ТРИ БРАТА - Илья Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обильное угощение, приготовленное матерью, напомнило Эзре старые времена – праздничные торжества в доме, когда все, вплоть до медного черпака, которым набирали воду из кадки, было выскоблено, вычищено до блеска, пол подмазан свежей глиной, шесток окантован красной полоской, а его мать вся так и светилась радостью, нарядная и счастливая.
Тогда были еще живы дед и отец Эзры. Дед восседал на почетном месте в старомодном длиннополом сюртуке, отец улыбался в окладистую бороду, довольный тем, что вся семья в сборе: и брат Эзры Шимен, и сестра Бася,, которая сейчас живет с мужем и детишками в Донбассе, и сам Эзра, его любимец и баловень.
Да, эта картина запомнилась комбригу на всю жизнь, и он невольно начал оглядываться, будто искал следы тех безвозвратно ушедших дней.
Видя, что сын задумался, Эстер подсела к нему.
– Что же ты, сынок, не выпьешь вина? Ведь оно свое, домашнее, из своего винограда. Да и я тоже хороша – захлопоталась на кухне и забыла попотчевать.
– А я тебя жду, мама. С тобой хочу выпить – одному как-то нескладно получается.
– Ну что ж, как не выпить с тобой, сынок, за компанию, – Эстер поставила на стол вторую рюмку и налила вина.
– Лехаим13, мама, за твое здоровье, – сказал комбриг.
– Лехаим, сынок, лехаим, – за твое счастье и за счастье всей нашей семьи. Вот жаль, что Шимена нет, – ну, да приедет небось дня через два, – откликнулась Эстер.
Они залпом опорожнили рюмки и сразу же налили по второй.
– А много ли вы сняли в прошлом году винограда? – поинтересовался сын.
– Да много ли мне одной надобно? – ответила мать. – Большую часть продала кооперативу, а из остального приготовила вина. Довелось мне с тобой его попробовать, а это большая радость!
– Да, это большая радость, – повторил комбриг слова матери. – А часто ли Шимен тебя навещает?
– Приходит иногда. У него и без меня забот по горло, семья, колхоз, – беззлобно отозвалась Эстер.
– Забот у всех у нас хватает, – с легкой досадой сказал Эзра. – И все же детей у тебя трое, а ты у нас всех одна.
Участие сына так растрогало Эстер, что она даже прослезилась. И тут же, словно забыла что-то на кухне, побежала туда и загромыхала ухватом. Но и хлопоча по хозяйству, она то и дело забегала в горницу посмотреть, как завтракает сын.
– Ешь, ешь, Эзра, ты мало ешь, – потчевала она сына, и без того уплетавшего за обе щеки все, что стояло на столе.
Когда комбриг поел, мать вымыла и убрала посуду и тотчас же ушла на ферму.
Ей, собственно говоря, хотя бы на день нужно было отпроситься по случаю приезда дорогого гостя, но она не догадалась сделать это и теперь огорчалась: ей был дорог каждый час, проведенный с сыном.
Эзра проводил мать до ворот. В сарае громко раскудахталась курица, извещая хозяйку о том, что сегодня снеслась пораньше. С соседнего гнезда отозвалась вторая, и вскоре в курином углу поднялся беспорядочный шум и гам. Но тут огромный петух, пестрый, с ярко-синей, сверкающей на солнце шеей и пунцово-алым гребнем, вскочил на покосившийся забор, раза два-три взмахнул крыльями и оглушительно закукарекал: мол, с добрым утром, хозяева! Куры, заслышав его громкий крик, умолкли. Стало тихо. Только важно прокулдыкал индюк, когда индюшка, шествовавшая во главе цепочки светло-желтых утят и тонконогих индюшат с маленькими головками на длинных шеях, опустила крылья, чтобы собрать своих питомцев.
«Мамино хозяйство, – с нежностью подумал комбриг, – тяжело ей, верно, одной со всем управляться, а вот тянется же – и на ферме работает, и за своей живностью ухаживает. Скучно ей, видать, без всего этого».
Невдалеке от забора, на котором кукарекал петух, под самыми окнами дома стояла в палисаднике ветвистая груша, та самая, которую посадил комбриг еще в дни детства. Под тяжестью плодов дерево склонило ветви почти до земли.
«Подпорки бы поставить», – по-хозяйски подумал комбриг и, сорвав грушу, надкусил ее крепкими зубами, но тут же скривился и отбросил далеко в сторону – груша оказалась незрелой и терпкой. Чтобы перебить неприятный вкус, он сорвал с росшего у забора крыжовника горсть зрелых ягод и, запрокинув голову, высыпал их в широко открытый рот.
«А забор-то здорово покосился, вот-вот упадет, – заметил про себя комбриг. – Заменить бы несколько столбиков и остальные укрепить как следует. Глядишь, он и простоит еще год-два – по крайней мере, коровы в палисадник забираться не будут».
