Семь легенд мира - Оксана Демченко

Пес коротко тявкнул, признавая за басом князя полное право отдавать команды.

Риэл довольно кивнул – ему вполне достаточно Ширали.

– Почему прилетел Лой’ти? – удивленно уточнил Вэрри, привычно доставая орехи, прочно поселившиеся в его кармане.

– Не ведаю, – нахмурился Ронг. – Он нервничал и метался. Потом принял решение. Попрощался с Ками и залез на плечо Бьер. Кажется, он полагает, что нужен тебе здесь. И еще он уверен, что за ним прилетят птицы по первому же писку. Братья упчочи друг друга слышат во сне, они ведь проводники того мира, да и позвать птиц для него – вполне нормально и привычно.

– Что ж, Лой, буду рад познакомить тебя со своими друзьями на этом берегу, – серьезно кивнул Вэрри. – И, с позволения присутствующих, мне пора. Птицы остаются здесь, Ронг?

– Нет. Как только они перестанут быть тебе нужны, улетят в родные горы. Без седоков для них путь за океан не долог. А мой друг теперь главный вожак стаи, ему надо быть там. Мы позовем их позднее. Если это не в тягость, мы останемся до весны, а то и дольше.

– Теперь я точно знаю причину вашего прилета, – хитро прищурился Вэрри, пристально глядя на Бьер. – Дедушке Ларну не хватает внучки? Удачное время, Деяна здесь. Она умеет разбираться с семейными делами.

Бьер покраснела и кивнула. Ронг рассмеялся догадливости демона. У него тоже были свои планы. Здесь им рады и не станут скрывать знаний, необычных для его берега. Дедушка Ргиро, в отличие от дедушки Ларна, внуками вполне доволен, зато он очень рассчитывал получить поддержку в своих начинаниях. Так что велел внимательно рассмотреть и записать, как тут создают и исполняют законы, ведут дороги, обрабатывают землю, что за скот держат, есть ли интересные товары для его берега, и, наоборот, что может в будущем его долина предложить гостям.

Вэрри устроился на спине вожака. На миг нахмурился: странная пришла жизнь, беззаботная. У него совершенно нет своих вещей, за которыми бы стоило возвращаться в каюту «Лебедя». Пара кинжалов подарена Ками еще осенью. Меч – вот он, украшает княжеский пояс Риэла. Одежда? Так он согласен на любую удобную. Деньги? Несколько монет трется еще в старом кошеле, ожидая размена. А лет сто назад Кэбир весьма придирчиво выбирал себе и оружие, и костюм. Помнится, тогда он ценил роскошь и любил выглядеть состоятельным. Хуже того – несметно богатым. И могущественным. Все ж Амир прав, дорога его изменила и продолжает менять.

Амир обернулся, словно расслышав свое имя, и грустно кивнул-поклонился. Кажется, бывший дабби один из всех и понял, что улетающий не вернется на скорую свадьбу, куда всеми настоятельно приглашен только что. Он отбывает надолго. И теперь Амир стоял, почти виновато глядя вслед птицам. Вэрри тоже смотрел вниз, на удаляющуюся с каждым взмахом крыльев пристань. Люди живут так мало, что порой их оставляешь, уходя вроде бы недалеко и не прощаясь даже. А вернувшись, застаешь незнакомых и совершенно иных – детей покинутого друга или вовсе чужих людей, занявших пустующий или проданный дом…

По указанной причине драконы, а точнее, наиболее чуткие и неравнодушные из них, не рискуют обычно уходить в долины. Тар уж точно именно потому живет в горах или на орбите: ведь упрямый боцман помнит каждого, кого допустил в свое сердце, и по каждому страдает.

Он, тогда еще Тоэль, в свое время пытался действовать иначе, сберегая душевный покой. Отгораживался от людей золотом, тайной или страхом. Пробовал помогать не кому-то живому и настоящему, а абстрактным «всем». Получая от них вполне конкретные кинжалы в спину и яд в пищу.

Нельзя жить наполовину. Это ему, кажется, первый раз доходчиво объяснили Амир и Миратэйя. А потом Джами, Риэл, Деяна, Ками… Их стало много, тех, кто уже не забудется. И больше он не станет оберегать свой покой. Потому что лучше помнить их живыми и счастливыми, как теперь. И знать, что в этом благополучии есть и твое участие.

Птицы летели охотно и быстро. Скоро их дела здесь будут окончены, станет возможной дорога домой. Пора, там давно ждут. Всего-то одно дело осталось! Сознание айри трудилось, разыскивая внизу слепую девочку с ясной и теплой душой. Он безбожно лукавил, утверждая, что вспоминал на борту «Лебедя» своего обожаемого коня чаще прочих друзей.

Мира задела совершенно незнакомую по звучанию струну его души, и звук дрожал и вибрировал, не угасая до конца. Как тоска по уюту и дому. И по радости. В ней было куда больше тепла и радости, чем в нелепых и подернутых дымкой забвения воспоминаниях о далеком времени крылатой жизни. Теперь Вэрри очень хотелось увидеть девочку снова и присмотреться внимательнее. Он много раз корил себя за поспешность прошлого отъезда. И еще более – за свои новые планы, уводящие прочь от Архипелага. Ну не сидится ему на одном месте! Возвращаться в столицу, Амир верно понял, айри не собирался. Чего доброго, наградят, засадят в советники, а еще возьмутся писать портрет, да хуже того – биографию. Особенно магистр Григон, вот уж въедливый и усердный тип! Нет, чутье верно вещает: пора сбегать от заботливых друзей. Но прежде поглядеть на маленькое солнышко и порадоваться. Где-то там, на лугах островных предгорий…

Впрочем, можно было так усердно не стараться вслушиваться в далекое сознание. Белоснежный гриддский жеребец Норим, теперь уже трехлетка, редкостно приметен простому взгляду в центре небольшого горного сельца. Птицы осознали цель пути мгновенно, они постоянно вслушивались в седока, и охотно пошли на снижение, мягко спустились на поляну, стараясь не пугать людей. Они знали, что со стороны для чужих непривычны.

Конь подобрался и бочком, картинно изогнув шею и высоко вскидывая ноги, пошел к Огненным – знакомиться и себя показывать. Он вырос едва ли не крупнее отца и приобрел удивительный взрослый окрас. По сияющему перламутру шкуры на спине потником лежал узор светло-серебряного крупного крапа, который заходил на шею и щеки. Обычная для породы гриддских коней слабая грива у Норима почти отсутствовала, оставляя шею полностью открытой. Гибкую, сильную и поставленную под наиболее любимым на его родине острым «змеиным» углом к корпусу. В степи илла, кстати, таких лошадей не слишком привечали, считая сложными в управлении. Сильная шея и необычная посадка головы осложняют борьбу седока с непокорным скакуном. Илла, особенно богатых южных родов, считали скот тысячными стадами, а лошадей в табунах числили покорными слугами. Норим уж точно – плохой слуга. И хозяйка у него может быть лишь одна, а ей для управления узда не нужна. С друзьями можно и без железа во рту договориться.

Конь по прозвищу «Северный ветер» был в холке почти в рост Вэрри, легок и сух. И он совершенно не хромал! Опознал своего старого приятеля, фыркнул и, вспомнив давнюю привычку, попытался выпросить сухарик. Удивленно рассмотрел конкурента, свистом и щелканьем претендующего на преимущественное право осмотра карманов. Лой тоже недовольно вздыбил воротник и распушил хвост, сердито дернув приятеля за волосы. Неужели конь ест орехи? Тогда это плохая лошадь!