Мама!!! - Анастасия Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чай с заваркой только рано утром пьем, потом – без, только с медом. Заварка – это вредно. Плохо действует на голову. Особенно деткам. – Викина мама встала из-за стола. Саша думала, что она еще пирожок хочет достать, но та, наоборот, убрала кастрюлю с пирожками в шкафчик и вышла, крикнув на ходу:
– Доедайте, сейчас будем фотоальбом смотреть.
Фотографии разглядывать Саша очень любила, особенно старые. Ей нравилось смотреть, как люди раньше жили, во что одевались. Она всегда спрашивала, кто на фото, как зовут, где жил, до скольких лет дожил. Но смотреть фотоальбом у Вики Иващенко она совсем не хотела – как-то до жути у них тут скучно и серо. Вроде даже лампочки горят и на улице светло, а в комнатах полумрак. И зачем она только пришла? Один раз, кстати, во дворе неподалеку отсюда парни к кошке веревку привязали и опустили ее в ведро с краской. Саша с тех пор всегда думала, где же те сволочи жили, в каком доме, в какой квартире, что у них было в комнате. Теперь поняла – вот так они, наверное, жили. У Вики дома мрачно, будто здесь кошек давят. Господи, уйти бы отсюда. Викина мама очень хорошая, она красивая и работает бухгалтером. Викин папа был пожарным, он храбрый и один раз сильно обгорел, пока спасал чью-то бабушку. С тех пор он не ездит на пожары, а тренирует молодых. Они оба хорошие и красивые, но почему у них дома так тоскливо?
Свой пирожок, если это можно было так назвать, Саша еще за два раза всё-таки съела, и они прошли в залу. Там было всё то же, только вместо шкафа в стене стоял большой лакированный шкаф с тремя створками и в углу на столике с растопыренными острыми ножками – телевизор. Черно-белый «Горизонт», как у Саши. На окне висели такие же занавески. Кажется, и тюль такой же, как в комнате у Вики. Диван был так же сложен и застелен покрывалом. Вроде бы таким же. На полу тоже лежала узкая дорожка. Цветок! На подоконнике вместо аквариума стоял горшок с алоэ. Да еще слева от двустворчатых, со вставками из дребезжащего стекла, дверей стоял стул. Печки нигде не было. Зачем же им дрова? Всё было стерильно. Вот оно слово – стерильность. Саша помнит его еще с садика, когда ходила с Ирой в «анатомку» на лекции. У них иногда лежали пакеты с инструментами, Ира показывала на них и говорила: «Осторожно, стерильно!»
Так же было в операционной, где Саше, совсем маленькой, удаляли аденоиды. От такой стерильности всегда страшно – кажется, сейчас начнут резать.
Викина мама вряд ли бы ее зарезала. Она улыбнулась, достала из шкафа большой, в желтой парчовой обивке, фотоальбом и села на диван. Жаль, Саша не успела подсмотреть, что у них в шкафу.
Они уселись, мама в середине, чтобы обеим было лучше видно. Мама показывала чьих-то дальних родственников, первые фотографии еще с царских времен: женщины в черных чепчиках, толстенные старики с огромными бородами. Потом группа подтянутых мужчин на лесопилке, учительница в белоснежном фартуке и платке у доски. Все тоже стерильные, ничего на них лишнего, лица собраны, вокруг пусто и голо. И бывают же такие семьи, думала Саша, чувствуя, что ей всё больше становится не по себе. А Викина мама листала альбом. Вот сидит за партой вылитая Вика, стопка учебников выровнена по правому краю парты, руки аккуратно сложены, волосы убраны в тугие «каральки», пробор идеальный, волосок к волоску.
– А это я. Всегда хорошо училась в школе. На одни четверки и пятерки!
Потомственные ударницы. Саша заерзала. Надо бы уйти, но неудобно. Она сидела и смотрела. В альбоме уже появились детские фотографии самой Вики. Даже маленькая и в ползунках она выглядела хорошисткой.
Этот альбом закончился, под ним оказался другой, такой же толстый и парчовый, только зеленый.
– А здесь наши фотографии из отпусков. – Викина мама открыла альбом и уже принялась объяснять первый снимок, где на фоне старинного паровоза стояла навытяжку вся их семья с еще маленькой Викой, как в дверь нетерпеливо постучали. Мама аккуратно прикрыла альбом и пошла в прихожую.
– Здрасьте, а Саша у вас?
Анька! Это же Анька! Саша ринулась в коридор.
– Привет! Привет! Вы уже проголосовали?
Анька довольно хохотала:
– Да, за Ельцина!
Саша была ей так рада, так спешила одеться, что не стала Аньку поправлять, ведь выбирали не Ельцина сейчас, его и не было в бюллетене. Анька, дорогая и любимая Анька! Если бы она именно в эту минуту не пришла, Саша бы точно умерла здесь от тоски и стерильного воздуха. Она быстро собралась и только сейчас поглядела на Вику – та стояла в дверях родительской комнаты и смотрела на всех с едва пробивающимся сквозь сонливое равнодушие сожалением. Да, Вика, Саша понимает, как тебе дома тоскливо. Но сидеть здесь с тобой не готова. Она сказала Викиной маме – а как ее вообще зовут? – «спасибо» и выбежала первая. Анька зачем-то спросила Вику, не пойдет ли она с ними гулять. Ну вот еще! Саша расстроилась. Вика как будто даже шагнула вперед одеться, но мама ее остановила:
– Вика уже сегодня нагулялась, вон сколько после обеда гуляла.
Саша даже закашлялась. Сколько же они погуляли? Минут десять-пятнадцать? Бедная Вика.
Она помахала ей с лестничной площадки и крикнула: «Ну, пока!» – потом вдруг вспомнила про печку и в почти закрытую дверь спросила:
– Извините, а где у вас печка?
Викина мама открыла дверь пошире, удивленно посмотрела на Сашу, задумалась. Наконец сообразила:
– Ааа, это? – показала она через плечо на дрова. – Это мы бабушке собираем. Викина бабушка живет в своем доме за детским садиком. Мы, если где видим деревяшки, подбираем, копим, потом ей уносим. А у нас печки нет, на первом этаже печка, соседи топят – нам тепло.
Саша кивнула: мол, понятно, и они с Анькой даже не сбежали, а как будто скатились вниз – так спешили. На улице Саша забежала
