Невеста князя - Арина Теплова

в неизменной черной черкеске, она сворачивала в сторону, не желая даже здороваться с ним. Он тоже не стремился приблизиться к ней. И девушка отчетливо чувствовала, что он обиделся на нее и очень сильно. Однако она не собиралась мириться с ним и уж тем более извиняться. Тогда, в гостевой спальне, она наговорила ему кучу обидных слов о том, что он не нравится ей, и даже обозвала его развратником. Но в тот момент его дерзкое поведение просто вынудило ее. Да позже в своей комнате она поняла, что эти слова произнесла в запале, и с удивлением осознала, что поцелуи Амира были не так уж ей противны. Даже наоборот, возбудили в ее существе неведомое до того волнующее томление и желание вновь повторить эти интимные ласки. Но девушка, естественно, никогда бы открыто не призналась в этом Амиру.

Поначалу, в первые дни размолвки с Асатиани, Софья даже радовалась тому, что Амир наконец оставил ее в покое и перестал домогаться. И только в столовой она встречалась с ним постоянно. Время трапез оказалось самым мучительным. Она была вынуждена сидеть напротив мужчины и выносить его молчаливое недовольство, которое сквозило в каждом его продолжительном взгляде на нее. Но едва девушка замечала его мрачный темный взор, Амир тут же отводил взгляд от ее лица, всем видом вновь выражая безразличие к ней.

Однако через пять дней Софья сама украдкой начала смотреть в сторону этого дерзкого мужчины, как будто изучая. Когда за трапезой она бросала на него взгляд, то невольно вспоминала все слова, которые он говорил ей когда-то, его поцелуи, его неистовые объятья. Эти воспоминания, поначалу неприятные, с течением времени неожиданно переосмыслились Софьей и стали притягательными и даже возбуждающими. Девушка начала осознавать, что ее подкупают горячность и напор Амира. Конечно, она не была влюблена в него. Но его мужественность, страстность, сильный характер не могли оставить ее равнодушной.

Еще спустя несколько дней, наверное, на прошлой неделе, Софья вдруг стала замечать за собой одну странность. Часто, когда бывала одна в спальне, она, подчиняясь некоему порыву, начинала рассматривать себя в зеркале. В эти моменты, проводя пальцами по лицу, шее и обнаженной груди, она с неким трепетом вспоминала ласки Амира, его пылкие слова о ее прелестях. Эти воспоминания с каждым днем становились в мыслях девушки все сладостнее и навязчивее.

В последние же дни, когда Софья случайно натыкалась на Георгия, она уже не пыталась сбежать, как раньше, а лишь проходила мимо, всем видом показывая, что обижена на него. В эти моменты в ее душе появлялось навязчивое желание, чтобы мужчина вновь приблизился к ней и заговорил. Но Амир быстро проходил мимо, лишь краткие мгновения испепеляя ее яростным недовольным взором. Его поведение задевало девушку, и Софья с удивлением ощущала, что ей не хватает его пламенных слов и страстных объятий. Ведь Серго почти совсем не общался с ней теперь и перестал обращать на нее внимание. И именно теперь внимание Амира было ей так необходимо. Но он игнорировал ее.

Позавчера поутру, едва войдя в столовую, где находился один Амир Асатиани, Софья вдруг захотела примириться с ним. Она приветливо улыбнулась мужчине и поздоровалась по-грузински. В ответ на ее реплику он лишь выпрямился во весь рост, словно натянутая тетива, и, смерив ее недовольным мрачным взором, промолчал и демонстративно отвернулся к окну, заложив руки за спину. Софья, опешив от его невежливого поведения, обиженно поджала губы, ощущая себя до крайности гадко. Но в глубине души она понимала, что сама виновата в таком холодном отношении к ней Асатиани. Она столько раз отталкивала его, говоря ему довольно неприятные слова, и, конечно же, терпение мужчины иссякло. А теперь он, естественно, не хотел никакого общения с ней.

Сегодня же они вместе танцевали лезгинку. И это было впервые за две недели, когда они находились так близко друг к другу. Да, поначалу, когда Амир вышел в круг к ней, Софья ощутила прежнее чувство испуга и неловкости оттого, что он так яро жаждал танцевать с нею. Но потом, словно увлеченная силой и мощью его танца, девушка и сама начала получать от его близости удовольствие. А чуть позже, уже наедине с собой в своей спальне, она отчетливо осознала, что ей очень понравилось танцевать с Амиром. И ее волнение, которое она приняла за испуг и негодование от его выхода, было не чем иным, как страстным волнением от того, он наконец решил вновь показать свой интерес к ней. Да и потом в разговоре с Гиули Софья лукавила, ответив, что ей не нравится говорить об Амире. На самом деле слова горничной о том, что они очень хорошо смотрелись вместе, оказались приятны Софье, и ей было сладостно думать о этом.

Отчего-то сейчас, перевернувшись на бок на широкой кровати, Софья думала о том, как по приезде в Грузию чуть более месяца назад Амир спас ее из рук сванов. И эти воспоминания казались ей теперь такими яркими и волнительными, что девушка, невольно открыв глаза, трепетно вздохнула. Она не могла не признать, что он смелый решительный мужчина и весьма интересный человек. Она начала методично перебирать в своих мыслях все положительные мужественные черты его натуры и почувствовала, как от этих дум ее сердечко ретиво застучало. Следующая мысль девушки была о том, что она даже немного влюблена в Амира, и теперь этот танец вдвоем открыл ей истину о том, что Асатиани приятен ей.

Раздался неясный шум. И Софья, инстинктивно повернув голову, устремила взор в окно. Стало опять тихо. Повернувшись на бок, девушка напряженно начала всматриваться в темноту за окном. Но ничего не было видно. Балкон был приоткрыт, и ночная прохлада проникала внутрь.

Раздался очередной шорох снаружи. Софья резко села на кровати. Ее взор невольно отметил фигуру, которая, как ей показалось, промелькнула на балконе. Быстро встав с кровати, девушка зажгла свечу. Проворно накинув пеньюар на ночную рубашку, она устремилась к открытому окну. Уже через миг, выглянув наружу, девушка не увидела ничего подозрительного. Однако ее взор остановился на одной из четырех колонн, возвышавшихся по периметру балкона. Колонна была темно-серой и имела какое-то странное очертание. Чем дольше Софья смотрела на нее, тем явственнее вырисовывался у колонны высокий неподвижный силуэт мужчины.

– Вы не спите, Софико? – спросил из темноты завораживающий баритон Георгия.

Невольно вздрогнув, Софья тут же облегченно выдохнула. Она нахмурилась, теперь отчетливо различая перед собой высокую