Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг

Дэнни Дузен подавал мяч в дневной из двух назначенных на тот день игр, но мир «Титанов» уже провалился к чертям, только мы еще об этом не знали. За исключением Джо Дипунно. Когда стемнело, мы убедились, что вчистую прогадили сезон, потому что наши первые двадцать две игры наверняка вычеркнут из истории бейсбола вместе с любым упоминанием о Билли «Блокаде» Блейкли.

Я немного опоздал из-за пробок, но подумал, что это не важно, поскольку всю неразбериху с формой уже уладили. Почти все ребята были на месте, кто-то переодевался, кто-то играл в покер или просто сидел, травя байки и покуривая. Дузен и Билли устроились на складных стульях в углу рядом с автоматом с сигаретами. Парень уже успел надеть форменные штаны, а Дузен был в одних трусах – зрелище не из приятных. Я подошел взять пачку «Винстона» и прислушался. Говорил в основном Дэнни.

– Этот гребаный Вендерс ненавидит меня, – говорит он.

– Ненавидит тебя, – повторяет парень, а потом добавляет: – Гребаный Вендерс.

– Вот именно. Думаешь, он хочет стоять за базой, когда я одержу двухсотую победу?

– А разве нет? – удивляется парень.

– А вот хрен! Но сегодня я вырву двухсотую ему назло. А ты мне поможешь, Билл. Да?

– Да. Конечно. Билл поможет.

– Он будет ставить мне палки в колеса, как последний гад.

– Да ну? Ставить палки в колеса, как гад…

– Говорю тебе, будет. Так что ты отрабатывай по-быстрому.

– По-быстрому.

– Ты мой талисман, Билли-бой.

И парень отзывается, серьезно, как священник на пышных похоронах:

– Я твой талисман.

– Ну да. А теперь слушай…

Слушать их было смешно и в то же время жутковато. Ду прямо-таки весь напрягся – подался вперед, глаза блестят. Он же был бойцом, понимаете? Он хотел выиграть, как Боб Гибсон. И, как Гибби, ради победы он мог пойти на все, лишь бы вышло шито-крыто. А парень это хлебал полной ложкой.

Я чуть было не открыл рот, потому что мне хотелось разорвать эту связь между ними. Вот сейчас вам это рассказываю и думаю, что тогда у меня в подсознании картинка сложилась почти целиком. Может, все это и ерунда, но мне так не кажется.

Но я оставил их в покое, просто забрал свое курево и ушел. Черт, да если бы я хоть слово сказал, Ду все равно бы рявкнул, чтобы я заткнулся. Он не любил, когда его перебивали во время разговора, и даже если бы в любой другой день я бы ему этого не спустил, лучше было не трогать его, когда он готовился выйти на исходную перед сорока тысячами зрителей, из чьих денег ему платят зарплату.

Я направился в офис к Джо, чтобы забрать заявочную карточку, но дверь оказалась запертой, а жалюзи опущенными – и это в игровой день. Однако жалюзи не были сомкнуты, так что я заглянул внутрь сквозь щелочку. Одной рукой Джо прижимал к уху телефонную трубку, а другой закрывал глаза. Я постучал в стекло. Он так резко дернулся, что чуть не свалился со стула, и оглянулся. Говорят, что в бейсболе нет места слезам, но он плакал, точно плакал. Я видел его таким в первый и последний раз в жизни. Лицо у него было бледное, волосы всклокочены. Точнее, то, что от них осталось.

Он махнул рукой и снова принялся говорить по телефону. Я пошел через раздевалку в тренерскую, которая на самом деле использовалась под склад инвентаря. На полпути я остановился. Большое совещание питчера и кетчера закончилось, и парень натягивал форменный свитер, тот самый, с большим синим числом 19. И я снова заметил у него лейкопластырь на указательном пальце правой руки.

Я подошел к Билли и положил руку ему на плечо. Он улыбнулся. Улыбался он редко, но улыбка у него была очень приятная.

– Привет, Грэнни, – говорит он.

Однако улыбка начала сползать с его лица, когда он увидел, что я не улыбнулся в ответ.

– Готов к бою? – спрашиваю я.

– Конечно.

– Это хорошо. Но хочу тебе кое-что сказать, прежде чем ты выйдешь на поле. Ду – чертовски классный питчер, но как человек он не поднялся выше третьей лиги. Он переступит через труп своей бабушки, чтобы добиться победы, а ты значишь для него куда меньше, чем бабушка.

– Я его талисман! – негодующе вспыхивает он.

– Может, и так, – отвечаю я, – но сейчас я не об этом. Случается, перед игрой слишком заводишься. Чуть на взводе – это хорошо, но когда слишком – можно наворотить черт знает чего.

– Я не понимаю.

– Если ты лопнешь и сдуешься, как дырявая шина, Ду просто найдет себе другой, совершенно новый талисман.

– Что ты такое говоришь! Мы с ним друзья!

– Я тоже твой друг. И, что куда важнее, один из тренеров твоей команды. Я отвечаю за то, чтобы у тебя все шло хорошо, поэтому говорю как захочу, к тому же с новичком. А ты меня слушай. Слушаешь?

