Последний адмирал Заграты - Вадим Панов

– Что в фургоне?

– Патроны для дружинников!

– Покажите, гражданин! – требует бунтовщик. – Остановите машину и покажите!

– Хорошо, – обещает Вебер.

Дружелюбно улыбается и стреляет любопытному гражданину в лицо.

На площадь Святого Альстера бунтовщики так и не вышли. Ни «мирные демонстранты», ни погромщики. Мучик попытался отправить к дворцу женщин, однако из бронетягов громыхнули холостым, а потом дали пулеметную очередь, выбив искры из древних камней мостовой. Предупреждение было понято, и отнеслись к нему серьезно: все знали, что в бронетягах сидят наемники и убеждать их, что перед ними «мирные загратийцы», бессмысленно.

Бунтовщики ограничились тем, что заняли все прилегающие к площади улицы, и в Альбурге наступило временное затишье.

– Где Джефферсон?

– Погиб.

– А где ваша победа, полковник Синклер?

Офицер опустил голову.

Они разговаривали в той же самой комнате, где общались несколько часов назад – в кабинете Генриха II. Она совсем не изменилась, ничуточки: всё тот же огромный письменный стол с зеленой лампой, массивное кресло и портрет Альстера I за ним, всё те же книжные шкафы и зеленые с золотом гардины. И юный принц выглядел так же, как раньше: напуганным, но тщательно скрывающим свой страх. Во дворце всё осталось по-прежнему.

А вот мир вокруг рухнул.

– Войска рассеяны, ваше высочество, – выдавил из себя Синклер. – Столица в руках бунтовщиков.

– Сферопорт?

– Не знаю.

– Арсенал?

– Захвачен.

– А ведь у вас был шанс стать генералом.

Синклер не сдержался: поднял голову и удивленно посмотрел на принца. На мгновение ему показалось, что у письменного стола стоит не двенадцатилетний мальчишка, а его отец, король Генрих II – настолько по-взрослому прозвучала фраза. Хлестко прозвучала.

– Простите, ваше высочество.

– За прощением следует обращаться в церковь, Синклер. Кстати, во дворце находится епископ, можете с ним поговорить.

«Откуда в нем эта уверенность? Неужели от страха?»

Полковник видел, как подрагивают пальцы Генриха-младшего, как покусывает он губы, как собирается с силами перед каждой фразой, но… Но голос юного принца звучал твердо, а слова были достаточно взвешенны:

– Сколько у нас людей, полковник?

– Батальон пехоты и сотня драгун, – доложил Синклер. – И два бронетяга на площади. – Помолчал и добавил: – Нужно прорываться.

– Куда?

– На юг, ваше высочество, на соединение с королевской армией.

– Где я скажу отцу, что потерял столицу?

«На самом деле, ваше высочество, столицу потерял я. И меня ждет петля, не вас. И мне следовало бы мчаться сейчас в сферопорт в надежде спрятаться от королевского гнева. Но…»

Но вместо этого Синклер сказал:

– У нас нет другого выхода, ваше высочество. Если бунтовщики вас схватят, они получат колоссальный рычаг давления на вашего отца.

Принц кивнул, отошел к окну, почти минуту смотрел на освещенную фонарями и факелами площадь, после чего тихо произнес:

– У нас есть два бронетяга, полковник, бунтовщикам с ними не справиться, а значит, дворец в безопасности. Нужно подождать.

– Чего? – Синклер почти выкрикнул вопрос, но тут же опомнился и сбавил тон: – Извините, ваше высочество, но я не понимаю, чего нам ждать?

– Утра, – спокойно ответил мальчишка. – Армия рассеяна, но не уничтожена. Будем надеяться, что у кого-нибудь из офицеров хватит воли и решимости собрать в кулак оставшиеся силы.

Генрих-младший резко повернулся и так посмотрел на полковника, что тот опустил глаза. И подумал при этом, что уже видел такой взгляд. В каатианской военной академии видел: именно такие взгляды метали преисполненные гнева адигены.

– Отлично!

– Остался всего один ход, и мы победили! – Радостный Мика поцеловал Эмиля в щеку.

– Нужно ехать во дворец! – предложил Майер.

– Зачем торопиться?

– Я согласен быть государственным казначеем! – Кумчик открыл бутылку вина.

Мика подставил бокал.

– Ха-ха-ха!

Штаб восстания перенесли ближе к дворцу – в ратушу. Проникать в здание, правда, приходилось через черный ход – парадный подъезд выходил на площадь Святого Альстера, – зато из окон открывался превосходный вид на последний оплот ненавистной власти. На массивный Заграшлосс, в котором засели три щенка. Никто из заговорщиков не сомневался в победе: Пачик сообщил, что собирается взять в заложники семьи сидящих в бронетягах наемников, а значит, еще час-два, и королевские выродки останутся без защиты.

– Нужно опубликовать манифест свободы!

– И под страхом смерти запретить обращение «синьор». Пусть эти свиньи называют друг друга как положено.

– И объявить земельную реформу…

– А как назовем правительство: временным или народным? Мы так и не договорились.

– Сейчас это неважно, гражданин.

– Согласен, гражданин.

– Ха-ха-ха…

– Нужно объявить амнистию королевским солдатам.

– Давайте не будем торопиться.

Трудовики притихли.

Мойза Пачик медленно вошел в комнату, кивнул, усмехнулся, бросив взгляд на открытую бутылку, которую Мучик поспешил убрать со стола, уселся в кресло и продолжил:

– Насчет амнистии – правильно. Ее нужно объявить сразу после манифеста. А вот праздновать пока рано – мы должны разобраться с принцами.

Арестовать и казнить. Состав Народного трибунала уже определен, приговор тоже, даже напечатан уже, лишь подписать осталось, но… Но прежде нужно выкурить гаденышей из дворца.

– Вы обещали убрать бронетяги, – осторожно напомнил Зопчик.

– Наемники вывезли семьи за город, – поморщился Пачик. – Я уже знаю, куда, и отправил людей. Но вернутся они часа через три, не раньше.

– А люди, которые поехали за Помпилио? – Ян перехватил злобный взгляд Мойзы и догадался: – Не вернулись.

Мика ойкнул. Майер помрачнел и достал из-под стола бутылку. Эмиль насупился. Они поняли, что имел в виду Зопчик, говоря «не вернулись».

Проклятый лингиец жив.

– Сколько людей он уложил?

– Неважно, – отрезал Пачик, добавив к ответу грязное ругательство. – Важно то, что я ошибся. Я был не прав, и я это признаю.

Может ли один человек всё испортить? Нет, конечно же, нет. На улицах тысячи людей, руки которых уже обагрены кровью. Они понимают, что преступили черту, понимают, что нарушили закон, а потому не остановятся. Они пойдут до конца, но… Но ведь лингийцу плевать на Заграту. Какое ему дело до совершенных этой ночью преступлений? Он отыщет и накажет зачинщиков, оставив на суд приятеля-короля лишь возбудившихся подданных.

– Я не хочу умирать, – простонал Мучик. И вцепился в Эмиля: – Не хочу!

– Надо немедленно штурмовать дворец, – выдохнул Майер, опрокидывая второй стакан вина. – Надо взять в заложники королевских выродков. Тогда Помпилио нас не тронет.