Год в Касабланке - Тахир Шах

Последующие три часа велись переговоры, к концу которых я стал намного беднее, но зато обеспечил себе достаточное количество первосортных кедровых досок для постройки библиотеки. Инвалид пообещал доставить доски в Дар Калифа сразу же, как только выдастся такая возможность. Он пожал мою руку остатками своей правой кисти, широко улыбнулся и исчез в ночи.

Утром на обратном пути в Мекнес мы проезжали мимо поставленных на обочине дороги рядов с прилавками, с которых торговала армия мальчишек. Подростки продавали авокадо и хамелеонов, букеты роз и красные керамические горшки. Вокруг на многие километры не было ни деревень, ни домов. Я удивился, каким образом мальчишки добрались сюда и почему они выбрали для своей торговли такое отдаленное место. Мы не планировали останавливаться. Но когда я увидел, как жестоко мальчишки обращаются с хамелеонами, держа их за хвосты, я приказал Камалю затормозить и послал его купить всех ящериц — двадцать штук разного размера. Они обошлись мне в пятьсот дирхамов, около тридцати фунтов стерлингов. Это был грабеж среди бела дня.

Через несколько километров после этого базара дорога снова опустела, по обе ее стороны росли лишь кусты и эвкалипты. Солнце светило так ярко, что Камалю пришлось на ходу прикрывать глаза рукой. По его словам, он не помнил такого солнечного дня. Дорога повернула влево, потом вправо и выровнялась, когда пошла прямо на север. Впервые за долгое время можно было полюбоваться пейзажем.

В тени ели у самого горизонта стоял человек: сгорбленный ветхий старик, одетый в джеллабу с капюшоном. Я первым заметил его.

— Давай подвезем его, а заодно и выпустим ящериц, — предложил я.

— С этими людьми всегда жди проблем, — сказал Камаль.

— А как же милосердие? Прошу тебя, остановись.

Камаль плавно нажал на тормоза, и мы медленно, неуклюже остановились. Старик подошел к нам, хромая. На спине у него был рюкзак. Я поздоровался с ним и сказал, чтобы он садился в машину. Он пробормотал слова благодарности. Пока старик усаживался, мы вышли, чтобы выпустить хамелеонов. Через секунду мы услышали звук включившегося двигателя. Я обернулся и увидел, что джип уезжает. Этот миг я никогда не забуду. Мы бросили ящериц и побежали по дороге, выкрикивая проклятья.

Но бежать было бесполезно, машина уехала.

— Вот гадина! — воскликнул я.

— Аллах, помоги ему врезаться в дерево, — взмолился Камаль.

— Не говори так, я не хочу, чтобы машина разбилась.

— Вы ее больше не увидите, — сказал Камаль. — К вечеру ее разберут в Мекнесе и продадут на запчасти.

Мы сидели на обочине, не веря тому, что с нами случилось, и ждали, сами не зная чего. Камаль не говорил ничего вслух, но я чувствовал, что в душе он проклинает меня за покупку этих ящериц. Ведь все случилось из-за них.

— Бедные ящерицы, бедный старик, — сказал я, как бы извиняясь.

— К черту ящериц, и чтоб этот негодяй издох. И никакой он не старик. Он только притворялся старым. Он — вор.

Через пятнадцать минут мы услышали звук автомобиля, приближавшегося к нам со стороны Мекнеса. Дорога была настолько прямой, что мы увидели машину задолго до того, как она доехала до нас. Автомобиль несся очень быстро, солнечный свет отражался от крыши. Я прикрыл глаза обеими руками.

— Похоже, это — джип.

Камаль вгляделся вдаль.

— Точно, это — наш джип.

— Неужели возвращается, чтобы отобрать у нас последние рубашки?

— Позвольте мне поговорить с ним, — сказал Камаль.

Он поднял с земли камень с острыми краями и побежал в сторону остановившейся машины.

— Не бей его!

— Еще как побью!

Вор успел открыть водительскую дверцу до того, как Камаль подбежал к нему с камнем в руке. Он прокричал что-то по-арабски. Мне показалось, что незнакомец просил пощады. Камаль был вне себя от гнева. Я видел его таким и прежде. В подобные моменты он был способен на убийство. Вор прокричал что-то снова, вылез из машины и распростерся на земле. Я не понимал, что происходит. Он умолял, повторяя одни и те же слова снова и снова.

— Что он говорит?

Камаль не ответил. Он откинул камень в сторону. Было видно, что он растроган, от гнева не осталось и следа.

— Что этот тип говорит? Почему он вернулся?

Человек явно молил о милости.

— Аллах акбар! Велик Аллах! — сказал Камаль.

— Что?

— Я не могу в это поверить…

— Да в чем дело?

— Он говорит, что вернул нам машину потому, что…

— Ну?..

— Потому что если бы он так не поступил, то впредь никто бы никогда не остановился, чтобы помочь старому человеку.

В Дар Калифа приступили к сооружению фонтана. Из Феса прибыл грузовик с корзинами квадратной керамической плитки. Плитка была синей и белой, красной и зеленой, желтой и бирюзовой, оранжевой и черной. Двое зеллиджи, резчиков плитки, сложили ее на мягкие, набитые хлопком подушки. Оба были спокойны и сосредоточенны. Подобные им люди способны провести вечность в размышлениях. Подмастерье вынес первую корзину с плиткой во двор и начал размечать плитку по формам мозаики. Для этого он использовал острую бамбуковую палочку, которую окунал в самодельную белую краску. На одном керамическом квадрате умещалось несколько форм. После чего плитка передавалась зеллиджи, который вырезал ее. Необходимо было сделать две тысячи мозаичных кусочков только для одного центрального медальона, а для всего фонтана требовалось вдвое больше. И каждый кусочек должен был быть вырезан здесь, на месте. Азиз сказал, что на подготовку мозаики уйдет месяц. Сначала я подумал, что времени на это потребуется гораздо больше. Но когда увидел, как мастер выстукивал своим молоточком, у меня появилась надежда. Формы мозаичных кусочков были разнообразны: от простых квадратиков и полосок до извилистых загогулин, ромбов, трапеций и восьмиугольных звезд. Каждая мозаичная форма имела свое название: острые пирамидки именовались квандил, плавные волнистые полоски — дардж, треугольники — талия, а восьмигранники, как сказал мне зеллиджи, назывались кура.

Марокканская мозаика значительно отличается от своей западной родственницы, которая делается из стекла. И если стеклянные фрагменты западной мозаики имеют одинаковую окраску, то марокканская мозаика — керамическая, и цвет несет только глазурь, являющаяся верхним слоем. Резать керамику гораздо сложнее, чем стекло, которое трескается по прямой линии. Приложенные кромка к кромке кусочки керамики зеллидж подходят друг к другу так плотно, что между ними нет места для цемента. Поэтому мозаику кладут на штукатурку, при этом нижнюю кромку режут под углом, чтобы она лучше держалась.