Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

Конечно, администрация Буша одобрила эту модель. В результате вместо подлинной прозрачности мы получили прозрачность весьма условную, наступающую только тогда, когда есть разрешение ее допустить. Обмен информацией по запросу стал образцом, который в итоге выбрала и ОЭСР.

Узнать, насколько велик объем информации, которой обмениваются по запросу в мировых масштабах, трудно. Президент компании Jersey Finance Джефф Кук признал в марте 2009 года, что за семь лет, прошедших с момента подписания Джерси налогового соглашения с США, его офшорная компания обменялась с американскими следственными органами информацией всего лишь «в пяти или шести случаях»32. Сравните эту цифру с более чем миллионом принадлежащих американцам офшорных счетов и предприятий, которые выявлены сенатором Левиным. Очевидно, что такая система превращается в полную бессмыслицу. Более того, на обработку запросов об информации уходят месяцы, а порой и годы, тогда как активы, по которым проводится расследование, могут быть переведены в другие места за часы или даже минуты. К сожалению, дело продолжает ухудшаться. После того как в 2007 году разразился финансовый кризис, ОЭСР, ныне существующая по милости секретных юрисдикций, показала новый фокус, чтобы отреагировать на давление со стороны общественности. По настоянию «Большой двадцатки» ОЭСР составила черный список налоговых гаваней. Страны, желающие, чтобы их исключили из этого списка, должны были подписать с другими государствами двенадцать соглашений об обмене информацией, которые основываются на принятом в ОЭСР бесперспективном стандарте «информация по запросу».

ОЭСР заявила, что грядет масштабное наступление на офшоры. «На наших глазах происходит революция. Обращаясь к проблемам, которые воздвигает перед нами темная сторона налогового мира, мы на полную мощь запускаем кампанию за глобальную налоговую прозрачность», – громко возвещал генеральный секретарь ОЭСР Анхель Гурриа. В газетах появились статьи под заголовками вроде «БАНКОВСКАЯ ТАЙНА МЕРТВА», а премьер-министр Великобритании Гордон Браун заявил, что цель кампании – «объявление налоговых гаваней вне закона».

Всего лишь через пять дней после того, как «Большая двадцатка» объявила, что с банковской тайной покончено и она мертва, 7 апреля 2007 года черный список ОЭСР оказался пуст. Были реабилитированы тридцать две налоговые гавани, только пообещавшие подписать нужное число придуманных ОЭСР бесполезных соглашений. По последним подсчетам, треть из них была заключена со странами Северной Европы, в том числе с такими гигантами мировой экономики, как Гренландия и Фарерские острова. Еще около трети соглашений были заключены с другими налоговыми гаванями. Как обычно, никто не подумал о судьбе развивающихся стран, которые более всего страдают от злоупотреблений, творимых в офшорах. Индия, Китай, Бразилия и африканские страны в этом плане были полностью вынесены за скобки33.

Профессор Майкл Макинтайр, знающий эту сферу лучше, чем кто-либо другой, писал: «Черный список превратился в грустный анекдот. Программа ОЭСР обеспечила странам, которые активно помогают налогоплательщикам уходить от налогов на родине, некий налет респектабельности»34. Черный список стал средством отмывания добела. После временной неудачи, постигшей офшорную систему в начале последнего финансового кризиса, она ныне вновь растет с огромной скоростью. А ОЭСР по сей день утверждает, что ее форма обмена информацией по запросам является «общепринятым международным стандартом».

Нельзя доверять правительствам богатых стран: они не станут предпринимать никаких правильных действий по отношению к налоговым гаваням и прозрачности. Многие из них требуют большей прозрачности и большего международного сотрудничества, на деле блокируя и то и другое. Они призывают к детальному обсуждению, а на деле уничтожают репутации людей, занимающихся изучением проблемы офшоров, секретных сделок и еще более грязных дел. Они используют риторику демократии и свободы, чтобы лучше защищать неподотчетные, безответственные привилегии власти. Впрочем, в решение проблемы начинает вмешиваться гражданское общество. Ныне лидерами движения, направленного против офшоров, стали организации Global Financial Integrity (США) и Tax Justice Network (Европа). Опыт и знания их сотрудников оказались бесценным при написании этой книги. Джон Кристенсен, директор Tax Justice Network, вспоминает, как во время брифинга, который он проводил в здании сената США в Вашингтоне, он увидел слезы на глазах старшей сотрудницы аппарата конгресса, которая практически в одиночку противостояла правым лоббистам и их бесконечным яростным кампаниям в защиту офшоров и не могла добиться хоть какого-то движения в вопросах, связанных с налоговыми гаванями. По ее собственным словам, «она долгие годы ожидала, когда в общественных кругах возникнет наконец интерес к этим проблемам». Сегодня необходима еще большая мобилизация антиофшорных сил.

