Та ещё штучка (СИ) - Риз Екатерина

- Но именно сейчас вы предлагаете от неё избавиться.

- Если она вам интересна.

- Какой-то глупый разговор, - пожаловалась я. – Я не привыкла обсуждать чью-то жизнь. Почему бы нам с Кристиной не встретиться лично?

Филипп понимающе усмехнулся.

- А почему вы не спрашиваете, что хочу я?

Я вздохнула напоказ.

- Зачем? Я и так прекрасно знаю. Все хотят одного и того же.

- Для чего вы едете в Москву?

Я головой качнула.

- Я никуда не еду. Я здесь сижу. Сомневаюсь, что вы меня вовремя на вокзал доставите.

- Я лишь хочу восстановить справедливость.

- Странное желание, - усмехнулась я. – Справедливость для всех разная. Я вот тоже за справедливость, и, поверьте, Филипп, моя справедливость вам совсем не понравится.

- Значит, мы зашли в тупик.

- По всей видимости.

Рудаковский прошелся по просторной гостиной. Я наблюдала за ним с осторожностью. А он взял и спросил:

- Расскажете мне про нашего московского гостя?

- Про Филатова?

Филипп кивнул. Я пыталась соображать, как можно быстрее, мысленно наощупь отыскивать все подводные камни. Но продумать наперед все мысли, слова и действия незнакомого человека, было практически невозможно.

- А что мне про него нужно рассказать? Всё, что я о нем знаю, это то, что у него своя адвокатская фирма в столице.

- А я про него знаю то, что он никогда не ввязывается в пустые, невыгодные споры. Иван Олегович всегда в гуще событий. Значит, и в этот раз уверен в исходе дела.

Я пожала плечами.

- Наверное, вам нужно было пригласить на разговор его.

- К сожалению, мне нечем его заинтересовать. Хотя, так было до недавнего времени. Теперь вы у меня в гостях. Думаю, это привлечет его внимание.

- Филипп, хочу вас огорчить, но мне совсем нечем вас порадовать. Я приехала только из-за Кристины. Мы с ней обе оказались в крайне невыгодном положении из-за ваших мужских игр. Мне просто хочется помочь девочке.

- И ради неё вы готовы рискнуть собой?

Я помолчала, затем осторожно проговорила:

- В конце концов, я перед ней в долгу. Наверное, в неоплатном. Вы можете сказать мне, где она?

- Здесь, - спокойно произнес Рудаковский.

- В доме?

Он кивнул. Я обдумала его слова, а после неуверенно усмехнулась.

- И в качестве кого она здесь находится?

- Какая вам разница, Сима? Девчонка жива и здорова. И за все эти годы я не слышал от неё ни слова жалобы.

Я снова обдумывала его слова, потом кивнула.

- Наверное, это хорошо. Я рада это слышать.

- Кем она приходилась вашему мужу? Кристина вечно путается, когда я её спрашиваю.

- Какой-то дальней родственницей. Кажется, троюродной сестрой. Я могу её увидеть?

Рудаковский снова расхаживал по гостиной, топтал своими ногами персидский ковер.

- Я пригласил вас не для того, чтобы устраивать родственную встречу.

- Знаю. Вы пригласили меня для того, чтобы пошантажировать. Но мне нечего вам дать, Филипп. – Я развела руками. – У меня ничего нет.

- Возможно, сейчас нет. Но может скоро появиться.

Я насторожилась, но продолжала удерживать на лице непонимающую улыбку.

- Что вы имеете в виду?

- Вы же о чем-то договорились с Соболевским. Он далеко не альтруист и не борец за семейные ценности, которым так хочет показаться. Мы с вами отлично знаем, чего он хочет. От чего его алчные ручонки начинают мелко трястись, разве нет? Он хочет заполучить мои драгоценности. Которые принадлежат мне, по законному праву. Это наследство моего отца.

- Ваш отец такой же вор, - выпалила я. – Как Соболевский и мой муж. Никто из вас на них права не имеет.

- А вы имеете?

- Нет, - честно ответила я. – Я хочу от них избавиться.

Рудаковский широко улыбнулся.

- Я могу вам помочь в этом.

- Не сомневаюсь, - пробормотала я в сторону.

- А вы отчаянная женщина, Серафима Михайловна. Другая бы на вашем месте испугалась, давно бы все отдала, и жила спокойно.

- Очень сомневаюсь, что мне дали бы жить спокойно. Появилось бы много желающих выяснить, всё ли я отдала. Я посчитала, что куда правильнее исчезнуть.

