Одержимость романами - Кейтлин Бараш

в бордовом свитере и солнцезащитных очках и смотрела, как я выхожу. Честно говоря, солнцезащитные очки – так себе маскировка. Наверное, она хотела, чтобы ее заметили, хотела, чтобы за ней наблюдали в ответ.

В 18:35 я перешла улицу, съела мятную конфету и отмахнулась от просигналившего мне водителя на черном «БМВ».

Новая девушка моего бывшего осталась на том же месте, делая вид, будто ищет что-то в своем шопере. Куда, по ее мнению, должна была привести эта разведка?

Она встала слишком близко от меня, всего в нескольких дюймах, на платформе станции «Фултон». Я сопротивлялась желанию спросить ее – все еще незнакомку, – что ей от меня нужно. Возможно, я даже была готова дать ей это, но не бесплатно.

За несколько месяцев до того, как она заняла наблюдательный пост у моего офиса, я стояла на углу дома моего бывшего парня и смотрела, как он выходит оттуда с другой девушкой. Они держались за руки, и я затаила дыхание, отчаянно надеясь, что меня заметят – или не заметят. Но я так и не увидела ее лица.

Сев на поезд на станции «Фултон», я почувствовала, как незнакомка с темно-рыжими волосами уставилась на меня сквозь эти нелепые солнцезащитные очки. Я позволила нам переглянуться ровно два раза, но, конечно, все, что я видела, – мое собственное отражение в ее очках. Когда я вышла на «Лафайетт-авеню» в Бруклине, она последовала за мной. Я прошла по улице, свернула налево, направо, затем ввела код и вошла в свой дом в индустриальном стиле. Незнакомка больше не могла следовать за мной, но я хотела, чтобы она продолжала, я отчаянно хотела, чтобы за мной наблюдали – только еще не знала, как все будет.

О вас когда-нибудь писали? Вы когда-нибудь встречали персонажа, ужасно похожего на вас? Клянусь вам, это глубоко сюрреалистический и развоплощающий опыт, одновременно приятный и тревожный, особенно когда факты и вымыслы, мнение и наблюдение смешиваются воедино.

Я начала сомневаться в том, что знала о себе, в том, что казалось мне правдой. Я часто принимаю вымысел за реальность, но сейчас эта граница кажется особенно зыбкой.

Но все же: представьте себя объектом такого пристального внимания, такой огромной реконструкции – как можно ненавидеть человека, который заставляет вас чувствовать себя настолько особенным?

Я не могу.

Новая девушка моего бывшего парня во многом была права в своем романе, но во многом она ошиблась. «Розмари» – это выдумка: чарующая, не спорю, но мнимая и хлипкая. Она никогда не сможет по-настоящему завладеть мной. Я принадлежу себе.

Я не могу дышать. Не дыша, продолжаю читать и едва не роняю телефон в унитаз.

Конец эссе приводит нас прямо сюда, к этому моменту:

Если она прочтет это, надеюсь, она придумает для нас лучший финал.

К горлу подкатывает желчь, я наклоняюсь. Тошнота сменяется рвотой, мои колени стучат об пол, и кто-то в соседней кабинке неуверенно спрашивает: «У вас все в порядке?»

«Очевидно же, что нет, тупица», – хочется крикнуть мне. Я стою на коленях на липком, отвратительном полу туалета в ресторане и блюю в унитаз, усеянный лобковыми волосами (не моими).

Но мне удается что-то прохрипеть в ответ. Чтобы меня оставили в покое, не трогали.

Я жду, пока другой посетитель спустит воду и уйдет прочь, прежде чем выйти, чтобы вымыть руки и лицо. В отражении моя кожа кажется бледной; под глазами вырисовывается сетка лопнувших сосудов. Я набираю в рот воды, полощу горло и сплевываю. Трижды.

Она взяла мои слова и сделала их своими. Протагонист, которого поглотил антагонист – или наоборот?

Это значит, я потеряла всякий контроль. Как давно она знала, кто я на самом деле?

Ей нужно было время, чтобы написать это, отправить и опубликовать. Может, она написала эссе за одну долгую лихорадочную ночь и отправила его утром, передав в руки знакомому главному редактору, чтобы избежать самотека? Учитывая ее связи, ей легко было ускорить публикацию.

Я вспоминаю удаленное мной сообщение: «…произошло нечто тревожное, и мне не по себе…»

Это тогда она начала соединять все точки?

Прокручиваю воспоминания в поисках моментов, когда она могла остаться наедине с моей записной книжкой, когда жадность, паранойя или любопытство заставили ее прочитать всё, а затем забрать ее.

Ты же знаешь, что твоя записная книжка здесь? Кто-то из посетителей нашел ее на полу…

Ну разумеется. Как глупо, как неосторожно я поступила.

Осталось ли в нашей истории что-то невысказанное? Розмари написала еще несколько эссе о нас или этот очерк в «Вог» – ее единственная месть, если, конечно, это действительно месть?

В моей голове возникает образ: мы вдвоем сидим бок о бок, пишем нашу совместную историю с двух точек зрения. Это так абсурдно, заманчиво и невозможно, что я смеюсь вслух. Истеричный звук отскакивает от кафеля в туалете.

Может быть, я действительно всегда хотела видеть ее своей сообщницей, своего рода сестрой. У нас есть общий опыт любви к Калебу, его любви к нам, попыток записать все это. Мы могли бы составить список всего, что нас объединяет.

Вхожу в аккаунт «Книги и кофе» в поисках подсказок. За последние двадцать четыре часа я получила несколько запросов на подписку, но не спешила принимать их, чтобы распалить (как я надеялась) у них аппетит. Большинство запросов, которые получает мой анонимный аккаунт, обычно приходят от ботов в нижнем белье, других скучных книжных блогов или малоизвестных рок-групп, отчаянно нуждающихся в признании и готовых на все за ответную подписку. Сегодняшние кандидаты выглядят как смесь этих трех типов, но мой взгляд приковывает профиль «Литературные признания 13». Приняв запрос, перехожу в профиль, отмечая, что у аккаунта ноль подписчиков. Здесь всего несколько фотографий, но, когда я понимаю, что именно на них изображено, у меня стучат зубы.

На каждом снимке – записи из блокнота, знакомые каракули, испещренные красной ручкой. Мои чернила выцвели, словно их пропустили через ксерокс, и где-то вырезаны отрывки, слова переиначены, предложения перестроены. Некоторые фразы обведены и подчеркнуты: «Сент-Эндрюс», «следую», «угрюмое болото», «математика», «частный», «Калеб», «хочу», «пишу», «Розмари», а на полях пляшут многочисленные восклицательные знаки. Подпись к одной фотографии: «Ты не особенно интересное чудовище». Или: «Ты пишешь книгу в поисках выхода, но это не сработает».

И еще: «Сюжет – не главное, но твой закончился в книжном магазине. Я зашла спросить о некоторых тревожных совпадениях. Хотела увидеть тебя, хотела, чтобы ты посмотрела на меня. Но, должно быть, это был твой обеденный перерыв или выходной. Конечно. Я бродила