Каким образом удается по-прежнему процветать всем описанным заблуждениям? По какой причине стала возможной ошибочная позиция ОЭСР в выборе стандарта соглашения по обмену информацией? Почему, кроме небольшой группы профессионалов, никто не видит жутких противоречий в рассуждениях апологетов налоговых гаваней, особенно в речах и публикациях Митчелла? Писатель Джонатан Чейт попытался ответить на эти вопросы: «Урок для сторонников эксцентричных идей, где бы они ни жили, таков: чем больше выгод сулит ваша теория блоку богатых и могущественных (а другого блока еще более богатых и могущественных у нас пока нет), тем выше ее шансы на успех». Последнее слово в этой главе принадлежит Бобу Макинтайру, директору некоммерческой общественной организации «Граждане за справедливые налоги» и человеку, который провел большую часть своей жизни в борьбе с армиями вашингтонских лоббистов. «Нас так мало, а их так много», – устало вздыхает Макинтайр.

Глава 11

Жизнь в офшорном стиле

С Бет Кролл, много лет занимавшейся частным банкингом, я познакомился в 2009 году и наконец получил возможность задать вопрос, который давно меня мучил. Мне хотелось понять, как частные банкиры, укрывающие богатства мафиозных личностей и коррумпированных политиков, оправдывают то, чем занимаются?

Мы встретились воскресным днем в Вашингтоне, где жила Бет, в шумном кафе популярного книжного магазина Kramer Books в районе Дюпон-Серкл. К тому времени Бет уже ушла из сферы банковских услуг и работала в какой-то негосударственной фирме. Но удивительно стильное черно-белое пальто придавало ей вид элегантной дамы, ведущей международные финансовые дела. В свои сорок семь, после почти двадцати четырех лет работы в банковском бизнесе, Кролл (это выдуманная мною фамилия) еще не могла вполне примириться с прошлой жизнью. Она ненавидела все, с чем ей довелось столкнуться. Было заметно, как Бет нервничала, и, решившись все-таки рассказать обо всех пережитых ею ужасах, она наотрез отказалась раскрывать подробности о своих клиентах, поскольку когда-то приняла должностную присягу сохранять их тайны. Кроме того, ей не хотелось разрушать те дружеские отношения, сложившиеся за годы ее работы в банках. Поэтому во время нашей беседы, стараясь не сказать лишнего, она очень осторожно подбирала слова.

Последним местом работы Кролл в сфере частного банкинга были Багамы. Этот архипелаг с населением более трехсот тысяч человек стал важным офшорным центром еще со времен расцвета американской организованной преступности, то есть с первых десятилетий ХХ века. Несколькими месяцами ранее моего знакомства с Кролл, я таким же образом расспрашивал одного человека, прекрасно осведомленного в тонкостях ведения дел на Каймановых островах; мой собеседник порекомендовал мне хорошо подумать о личной безопасности, если я собираюсь «задавать подобные же вопросы о Багамах». Рассказанное Кролл подтвердило серьезность этого дружеского совета: она обмолвилась, что с ней может случиться всякое, если она вернется на Багамы, поскольку в какой-то степени все-таки нарушила кодекс молчания, принятый в той среде.

«Не хочу кормить рыб.», – сказала она без улыбки. Самый большой страх у нее вызывало именно то, что, собственно, и когда-то и послужило причиной ее негодования: слишком многие ее клиенты, финансовые дела которых она вела, были влиятельными, а некоторые даже очень могущественными, лицами в своих странах. Бет знала обстоятельства некоторых ситуаций, в которых были замешаны «люди, играющие ведущие роли в мировой политике».

Багамы славятся своим праздником Джанкану – веселыми рождественскими шествиями и связанными с ними фестивалями, представляющими смесь латиноамериканских и карибских карнавальных традиций; на багамских сайтах Джанкану рекламируется как «величайшее культурное явление не только Багамских островов, но и всего мира». Кролл увлеклась этим местным праздником и, идя наперекор сложившимся нормам поведения иностранных банковских работников, принимала в карнавальных шествиях самое непосредственное участие. Естественно, ей становилось больно от одной мысли, что ее друзья-багамцы из карнавальной группы – не говоря уже о многих других оставшихся у нее в Нассау близких людях – могли бы расценить ее критику офшорного бизнеса на их родине как «антибагамское настроение». В то время, когда мы договаривались с Бет о встрече, она набиралась решимости сообщить всем друзьям, что вряд ли когда-нибудь сможет вернуться к ним на Багамы. В ее жизни происходила настоящая переоценка ценностей офшорного мира, в котором она сумела сделать хорошую карьеру. По всем правилам той среды (а они весьма просты – добродетельны те, кто соблюдает тайну; все благо, что приносит деньги) Кролл, нарушив обет молчания, оказывалась либо сентиментальной дурой, либо предателем.