- Прятаться вечно невозможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Филипп, давайте уже придем к какому-то решению, - не выдержала я в конце концов. – Я хочу встретиться с Кристиной.

- Я об этом подумаю.

- Подумаете? – удивилась я.

Рудаковский спокойно кивнул.

- А что вы предлагаете делать мне, пока вы будете думать?

- Отдохнуть. Вас проводят, даже предложат ещё чай.

Я с дивана поднялась, чувствовала, как меня душит возмущение и беспокойство. Как раз беспокойство становилось всё настойчивее и настойчивее, вылезая на первый план.

- Ненавижу зеленый чай, - проговорила я.

- Зря. Полезная штука, - посмеялся надо мной хозяин дома. А в дверях показался мужчина, который сопровождал меня в дороге. Он появился так неожиданно и быстро, что я невольно заподозрила, что всё время нашего с Рудаковским разговора, он стоял за дверью. Подслушивал или выполнял приказ, не знаю, но, по всей видимости, всё слышал. Меня взяли за локоть, и повели по коридору вглубь дома.

Конечно, Рудаковский – это не Соболевский. Мне не предложили для ожидания светлую, удобную комнату с видом на сад в цветах. Мы спустились по узкой лестнице на цокольный этаж, и через минуту я оказалась в душной комнатенке без окон. Узкая койка, комод в углу, круглый половик на полу, горящий светильник на стене, а под потолком шумящая вентиляция. Ну, хотя бы, сюда поступает воздух. Наверное. Я прошла в комнату и присела на заправленную по-спартански кровать. Больше было некуда. Глянула на своего сопровождающего, а он попросту закрыл дверь комнаты. В замке повернулся ключ. Я в тоске оглядела комнату, затем повалилась на тощую подушку. Руки на груди сложила. Складывалось четкое ощущение, что я оказалась в ловушке.

Хотя, какое тут может быть ощущение? Если я под замком в комнате без окон?

Представляю, как Иван разозлится, когда узнает, что я так сглупила.

Не знаю, сколько прошло времени, наверное, достаточно много, потому что я окончательно извелась. Делать было совершенно нечего, отвлечься не на что, можно было только лежать в тишине и изводить себя беспокойными мыслями. Я раз за разом спрашивала себя: что Рудаковский может со мной сделать? Ну, не убьет же, в конце концов. К чему ему это, правда? Но для чего-то я ему нужна. Наверное, он попробует подороже меня продать. Он знает, что мы собирались ехать в Москву, но про ключ и банковскую ячейку он мне ни единого вопроса не задал. По всей видимости, ему такие детали неизвестны. Но настолько ли это хорошо, что мне можно с облегчением выдохнуть, это мне неведомо.

Потом мне принесли ужин. Тот же самый мужчина открыл дверь, я, признаться, напряглась, когда ключ в замке повернулся, но он вошел с подносом в руках. Молча поставил его на комод и вышел. Я следила напряженным взглядом за его передвижениями. А когда он вышел, с кровати поднялась, взяла стакан с водой. В стакане плавал кусочек лимона. Подумать только, какая забота.

Я снова присела на кровать, пила маленькими глотками. Когда дверь снова открылась, я в первый момент даже головы не повернула. Но человек вошел и замер рядом с дверью. Я кинула в сторону взгляд.

- Филипп сказал, что мне нужно с тобой поговорить.

Я смотрела на Кристину во все глаза. Мой взгляд буквально ощупывал её по-прежнему хрупкую фигурку. Передо мной стояла девушка с фотографии. Не та молоденькая девочка, которой я Кристину помнила, а молодая женщина с фотографии, которой Рудаковский заманил меня к себе в дом. Кристина была по-прежнему светлой, хрупкой, казалась юной, те же длинные светлые волосы, правда, сейчас убранные в скромную прическу, а не распущенные по плечам. Она стала красивой молодой женщиной, вот только её взгляд, всё тот же, смущённо-испуганный, совсем не изменился. Она даже смотреть на меня долго не могла, отводила глаза в сторону, будто боялась меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Кристина. – Я с кровати вскочила, поставила стакан на комод, а сама кинулась к девушке. Подошла, взяла её за руки, очень осторожно. Услышала, как ключ в двери за её спиной снова повернулся. Значит, за дверью кто-то есть, слушают. Я сжала её руки, потом рискнула обнять. – Я так рада тебя видеть, - совершенно искренне призналась я. – Так рада, что ты жива.