Тайна моего отражения - Татьяна Гармаш-Роффе

Но я не могу делать то, что я хочу.

– Я пойду к Зазориной.

Впрочем, я действительно хочу пойти к ней. Я уже предвкушаю, как я все выскажу ей! Как безжалостная, хлесткая правда – хлеще, чем пощечины! – зазвучит в ее кабинете! Как она будет пугливо коситься на дверь, боясь, что нас услышат! Как она побледнеет, посереет, постареет!

О, как я буду торжествовать, увидев все это!!!

Джонатан молчит. Отчего это он молчит?

– Тебе не нравится эта идея?

– Не очень. У тебя нет никакого другого решения? Иного хода?

– Боюсь, что нет. Обращаться к властям – Зазорина меня переиграет, она задушит расследование в самом начале. И меня заодно.

– То есть про такую демократическую роскошь, как следствие и суд, нам забыть?

– Боюсь, что да…

– Но идти к ней – опасно.

– Ну не прямо же в ее кабинете меня достанет пуля наемного убийцы! Сам поход к Зазориной ничем не опасен. Я рискую потом. Но для этого я приготовлю большой и подробный отчет, размножу его в нескольких экземплярах, разложу в конверты с адресами газет и журналов и оставлю тебе на сохранение. Чуть что – конверты отправятся по адресам. Кроме того, у нас есть видеокассета с Димой, когда он следил за Шерил, наша с Шерил фотография, на которой можно увидеть сходство с Зазориной, а также протоколы французской полиции и сам Дима в руках у комиссара Гренье!

– А пресса?..

– Частично подкупна, частично контролируема, но не вся. К тому же издания, которые контролируют политические враги Зазориной, – хотя бы тот же Василий Константинович, – с удовольствием вываляют ее в грязи. И я не премину ей на это намекнуть. Не волнуйся, после этого она станет смирной. С ней не справятся органы правосудия? Так с ней расправятся ее противники и конкуренты!

Джонатан задумался.

Самолет начал приземляться.

…Весь день до позднего вечера мы провели в квартире Игоря. Я печатала на компьютере, Джонатан нервничал и не отходил от окон. Ему не нравилась идея работать в этой квартире, а мне не нравилась идея печатать на взятой напрокат машинке. Тот, кто работал на компьютере, уже не может тюкать на машинке – это все равно, как после трактора взяться за мотыгу.

Закончив работу, мы тщательно уничтожили следы моего текста в компьютере, как и следы нашего пребывания в этой квартире.

Поздним вечером мы уходили оттуда с объемистой стопкой отпечатанных на принтере копий моего двадцатидвухстраничного отчета. Для верности у меня в кармане лежала еще и дискета.

Еще полночи в гостинице я надписывала большие коричневые конверты и раскладывала по ним мои копии. Когда я свалилась спать, было уже четыре утра.

По закону подлости, я не могла уснуть. Я думала о предстоящей встрече. Я нервничала. Я перебирала в уме слова. Сердце мое глухо билось.

Заснула я на рассвете.

– Добрый день! – Зазорина улыбалась мне вежливо и доброжелательно. Каждому, кто входит в этот кабинет, сразу становится ясно: перед ним само воплощение слуги народа, Депутат с большой буквы, который, несомненно, воплотит все чаяния своего избирателя.

– Присаживайтесь. – Голос у нее был мелодичный, чистый. – Чем могу быть полезна? – Приятная улыбка не покидала ее красивого, холеного лица. Такой и должна быть депутат: «дама, приятная во всех отношениях»…

Я в ответ не улыбнулась.

Я демонстративно осталась стоять.

Она посмотрела на меня удивленно.

– Вы не хотите сесть? Нам так было бы удобнее разговаривать, не правда ли? – мягко сказала она.

– Вы не находите, что мы с вами похожи? – спросила я, глядя на нее в упор.

– Хм… Пожалуй, есть некоторое сходство…

Она мне дружески улыбнулась.

– Вы еще не знаете, какое сходство! Я ведь тоже блондинка, это я просто покрасилась!

– Правда? – с фальшивой любезностью произнесла она.

Она ничего не поняла.

Она подумала, что я привираю насчет блондинки.

Она наверняка решила, что мне просто льстит сходство с известным человеком, то есть – с ней. Как будто я принадлежу к числу тех истеричных идиоток, которые собирают автографы у звезд!

– Присаживайтесь же! – настойчиво произнесла Зазорина. Ее насторожило мое поведение, но она старалась не подавать вида. – Какое у вас ко мне дело?

Я не села.

И не ответила.

В лице у Зазориной мелькнуло раздраженное удивление, но тут же исчезло. Эта женщина владела собой. Правильно, в политике другие не выживают.

