Мой друг по несчастью - Артём Римский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человека ли это была фигура?
В моих глазах – да, но то, что все остальные упорно видели в нем коня, уже заставляло и меня сомневаться в своих познаниях в зоологии.
– Инцитат! – осторожно позвал я.
Он услышал меня, перестал перебирать ногами и обернулся. Даже на расстоянии я увидел, как он вперил в меня стеклянный взгляд, и как лицо его с массивной и квадратной нижней челюстью застыло в выражении непонимания. Я откинул капюшон, чтобы он узнал меня и поманил его рукой, но сначала он не двинулся с места. Так и продолжал стоять, замерев всем телом, и смотрел на меня, по-видимому, совершенно не соображая, что я от него хочу. А хотел я от него немногого. Только чтобы он поскорее доставил меня на улицу Марка Твена. И был очень удивлен своей удаче.
– Иди сюда, – вновь позвал я, хоть и понимал, что подавать здесь голос мне лишний раз не стоит. – Я друг твоего бывшего хозяина, Германика. Помнишь?
Только услышав имя Германика, он вдруг дернулся всем телом и двинулся в мою сторону, высоко сгибая ноги в коленях. Он был одет в тот же серый костюм, правда, теперь уже измятый и не слишком чистый; по всей видимости, после смерти Германика, Кассий просто бросил его на улице. На шее его болтался галстук, которым, как я запомнил, следовало распоряжаться как поводьями.
– Бедняга, что же они с тобой сделали? – прошептал я, когда Инцитат подошел ко мне вплотную и похлопал его по плечу.
Инцитат оценил мою доброту, ударил правой ногой по асфальту и громко заржал. И тут же я увидел, что из распахнутого окна на меня смотрит огромный мужик с грязным лицом и длинными непричесанными волосами. Одет он был в какое-то рубище, в руке держал большую деревянную кружку, и смотрел на меня с ненавистью во взгляде.
– Ах ты ж, мразь! – воскликнул он.
Оцепенев на несколько мгновений, я смотрел, как он поднес кружку ко рту и залпом выпил ее содержимое – похоже, вино, потому что по подбородку его потекли розоватые струйки. Выпив, он с размаху швырнул кружку в мою сторону и заорал:
– Люди! Он здесь! Убьем его!
И схватив в руку большой мясницкий нож, он полез прямо через окно. Я скинул с себя плащ и бросил посох, которые теперь уже не могли мне помочь.
Правой рукой я схватил Инцитата за галстук, прыгнул ему на спину, и, обхватив за шею, крикнул:
– Пошел!
Инцитат вдруг заржал, взмахнул правой ногой и выгнул спину так, что я едва не свалился на асфальт, после чего тронулся с места и начал быстро набирать скорость. А на улице Тома Сойера уже творилось что-то невообразимое. Крик заметившего меня мужика произвел эффект какой-то команды к действию. Мгновенному действию. Крепко держась на спине Инцитата, я то и дело оглядывался, и видел, как окна в этих старых деревянных домах распахивались одно за другим, и через них на улицу ломились и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Все они орали призывы покончить со мной, были почему-то полуголые, вооруженные тем, что успели схватить, все с грязными лицами и длинными неухоженными волосами – вылитые варвары или восставшие средневековые крестьяне. При этом движения их были хоть и резкими, но словно неуклюжими, отчего многие из них застревали в окнах, спотыкались и падали, вставали и снова бросались в погоню, так что казались они какими-то очень уж бодрыми зомби.
Но Инцитат был моим спасением. Не знаю, есть ли в мире еще люди, способные бежать так, как уже бежал он. Казалось, что с каждым отталкиванием ног, он просто взлетает над землей и пролетает минимум метра три. У меня даже зашумело в ушах от такой скорости, и я вновь усомнился в том, не обманывают ли меня глаза, и действительно ли я сейчас сижу на спине человека. И подумал, что человек этот мог вписать свое имя золотыми буквами в историю спорта. Но не в этой жизни, где ему пришлось стать конем.
– Не уйдет, подлюка!
– Лови его! Лови этого нелюдя!
– Быстрей, ребята, не дайте ему уйти!
Рядом со мной пролетел топор, за ним еще один. И, странное дело – эти зомби-варвары лезли только из тех домов, которые мы миновали. То есть тут царил некий эффект волны, и очередной дом взрывался бурной деятельностью ровно после того, как мы с Инцитатом проносились мимо него. Разумеется, у тех, кто начинал погоню, не было шансов догнать Инцитата, но проблема была в том, что вновь и вновь появлялась свежая кровь, и зомби-варвары продолжали лезть из своих окон, как тараканы.
– Вилами его, вилами! – услышал я сзади и слева, и в следующий момент в полуметре от моей головы просвистели вилы, и упали на асфальт в пяти метрах впереди.
– Гони, Инцитат! Гони! – подгонял я.
– Трави его, трави!
– Собак! Собак!
Тут раздался и собачий лай. Оглянувшись, я увидел, что местные дворняги почему-то не бросаются вдогонку, а бегут наравне с людьми, как бы просто за компанию. Какой-то здоровенный мужик решил подогнать одну из них: схватил двумя руками и швырнул в нашу сторону. Собака приземлилась в нескольких шагах позади, пару раз кувыркнулась по асфальту, после чего, пришибленная, поспешила убраться на обочину.
– Сдохните его! Сдохните его! Сдохните его! – это странное напутствие визжал на одной ноте истеричный голос бабы, бежавшей в первых рядах. И если другие проклинали меня отдельными фразами, то она просто не замолкала и ее призыв «сдохнуть меня» вскоре подхватила вся толпа.
Уже через километр этого аттракциона я вдруг вновь поверил в свою неуязвимость. Мимо нас летело все, что можно было бросить: ножи и топоры, вилы и грабли, огромные железные крышки от кастрюль, сковородки, скалки, молотки. Собаки тоже. И даже кошки. Неудача с первой дворняжкой не остановила разъяренных зомби-варваров, и они продолжали метать в нас своих четвероногих питомцев, почему-то думая, что они смогут причинить нам какой-то вред, даже если долетят, чего ни разу не случилось. Вообще все, что в нас летело либо не долетало, либо перелетало. Дорога позади нас была усеяна различной