Не откладывая дела в долгий ящик, комбриг начал разыскивать все необходимое, чтобы привести в порядок ограду. Он заглянул в ригу, пошарил в углу в сарае, где отец складывал, бывало, всякую всячину – все, что могло пригодиться в хозяйстве. Но ничего путного тут не нашел, и только рядом с громоздившейся в углу двора навозной кучей увидел несколько кольев. Обстругав и заострив топором, он приладил их к старым столбам, прикрепил проволокой, и, таким образом, кое-как выпрямил забор.
Покончив с этим, комбриг отправился на засаженный картофелем огород, который узкой полоской тянулся за ригой до самого пруда. Хозяйским глазом приметил, что кусты картофеля плохо окучены и что кое-где междурядья заросли травой.
«А ведь скоро, – подумал он, – картофель зацветет, и тогда уже поздно будет окучивать его».
Эзра не стал медлить – раздобыл в сарае тяпку и усердно принялся за дело. С непривычки он вскоре натер мозоли, но, не глядя на это, продвигался все дальше и дальше, с таким расчетом, чтобы к приходу матери закончить работу.
Он увлекся и не заметил, что за оградой давно уже, словно каланча, стоит старый Велвл Монес: восторженно ухмыляясь во весь рот, он каждому прохожему показывает заскорузлым пальцем на комбрига:
– Гляньте, как наш генерал орудует – ни дать ни взять заправский колхозник!
– А чем он не колхозник, – рассудительно отозвался Аврам Свидлер, который, по своему обыкновению, запыхавшись, спешил куда-то. – Он тут вырос – значит, он наш колхозный командир.
Заслышав голоса, комбриг поднял голову и поздоровался с Монесом и Свидлером.
– Ты что, снова старое оружие взял в руки? – с улыбкой спросил Велвл.
– Да вот пора второй раз окучивать картошку, а матери некогда, я и помогаю, – вытирая со лба пот, серьезно отозвался комбриг.
Он чувствовал, как от напряженной работы по телу разливается приятная истома.
«Пора и передохнуть», – подумал он.
Подойдя к ограде, Эзра оперся, слегка согнувшись, на деревянную рукоятку тяпки и завел со старыми знакомыми долгий разговор.
В это время мимо проходила Марьяша. Уж не нарочно ли она очутилась рядом с домом Ходошей? Увидев, что комбриг не один, она остановилась в сторонке, между ригой и небольшим стогом соломы, и стала с любопытством прислушиваться. Но уловить что-либо из разговора ей не удавалось. Видно было только, что Монес рассказывает какую-то смешную историю, и комбриг с Аврамом от души смеются.
Наконец они ушли, и Марьяша, оглядываясь на каждом шагу, нерешительно подошла к ограде. Сердце ее колотилось, волнение стеснило грудь.
– Здравствуйте, – с замешательством молвила Она. – Еще не забыл?
Комбриг, видимо, тоже смутился.
– Мы позавчера… – начал было он и тут же умолк, будто слова застряли у него в горле. – Чего «не забыл»? О чем ты?
– Не забыл, как надо орудовать тяпкой? – с улыбкой пояснила Марьяша.
– А что тут забывать? – несколько разочарованно ответил комбриг, ожидавший, как видно, другого ответа.
– Ну, такому большому начальнику вроде и не подобает тяпкой махать, мог бы и забыть эту премудрость, – ответила Марьяша и тут же пожалела о сказанном.
– Ради матери и начальник должен все помнить, – с достоинством ответил Эзра.
– Это хорошо, что ты не забываешь мать. Ну, а помнишь ли прежних друзей? – попыталась Марьяша подвести разговор к тому, что ее больше всего интересовало.
– Я никого не забыл, – коротко ответил комбриг.
– А вот меня забыл, – сказала Марьяша и, смутившись, покраснела. Комбригу показалось, что глаза ее затуманились.
– Я не забыл тебя… – начал он и запнулся. – Ну, рассказывай, как живешь. Я слышал, что ты обзавелась семьей.
Марьяша низко опустила голову и, помолчав немного, спросила в свою очередь:
– А у тебя есть семья?
– Можно сказать, что нет, – ответил комбриг, и по лицу его Марьяша поняла, что в его жизни произошел какой-то перелом.
– А ты здесь узнал, что у меня семья, или до тебя раньше дошли об этом слухи? – полюбопытствовала Марьяша, испытующе глядя на комбрига исподлобья.
– Мне написала об этом мать, – ответил комбриг.
– Я вышла замуж много месяцев спустя после того, как перестала получать от тебя письма. Вышла только тогда, когда узнала, что ты женился.
– Я написал тебе много писем, но ответа ни на одно не получил. Ну, а потом был тяжело ранен, – сказал комбриг, будто оправдываясь. – Ты знала об этом?
– Откуда мне было знать? Писем я не получала, а твоя мама ничего не рассказывала о тебе, – с горечью отозвалась Марьяша.