– Вы предпочитаете стоять? – снова улыбнулась мне депутат, однако улыбка ее была теперь натянутой. Она почувствовала, что что-то здесь не так, но еще не поняла, что именно…

Ну ничего, сейчас поймет.

Я приблизилась к ее столу и оперлась на него руками. Лицо ее было прямо передо мной.

– Мне двадцать один год, – отчеканила я. – Когда я родилась, в мае семьдесят четвертого года, вам тоже был двадцать один год.

Зазорина вскинула брови. Точно таким же образом, как это делали мы с Шерил: одна выше другой.

– Сейчас вам сорок два. У вас семья. Два сына, кажется.

– Я не понимаю, какое это имеет значение?

Она говорила все так же вежливо, но голос ее утратил доброжелательность, стал холоден. Видя, что я не собираюсь отвечать, она добавила, на этот раз уже откровенно ледяным тоном:

– Вы пришли ко мне по делу или чтобы мою семью обсуждать? В таком случае я попрошу вас покинуть мой кабинет!

Зазорина поднялась со своего места, давая мне понять, что аудиенция окончена. Рука ее потянулась к селектору.

– Да, – сказала я веско, – я пришла к вам, чтобы обсудить вашу семью. Только не эту, в которой у вас два сына. А другую. В которой у вас были две дочки.

Рука застыла на весу. Медленно опустилась. Начало доходить, видать.

Краска медленно покидала ее лицо.

– Откуда вы…

Она не договорила. Белая, как бумага, она смотрела на меня во все глаза.

Я не отвела взгляд. Я сказала непринужденно, с язвительной улыбочкой:

– Теперь вы понимаете, почему мы с вами похожи.

Зазорина оперлась на стол. Мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок.

Склонившись к селектору, она произнесла с трудом: «Зоя, ко мне никого не пускать и звонки не переводить. Меня нет».

Подняв на меня взгляд, в котором было столько боли, что я даже удивилась, она тут же отвела глаза.

Тяжело села, как-то боком. Все еще не глядя на меня, кивнула:

– Сядь, наконец.

Я села.

Она заставила себя посмотреть мне в глаза, и было видно, что это усилие далось ей нелегко.

– Как… – Голос ее не слушался, и она зашлась в кашле, покраснев. Достала платок, промокнула губы и нос.

– Как ты меня нашла? – выговорила она с трудом.

– А вы думали – не сумею?!

Молчание.

Я тоже молчала, мне-то что. Я не тороплюсь.

– Как тебя зовут? – спросила она тихо.

– А вы не знаете?

– Нет.

– Вам что, не доложили? Или вы не захотели узнать наши имена? Вам так было проще?

– Нет… Я… – Она снова отвела глаза и уставилась на стол, на свои сплетенные пальцы – холеные, с тщательно сделанным маникюром. – Я просто… Сейчас предвыборная кампания, времени мало… У меня руки не доходят до всего, по двадцать человек в день приходится принимать… Мне так и не удалось…

– Не удалось?! Нет, вы не хотели! Нашими поисками занимались для вас ваши подручные, что вам стоило поинтересоваться у них? Но нет, зачем?! А вдруг что-нибудь типа совести проснется – некомфортно как!

Зазорина молчала, глядя на меня какими-то потухшими глазами. Я ждала.

– Я совсем не так представляла нашу встречу… – тихо произнесла она.

– А как? Вы предпочитали в виде урночки с пеплом?

Зазорина удивленно раскрыла свои голубые глаза. Красиво, ничего не скажешь. И вид такой невинный придает… Я тоже так умею.

– Ты о чем говоришь?!

– А вы не знаете, да? – Я с удобством расположилась в кресле, непринужденно закинув ногу на ногу.

Некоторое время она крутила остро отточенный карандаш между пальцев, не отвечая, глядя в стол.

Я болтала ногой.

Наконец, собравшись с духом, она придала лицу внушительное выражение и сказала строго – как положено депутатке, президентше и что-там-еще:

– Мы говорим намеками. И я боюсь, что я неправильно тебя… Мне представляется, что я неправильно вас поняла с самого начала. Давайте внесем ясность!

– Ага, вперед ногами.

– Что?

– Ничего. Это мне просто представилось, как «ясность» вносят вперед ногами в ваш кабинет. В гробу и в белых тапочках.

– Вы… Послушайте, я вас прошу воздержаться от подобного юмора! Это уже… Ваше поведение выходит за рамки! – Голос уверенно взлетел вверх, она выпрямилась за столом. – Прежде всего, кто вы такая?!

Светлана Ивановна, кажется, решила, что ей все примерещилось, как дурной сон. И показалось ей, что вот сейчас, при помощи начальственного голоса и важной осанки, она сумеет разогнать наваждение в моем лице.