Изюм из булки - Виктор Шендерович

«Китайца»

Дело было в самом конце восьмидесятых. Молодая русская актриса уже два месяца жила и работала в Париже и, как полагается русскому человеку, надолго попавшему в комфортабельные условия, сильно затосковала.

Актриса пила в своем полулюксе, врубив на полную громкость Высоцкого. Дверь в номер была приоткрыта, и через какое-то время, на сочетание хриплого голоса с женским одиночеством, в номер заглянул пожилой азиат. С корректным поклоном что-то спросил. Актриса ни на каком языке, кроме своего, не понимала, да ей и не больно было надо. Но излить душу уже хотелось.

— Китайца! — сказала она, махнув рукой. — Заходи! «Китаец» зашел, присел. Она ему налила:

— Пей!

«Китаец» с поклоном пригубил.

— Нет, ты пей! — сказала актриса. — Ты по-человечески выпей, до дна!

Заставив азиатского старика выпить до дна, она начала рассказывать ему про жизнь, о которой тот не имел никакого представления.

— Я актриса! — говорила актриса. — Понимаешь ты? Актриса! Станиславский, слышал?

— Станиславский… — понимающе закивал «китаец».

— Ни хера ты не слышал, — определила актриса. И еще выпив, длинно исповедалась ему — про русскую душу, про жизнь, до капли отданную искусству, про Высоцкого, про Нину Заречную… Азиат сочувственно кивал, гладил по плечу, потом по коленке…

— Отстань ты, китайца дурная! — кричала актриса. И снова рассказывала ему, как это мучительно — все время жить жизнью роли, которая не отпускает, живет в тебе и днем, и ночью… И открыла еще бутылку, и налила себе и гостю, — и в ожидании нехитрых, но особенно желанных в пожилом азиатском возрасте радостей тот еще битый час слушал про русскую душу, про Высоцкого, про Нину Заречную…

Радостей он не дождался. По крайней мере, так утверждает актриса, с нервным смехом рассказывавшая потом эту историю.

Причина нервного смеха — вот какова. Наутро, не слишком рано вернув себя к жизни, актриса подправила лицо и пошла завтракать. В холле отеля стоял вчерашний «китаец» и негромким голосом отдавал распоряжения. Вокруг него в большом количестве стояла свита и подробно, с огромным почтением записывала слова, которые тот негромко ронял. «Китаец» мельком глянул на остолбеневшую невдалеке актрису — на лице его не дернулся ни мускул — и продолжил монолог.

Она отошла в сторонку и осторожно уточнила: кто это?

Оказалось: Акиро Куросава.

Англичанин Стивен

— Онанисты из Тоттенхема пришли к Папе Римскому. Папа сказал им: идите на хуй. Но прежде скажите мне: что это за расчудесная команда, которая называется «Арсенал»?..

Содержание этой речевки мне любезно пересказал мой друг Стивен — в лондонском пабе неподалеку от стадиона «Хайбери». Тридцать шесть лет назад, маленьким мальчиком, отец впервые привел его на «Хайбери», и жизнь Стивена обрела смысл и перспективу.

В свободное от переживаний за «Арсенал» время Стивен занимается Россией — он работает в русском отделе Би-би-си и женат на русской женщине, так что деваться ему от нас некуда. Знаток российской истории, ценитель Чехова и Достоевского, Стивен — тонкий интеллигентный человек…

Но только не на «Хайбери».

— Come on, «Arsenal» — кричит он, и судорога искажает его тонкое лицо. Хором с фанатами в красно-белых майках Стивен поет непристойные речевки; весь сжимается, когда воротам «Арсенала» угрожает опасность, и, расплескивая пиво, вскакивает с первобытным охотничьим криком, когда набирает скорость Тьерри Анри…

Когда матч закончился (слава богу, красно-белые выиграли), Стивен перевел дыхание, допил пиво, пришел в себя, посидел еще немного и смущенно сказал:

— Ты видел меня голым.

Его сыну пятнадцать месяцев.

— Он тоже болельщик «Арсенала»? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает Стивен, — просто он еще об этом не знает.

Почувствуйте разницу

После возвращения из мест «не столь отдаленных» великий Эдуард Стрельцов, в мужской компании делился впечатлениями, накопленными вдали от стадиона «Уэмбли».

Некоторые подробности с непривычки изумляли слушателей.

— Эдик, — спросил наконец один из них, — но это — быль?

Стрельцов возмутился:

— Какая на хуй «быль»? Чистая правда!

Легенда

Был прощальный матч Михаила Месхи. Тбилисское «Динамо» играло с какой-то уругвайской командой, но тренер уругвайцев не знал, что это прощальный матч Месхи — думал, просто товарищеский. (Я тоже сомневаюсь, что такое возможно, но так мне рассказывали в Тбилиси, а мы же с вами договаривались, что мы не в суде!)

Так вот (рассказывают в Тбилиси), этот уругвайский тренер после матча и говорит:

— У нас, — говорит, — в Уругвае тоже темпераментные болельщики, но я впервые вижу, чтобы после первого тайма игрока уносили с поля на плечах…

Ему поясняют:

— Вы не поняли. Он уходит из футбола!

Тогда уругвайский тренер якобы и сказал фразу, ради которой в Тбилиси рассказывают эту историю:

— Как? Он — уходит, а эти остаются?

Вариант

Компания, в которую я попал, была поголовно с консерваторским образованием: композитор Алексей Рыбников праздновал получение премии «Ника». Я был приглашен из-за соседнего столика и почел за честь.

В клубе, где происходило дело, обнаружился рояль, и через какое-то время вечеринка перетекла в джем-сейшн. Играли в две, три и четыре руки; кажется, однажды на клавиатуре уместилось и пять.

Под воздействием алкогольных паров, милой компании и хорошей музыки я «раскололся» и рассказал о своем «музыкальном» детстве, после чего был немедленно усажен за рояль — типа, давай, не бойся, все свои. И черт дернул меня (в порыве чувств) заиграть любимую мою рыбниковскую тему из «Мюнхгаузена».

Я хотел как лучше.

В свое оправдание могу сказать только, что, будучи не вовсе пьян, заранее предупредил автора: в одном месте правильной гармонии я так и не подобрал.

— Ничего, ничего… — разрешил композитор. Когда он раскаялся в сказанном, было уже поздно: я играл.

Рыбников стоял у рояля и слушал, что можно сделать с хорошей музыкой, если очень захотеть. Он старался следить за собой. Дошло до проклятого места. Я, заранее похолодев, подламывающимися пальцами исполнил то, что нашел вместо рыбниковской гармонии.

Композитор взял себя в руки, вздохнул и сказал:

— Ну что же, был и такой вариант…

Страшная месть

Замечательного фантаста Михаила Успенского пригласили на некий семинар в Польше. Приглашение поступило в последний момент, и, наскоро сделав ваучер в какой-то турфирме, Миша рванул из своего Красноярска в неблизкий путь к государственным границам.