Джиллиан поправила краешек детского одеяльца. Ей не хотелось сейчас говорить на эту тему, но Дункан начал первым… Роды ничего не изменили в их отношениях, поэтому она сказала:

— Дункан, я здесь не останусь.

— Не смеши меня.

— Я серьезно. Я не стану с тобой жить. Ведь ты уверен, что я спала с другим мужчиной.

— Я давно простил тебя.

— Меня нельзя простить за то, чего я не делала!

Обида нахлынула с новой силой. Да, она хотела любить Дункана, но не такой ценой. Как он смеет говорить подобные вещи! Неужели ему в самом деле безразлично, что его жена ему изменяла — если уж он в это верит? Изменила один раз, изменит и другой.

— Ты считаешь, что я тебя предала, а я этого не делала.

— Я никуда тебя не отпущу.

— Ты не сможешь вечно удерживать меня.

— Я люблю тебя. — Его зеленые глаза неотрывно смотрели на нее. — Разве этого недостаточно?

Она покачала головой и посмотрела на ребенка.

— Мне очень жаль, но недостаточно.

Она из последних сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Ведь они вместе вынесли столько всяких испытаний! Ужасно, что все кончается, и так глупо.

— Я только хочу, чтобы ты привез с Ямайки мою сестру, если она еще жива. И тогда мы с ней вернемся в Лондон. Я буду жить в Брекенридж-хаусе. Ведь ты этого и хотел. Скандала никакого не будет, твое имя не пострадает.