Повелитель душ - Луанн Райс

Произнося эти слова, судья увидел, как Джон в отчаянии закрыл глаза, словно почувствовав головокружение и тошноту.

– Тедди говорит то же самое, – отметил он, не открывая глаз.

– А ты сам как считаешь? – спросил Патрик.

– Я говорю себе, что защищаю конституционные права людей, что Грег Меррилл имеет право на адвоката и справедливый суд…

– И?..

– А потом я вижу белую руку Аманды Мартин, торчащую из волнолома… Она застыла в таком положении, как будто в последние минуты бедная девушка отчаянно пыталась ухватиться за спасательный трос.

Судья слушал молча, не перебивая.

– А потом я вспоминаю Кейт Хэррис… – эту женщину, которая приезжала сегодня.

– И что?

– Ведь это ради нее я нарушил адвокатскую этику.

– Я сразу об этом догадался.

Джон удивленно посмотрел на отца:

– Каким образом?

– Она так очаровательна, – мягко произнес судья. – Ради нее я бы тоже нарушил адвокатскую этику.

– Все это ведь очень серьезно, папа, – сказал Джон. – За это меня могли бы лишить адвокатской лицензии. Но беда в том, что…

– …что ты готов сделать это опять, – продолжил за сына Патрик.

– Откуда ты знаешь?

Судья вздохнул. Окно спальни Джона выходило в сад, где стояла высеченная Лейлой статуя богини Правосудия – такая, какой ее всегда изображали – с завязанными глазами и весами в высоко поднятой руке. Мэв имела обыкновение насыпать в чаши весов крошки для птиц – и воробьи с кардиналами, прилетавшие поклевать их, часто устраивали на статуе шумную возню.

– Ты ведь не каменный, – глядя на статую, сказал Патрик. – У тебя есть сердце.

– Я думаю, мне придется отказаться от дела Меррилла.

– Как – отказаться? Думаешь, кто-то сможет сделать эту работу лучше, чем ты?

– Не знаю, но я не хочу ее делать, – ответил Джон.

– Так ты серьезно раздумываешь об этом? – спросил судья, ошеломленный столь решительным заявлением сына.

– Да. На сегодня у меня назначена встреча с доктором Беквитом. Мы планировали встретиться с Мерриллом, обсудить последние заключения психиатра и разработать на их основе стратегию защиты. Но я чувствую, что не могу этого сделать.

– Потому что ты в это не веришь?

– Потому что меня тошнит от всего этого. Потому что я больше не хочу жить в голове Грега Меррилла.

Патрик сел на кровать у ног сына. Грязно-золотистый Брейнер, улегшись на полу, положил голову судье на колени.

– Мне все это знакомо, Джон, – сказал он. – Я сам через это прошел. Это такое опустошение, такое отчаяние, от которого никуда не убежишь, нигде не спрячешься… Верно?

– Да, – согласился Джон. – У меня не идут из головы преступления Меррилла. Я знаю, что двигало им – все эти фантазии, толкающие его на убийства… Я знаю, что Фил Беквит считает его очень ценным для науки пациентом… Но сейчас мне хочется только одного: отстраниться навсегда от этого дела.

– Забраться под одеяло и спрятать голову под подушку…

– Да, забыться и ни о чем не думать.

– Именно поэтому в нашей профессии столько алкоголиков. После стольких стрессов в суде лучшее лекарство – пропустить рюмочку односолодового скотча… А ведь и в самом деле, – хитро подмигнул сыну Патрик. – Что скажешь?

– Вообще-то ведь еще середина дня, – пробормотал Джон, но в то же время приподнялся на локте и спустил ноги с кровати.

– Ну и что. Выпить по рюмочке – лучше, чем валяться в кровати, – добавил судья. – Спать будешь, когда выйдешь на пенсию.

Они спустились вниз, в кабинет Патрика. Брейнер последовал за ними и выглянул по пути в выходящее на улицу окно, словно желая убедиться, не было ли там Кейт. Заметив, что Джон тоже бросил взгляд за окно, судья с трудом сдержал улыбку.

Когда они пришли в кабинет, Патрик достал из серванта красного дерева два тяжелых бокала и графин из уотерфордского хрусталя. Вынув пробку, он закрыл глаза и с видом знатока поднес горлышко к носу, чтобы оценить аромат виски.

– Это нужно пить без льда, – сказал судья, наливая.

– Что это?

– Талискер двадцатилетней выдержки.

Патрик передал бокал Джону, и они чокнулись.

– За адвокатов! – воскликнул судья.

Отец и сын осушили бокалы, и Патрик налил еще.

– Только осторожнее, Джонни, – сказал он, затыкая графин пробкой. – Если не остерегаться, то так запросто можно стать алкоголиком. Многие хорошие адвокаты попадаются в этот капкан.

– Я знаю, – ответил Джон, потягивая виски маленькими глотками. – В детстве, когда я приходил к тебе в суд, мне довелось повидать немало пьяниц-адвокатов… Многие из них были ирландцами – Брэди или О'Нейл, например… И тогда они казались мне отвратительными – красные распухшие лица, налившиеся кровью глаза и этот ужасный запах спиртного, который всегда их сопровождал…

Судья кивнул.

– Но теперь я их понимаю.

– В самом деле?

– Да, потому что это, к сожалению, издержки нашей профессии, – произнес Джон, снова отпив виски. – У каждого из них был свой Грег Меррилл, которого нужно было защищать в суде, несмотря ни на что…

Судья опять молча кивнул.

– Их чувствительные души не выдерживали этого испытания. Помнишь, что мама говорила об Ирландии? Она называла ее «юдолью слез». Адвокаты-ирландцы – это поэты, запертые в клетку суда… Мама говорила так о тебе, – сказал Джон, взглянув своему отцу в глаза.

Патрик кивнул, вспоминая. В горле у него встал комок, и он, не в силах ничего добавить, вновь отхлебнул виски из своего бокала. В его ушах до сих пор ясно звучал красивый, звучный голос Лейлы, идущий из самой глубины ее души, от самого сердца.

– Возможно, сейчас она сказала бы то же самое и обо мне, – задумчиво произнес Джон.

– Несомненно.

– И еще она сказала бы, что я помогаю убийце избежать справедливого возмездия.

– Но ведь это не так, Джон. Ему ничего не удастся избежать. Меррилл сейчас в камере смертников. И самое большее, чего ты можешь добиться для него на следующем слушании – это пожизненное заключение без права досрочного освобождения. Это все, на что он может надеяться. Так что, к чему бы его ни приговорили, мы навсегда будем избавлены от него.

– Меррилл и из тюрьмы продолжает напоминать о себе. Кто-то, подражая ему, убил Аманду Мартин.

– Я знаю.

– А Вилла Хэррис так и не нашлась…

– Это я тоже знаю. И я знаю еще кое-что…

– Что?

– Что не стоит романтизировать страсть поэтически-возвышенных ирландских адвокатов к выпивке. Эти люди пьют потому, что хотят этого – тяготы этого жестокого мира служат для них лишь удобным предлогом. Но ты не представляешь, сколько горя они этим приносят в свои собственные семьи.

– А ты представляешь?