Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Криповая?
– Угу. На него, типа, смотреть нельзя, иначе с ума сойдешь или умрешь. Геймовер, короче.
– Почему? – глупо спросил Гендос.
– Что «почему»?
– Ну, почему в лицо смотреть нельзя?
– Хер знает, страшный он. На самом деле это крипипаста зафорсенная: типа ходит такая тварь по лесам, детей ворует. У него там в Интернете настоящие фан-клубы есть, мелкота по нему кипятком ссыт.
– Крипипаста – это чё?
– Ну, байка, типа.
– То есть он не настоящий? – с облегчением уточнил Гендос и запоздало понял, какую несусветную чушь спросил.
– Ты чё, дядь, с луны свалился? Еще со звонилкой этой древней! – потешался шкет.
Гендос насупился, подступил поближе, склонился над наглецом, поиграл желваками.
– Не с луны, поближе. Из мест не столь отдаленных. Понял?
Тот сглотнул.
– Зарядку нашел?
Шкет протянул запутанный провод:
– На. Хер знает, будет ли заряжать. У меня тут розетки нет – дома попробуешь. – Он помедлил. – С тебя пятихат.
– Угу. – Гендос убрал зарядку в карман. – Ну вот узнаю, будет ли заряжать, и занесу. Добро?
– Да я ж не местный, меня тетка попросила подменить, на неделю только…
– Вот на неделе и занесу.
Шкет не стал спорить.
Теперь надо было найти работу. О том, чтобы вернуться к старым привычкам, не шло и речи – Алла Константиновна с него живо шкуру спустит, теми самыми ногтями. Ни на комбинат, ни в шахту Гендос тоже не хотел – вон они какие все выморочные: тяжелые металлы, угольная пыль или еще чего. Этак до сорока можно не дотянуть. Лучше куда-нибудь принеси-подай или вообще как тот шкет – на базаре сидеть, работа не пыльная. Забрызгавшись пробниками в «Белорусской косметике» – теми, что подороже, – Гендос, воодушевленный и надушенный, отправился на поиски.
Уже вечером он долго стоял у подъезда, не решаясь зайти. Ему отказали везде. Куда ни сунься – везде сидит как будто одна и та же начальница-кадровичка: пергидрольная шевелюра с непрокрашенными корнями, разговор «через губу» и дежурный вопрос: «А чего не на комбинат?» После десятка отказов Гендос до того отчаялся, что ноги сами вынесли к базару, но и там работы не оказалось. Разве что кто-то из молодчиков, привозивших картошку, подсказал: мол, у Заура на Ленгородском несколько точек, и ему всегда крепкие мужики нужны, но это каждый день кататься аж до Ростова. Походил, посрывал объявления, кинул последнюю сотку на телефон, обзвонил. Ответил только один номер: пиццу по заказам развозить. Но зарплату предложили – тьфу, сказать стыдно.
Словом, вернулся Гендос несолоно хлебавши и теперь стоял под окнами, мусолил сигарету за сигаретой и ел себя поедом: что ж он за мужик такой, коли у бабы на шее оказался? А тут еще, как назло, пачка заканчивалась. От мысли, что придется просить на курево у Надьки, аж кишки скручивало – зашкварнее некуда.
Вдруг наверху – на их третьем этаже – колыхнулась занавеска в кухне, и Гендос украдкой шагнул под дерево: быть увиденным Валеркой или, того хуже, Надькой ему сейчас хотелось меньше всего. Дерево, сухая долговязая береза, вблизи оказалось жухлым и трухлявым: весь ствол испещрен дорожками жуков-короедов. У подоконника первого этажа – на уровне глаз – что-то болталось. Сперва Гендос подумал, что это Валеркин шарик – сдулся, да и сполз на два этажа ниже. Но в окне напротив загорелся свет, и Гендос опознал полиэтиленовый пакетик, а в нем малюсенькую, как у лего-человечка, ручку и вытянутую яйцеобразную головку с темными креветочными глазами. Горячая кислятина подкатила к горлу, наполнила рот привкусом недавно съеденного рыночного беляша. Мозг отказывался опознавать в бесформенной дряни несостоявшееся человеческое существо, искал объяснения: обман зрения, какой-нибудь анчоус или та же креветка. Гендос даже моргнул пару раз, но пакость никуда не исчезла – в полиэтилене, аккуратно подвешенный за нитку, как чайный пакетик, на ветке болтался человеческий эмбрион.
«Да уж, иногда лучше не знать, что у бабы на уме», – подумал он невпопад.
Торчать на улице расхотелось.
Надька, заметив, что Гендос не в духе, не стала доставать расспросами. А вот Алле Константиновне чувство такта было несвойственно: телефон запиликал ровно в девять.
– Ну здравствуй, альфонс. Зарядку, я гляжу, нашел. А как поиски работы?
– Ищу, Алла Константиновна! – отрапортовал Гендос.
– Слыхала я, как ты ищешь. Мне сегодня из трех мест уже позвонили, сказали, уголовник какой-то трется – не по моей ли части.
– Ищущий да обрящет, как говорится.
– Ты бы, Арзамасов, не затягивал. А то я сама затяну. Сам знаешь что и сам знаешь где, усек? Не выёживайся, иди на комбинат – там всегда люди нужны. Даже такие, как ты.
– Спасибо, я уж сам, гражданин начальник.
– Сам так сам. Гляди, часики тикают.
Не попрощавшись, Алла Константиновна отключилась. Если и оставались у Гендоса еще какие-то крохи душевных сил, то теперь он был выхолощен полностью. Была б водка – нажрался бы, но в холодильнике обнаружились только Валеркины творожки и кастрюля супу. Спать легли молча, Гендос к Надьке даже приставать не стал. Сон тоже не шел: в кромешной тьме он терял ощущение самого себя – того и гляди потеряешь концентрацию и растворишься в ней, как в чернильной кислоте. Сказывалась зоновская привычка засыпать при свете неусыпной лампочки над дверью.
«Ночник куплю. С первой же зарплаты», – подумал он. Покряхтев, пошел курить на кухню. За окном корчились тени, мигал фонарь. На ветке – прям напротив подоконника – что-то болталось. Маленькое, пожухшее, похожее на давно высохший до белизны чайный пакетик.
«Уж это точно воздушный шарик», – решил для себя Гендос и не стал вглядываться.
* * *
Отпущенная ему неделя подходила к концу. На работу не брали – хоть кувыркайся, хоть чечетку пляши. Правдами и неправдами уговаривал Гендос пергидрольных теток, расписывал, какой он швец, и жнец, и сам себе отец, если надо. Ни в какую: везде указывали на дверь. Очередной – последний за день – отказ он получил в местечковом автосервисе. Насмешливо корчилась воздушная кукла, принимавшая похабные и нелепые позы по воле ветра, – бледно-желтая, тощая и безликая.
«И здесь это!» – горько усмехнулся Гендос. Ужасно хотелось курить, но пагубная привычка слишком быстро расходовала стремительно тающую наличность; сгорая от стыда, уже приходилось пару раз залезать в Надькину сумку. Хоть бы не заметила.
Домой Гендос вернулся в прескверном настроении; кнопочная «звонилка» ощущалась в кармане вредным ядовитым насекомым – уснувшим до поры до времени, но рано или поздно оно проснется, завибрирует, чтобы ужалить прямо в ушную раковину мерзким «Арзама-а-асов!».