– Слушаю.

Слушать-то он слушал, но в глаза мне не смотрел, а уставился в пол. На его гладких мальчишеских щеках выступил густой румянец.

– Я не знаю, что у тебя там под пластырем, да и знать не желаю. Знаю лишь, что заметил это, когда ты играл за нас первую встречу и кое-кто получил травму. Потом я этого не видел, и не хочу видеть сегодня. Потому что если ты попадешься, то все повесят на тебя, даже если Ду и подбил тебя на этот фокус.

– Я просто порезался, – отвечает он, как-то сразу замкнувшись в себе.

– Понятно. Порезался, когда брил костяшки пальцев. Но когда выйдешь на поле, чтобы я этого пластыря у тебя на пальце не видел. Это в твоих же интересах.

Сказал бы я это, если бы не видел Джо рыдающим? Хочется в это верить. И верить в то, что я старался ради игры, которую любил тогда и люблю теперь. Виртуальный боулинг ей в подметки не годится.

Я ушел прежде, чем он сумел ответить. И не оглянулся. Отчасти потому, что не хотел видеть, что у него там под пластырем, но в первую очередь потому, что Джо стоял у открытой двери своего офиса и делал мне знаки. Не поручусь, что седины у него в волосах прибавилось, но и не поручусь в обратном.

Я зашел к нему в офис и закрыл дверь. В голову лезли мысли одна ужаснее другой. Что неудивительно, если вспомнить его лицо.

– Господи, Джо, что-то с женой? Или с детьми? Что-то стряслось с детьми?

Он вздрогнул и моргнул, как будто я хлопнул у него над ухом бумажный пакет.

– С Джесси и детьми все в порядке. Но, Джордж… о господи. Поверить не могу. Вот ведь хрень какая.

Он закрыл лицо руками и издал какой-то звук. Не рыдание, а смешок. Самый жуткий, черт возьми, смешок, какой мне доводилось слышать.

– В чем дело? Кто тебе звонил?

– Надо подумать, – ответил он, но обращался не ко мне, а к самому себе. – Надо решить, что делать…

Он оторвал руки от лица и стал снова похож на себя.

– Сегодня ты менеджером, Грэнни.

– Я? Я не могу быть менеджером! Ду здесь все разнесет к чертовой матери! Он снова идет на двухсотую, и…

– Все это уже не важно, ты что, не видишь? Сейчас не до этого.

– Что?..

– Так, заткнись и составляй заявочную карточку. А этот парень… – Он задумался, потом покачал головой. – Черт, да пусть играет, почему бы и нет? Поставь его пятым бэттером. Я и сам собирался это сделать.

– Конечно, он будет играть, – сказал я. – Кто же еще станет принимать подачи Дэнни?

– Да пошел этот Дэнни Дузен куда подальше! – рявкнул он.

– Кэп… Джои… Скажи, что случилось.

– Нет, – отрезал он. – Сначала надо все обдумать. Что я скажу ребятам. Да еще и репортерам! – Он с силой хлопнул себя по лбу, словно только что об этом вспомнил. – Этим зажравшимся, разжиревшим козлам! Вот черт! – Потом снова самому себе: – Ладно, пусть ребята отыграют. Они это заслужили. Может, и парень тоже. Черт подери, а вдруг он выбьет полный набор! – Он снова хохотнул, после чего заставил себя замолчать.

– Не понимаю.

– Поймешь. Ладно, вали отсюда. Заявляй кого захочешь. Хоть ставь игроков наугад. Это не имеет значения. Только убедись в том, что уведомил главу судейской бригады, что сегодня главный ты. По-моему, бригадиром у них Вендерс.

Я как во сне прошел по коридору в судейскую и сказал Вендерсу, что сегодня я заявляю состав и выступаю менеджером команды со своего места на третьей базе. Он спросил, что случилось с Джо, а я ответил, что тот приболел. Это еще мягко сказано.

Это стало моей первой игрой, где я выступал менеджером, пока не перешел в «Окленд атлетикс» в 1963 году. Игра выдалась короткой, потому что, как вам известно, если вы покопались в истории, Хай Вендерс удалил меня с поля в шестом иннинге. Да я не очень-то хорошо ее помню. В голове вертелось столько всего, что я был как во сне. Но у меня хватило здравого смысла сделать одно – осмотреть правую руку парня до того, как он вышел на поле. На указательном пальце у него не было ни пластыря, ни пореза. Однако мне даже не полегчало. Я видел перед собой красные глаза и перекошенный рот Джо Дипунно.

Для Дэнни Ду эта встреча стала его последней удачной игрой, и он так и не набрал двести побед. Он попытался вернуться в спорт в 1958 году, но безуспешно. Он утверждал, что у него перестало двоиться в глазах. Может, так оно и было, но он едва мог кинуть мяч в сторону базы. Дэнни не удалось попасть в Зал славы. Джо оказался кругом прав: тот парень и вправду высасывал удачу. Прямо как колдун какой-то.