Злая ласка звездной руки (сборник) - Сергей Синякин

Возвращался генерал Сергеев по той же аллее, которой он шел к Крымову. На деревьях каркало воронье, еще переживающее очередную схватку с кремлевскими охранниками, в которой была зафиксирована уже неизменная ничья. Чувствовал себя Сергеев отвратительно. У него даже уши горели, хотя уличивший его в воровсте сановник недвусмысленно дал понять, что был бы не против оказаться в числе людей, которые пять миллионов станут делить. Более всего генерал был зол на систему, которая заставляла его жить по скотским законам. Он даже немного завидовал Грошеву, который нашел мужество выстрелить себе в голову. Александр Яковлевич слишком любил жизнь, чтобы отважиться на подобный поступок. И все-таки он чувствовал собственную неполноценность. Чего греха таить, дерьмом себя чувствовал генерал Сергеев! Не зря же на него даже вороны гадить не хотели…

12. ЦАРИЦЫН,

Утром в номер Кунжакова позвонила горничная. Девушка была лет двадцати, прелестное такое создание с вертлявенькой походкой и кокетливо стреляющими глазками. Она была, конечно, не из тех, чьи родители в милиции высокие посты занимают. Кто бы разрешил ей ночью рядом с командированными мужиками находиться. Будь у Кунжакова дочка, он бы ни в жизнь не позволил ей работать в подобном месте, особенно по ночам. Совратят ведь эти похотливые козлы, непременно совратят. В другое время и сам Андрей Николаевич не преминул бы пофлиртовать с хорошенькой девицей, которая, судя по ее взглядам, неплохо знала жизнь. Но после бессонной ночи ему даже разговаривать не хотелось.

— Вас к телефону, — сказала горничная, с любопытством оглядывая голого по пояс Кунжакова. — Сказали, что из отдела кадров УВД.

Оте-нате, хрен из-под кровати! Это кому же в кадрах понадобился сельский мент, о котором и не слышал никто, кроме инспектора кадров, да и тот скорее всего фамилию Кунжакова вспоминал, когда личное дело его по необходимости листал, когда принимал дела от ушедшего на пенсию предшественника?

Кое о чем Кунжаков, впрочем, догадывался. Кончилась его командировка в фантастический мир. Судя по утру, вчера в Михайловке что-то произошло. По простоте своей Кунжаков полагал, что подогнали товарняки, загрузили в них жителей городка и повезли их скопом в какой-нибудь специально освобожденный от зеков лагерь. На всякий случай, чтобы и в самом деле зараза по стране не распространилась. А это означало, что старший лейтенант Кунжаков автоматически становился нежелательным свидетелем произошедшего. А происходило то, что в демократические нынешние времена иначе, как произволом, и назвать трудно было. Времена уже пятнадцать лет стояли смутные. Разве можно было представить, чтобы член ЦК или кандидат в Политбюро за подозреваемого в убийстве человека правовые гарантии давал? А нынешним раз плюнуть, они даже поручительства за убийц давали, и никто их к ответу не требовал. Помнится, однажды вся Дума встала на защиту поэтессочки, которая с наркотой попалась. Не могла, мол, она этого сделать, не такой она человек, чтобы свой дар наркотиками губить! А поэтессочка возьми и загнись от передозировки! Вот был скандал на весь крещеный мир! А с депутатов как с гуся вода — даже и не отряхнулись. Но рядовой мужик за свои проступки как при советской власти сидел, так и при демократах ему давали на полную катушку.

Но если говорить лично о нем, старшем лейтенанте милиции Кунжакове Андрее Николаевиче, то он свою участь видел в довольно розовом свете. Ну вызовут его в кадры, ну подписку о неразглашении возьмут. Мало ли он этих подписок давал? И вернется он к своему прежнему месту службы, а события, происходившие этим летом у города Михайловка, постепенно сотрутся из его памяти, и лет через десять — двадцать вообще даже самому будет трудно понять, где правда, а где вымысел.

Человек, вызывавший Кунжакова к телефону, оказался начальником отдела кадров подполковником Барановым. Старший лейтенант видел его пару раз, когда Баранов приезжал в Кумылгу, так как был назначен куратором подтелковской милиции. Честно говоря, Баранов Кунжакову не понравился — высокомерен был он, истинный барин, через губу лишний раз не плюнет. И, на всех он смотрел с некоторым превосходством. Видно было, что подполковник всех людей раз и навсегда поделил на руководителей масс и рабочее быдло. Себя он, разумеется, к быдлу не относил.

— Кунжаков? — с ходу спросил он. — Через час жду тебя в отделе кадров. Пропуск на тебя уже заказан. Все.

Ошарашенно послушав гудки в трубке, старший лейтенант тихонечко чертыхнулся. Но что же делать, приказы начальства не обсуждаются. Уставы этого делать не разрешают. Даже если приказ дурацкий, а начальство дерьмовое. Как же! Единоначалие!

Чтобы не растерять душевного равновесия, Кунжаков подмигнул горничной и даже усмехнулся. Улыбка получилась кривой — ухмылка саркастическая, а не улыбка.

Вернувшись, он неторопливо оделся. Носки, которые Кунжаков с вечера простирнул и вывесил на батарею, высохли, а вот воротник у рубашки удручал старшего лейтенанта грязной полоской на сгибе. Ну и хрен с ними, в конце концов, Кунжаков к ним не рвался — сами вызвали! А чего они еще хотели от человека, который больше месяца живет в полевых условиях, оторванным от домашних пирожков и домашнего же уюта?

Из гостиницы он выходил с чувством человека, который никогда сюда больше не вернется.

День был солнечным и за двадцать пять минут Кунжаков добрался до цирка, рядом с которым располагалось здание управления внутренних дел. Городские остряки иной раз шутили, что два цирка для одной улицы — это слишком много.

Времени подполковник Баранов ему дал с избытком, поэтому старший лейтенант Кунжаков прогулялся по парку, зашел в кафе и неожиданно для себя выпил кружечку пива. Какого черта! В конце концов, он командированный, а не местный. А если и сделают замечание, всегда можно сослаться на вчерашнюю встречу с друзьями. Мол, нашли, пришли в номер, как отказаться было?

В одиннадцать часов он уже был на входе.

Сержант посмотрел его удостоверение, сделал отметку в книге и возвратил удостоверение Кунжакову. Раньше вход а УВД был свободным — показал удостоверение и иди на любой этаж. Потом, со сменой очередного начальника, сначала начали проставлять в удостоверения звездочки тем, кто имел в него беспрепятственный проход, а потом и еще одну — для тех, кому разрешено было посещать здание управления в любое время суток. По две звездочки даже начальники Кунжакова не имели, им только по одной и полагалось, да и то не всем. Кунжаков должен был проходить в управление на общих основаниях. Хорошо еще паспорта не требовали!