Оберег - Дмитрий Сорокин

— Да? Старик-лесовик тоже считает, что мы со зверьми не по чести поступаем, охотимся на них, например… Если бы этот бугай теплую девку заместо зеленой русалки умыкнул, я бы тебя еще понял. Но так…

— Да какая разница?! — вспылил Руслан. — Ты что, не понимаешь? Сегодня он русалку уморит, завтра пойдет по городам да весям девок портить… Гниль человеческая — она везде себя проявит, хоть в большом, хоть в малом. И не сравнивай ты меня с этим лесовиком, другой здесь случай, пойми!

— А другой ли… — пробормотал волхв.

— Надо ее в воду положить. — встрял Рыбий Сын. — а то еще усохнет. Эй, русалка, ты еще жива?

— Да… — прошептала она.

— Куда тебя отвезти?

— В реку… Меньше версты будет…

— Ладно, отвезу. Подождите меня здесь, други. — Рыбий Сын жестом подозвал Шмеля, вскочил в седло, русалку с помощью Руслана посадил перед собой. Шмель шагом пошел вперед.

— Можно побыстрее. — разрешил воин. — Сохнет девка, не видишь?

И впрямь, луг пересекала, прячась в траве, небольшая речушка. Даже не речушка, так — ручеек. Рыбий Сын бережно снял с коня спасенную, положил в воду.

— Спасибо вам, люди. — прошептала русалка. — Кто знает, может, и я вам когда смогу помочь? — и она медленно поплыла по течению, бормоча что-то. Рыбий Сын разобрал лишь: — …говорил отец, нечего в пресной воде делать, так не поверила, не послушалась, дура…

Глава 32

Похоронив незнакомого воина, двинулись дальше. Вместе с тропинкой пересекли ручей, поднялись на следующий холм, затем снова вниз… К вечеру погода, наконец, установилась ясная: тучи уползли, остались лишь редкие барашки облаков. Кроваво пламенело закатное солнце.

Молчан, державшийся молодцом весь день, к вечеру стал сдавать, все-таки утренняя трепка да бег по лесу не прошли для него даром. Поэтому, как только стемнело окончательно, устроили привал в молодой рощице. Волхв мешком стек с коня, пошатываясь, сделал три шага и упал. Друзья помогли ему подняться, отвели чуть в сторонку, посадили на траву. Руслан ушел на поиски дров. Рыбий Сын внимательно вгляделся в лицо Молчана.

— Что, совсем плохо?

— Да нет, устал просто очень. Да и друг наш мертвый поблизости ошивается. — скривился волхв, словно у него сильно болели зубы. — Дружище, развяжи мой мешок, там баклажка, кожей обтянутая. Да, эта. Отварчик мой… Сейчас в себя приду. Ненадолго, правда, здорово меня Черноморд умотал… Найди дупло где-нибудь, а? Понимаю, что деревья молодые, но вдруг да получится?

— Веревку выращивать будешь? — понимающе кивнул Рыбий Сын.

— Да, наша-то сгорела давеча.

Словенин ушел на поиски, отсутствовал довольно долго. Когда вернулся, вид у него был слегка виноватый.

— Нет нигде дупел, только нору нашел в земле… Не то барсучья, не то лисья.

— Ну, что делать, попробуем в норе… Веди.

Рыбий Сын помог ему встать, волхв сделал два неуверенных шага, потом тряхнул головой, отказался от помощи, походка его стала более твердой — загадочный отвар явно делал свое дело. Нора оказалась шагах в тридцати. Молчан присел на корточки, внимательно ее осмотрел.

— Попробуем, а вдруг да получится? — пожал он плечами.

Едва волхв начал речитатив заклинания, из норы со злым тявканьем выбежала лисица. За ней, поскуливая, жались три лисенка.

— Извини, рыжая, — развел руками Молчан, отходя в сторону, чтобы пропустить зверьков. — Придется тебе поискать новое жилище. Твое нам позарез понадобилось. Если сами дыру выроем, почему-то ничего не получится, я уже пробовал… — После этого он возобновил свои бормотания. Закончив, сунул руку в нору, с изумлением вытащил бурый канат едва ли не в руку толщиной. — Надо же! Ничего себе веревочку наколдовали… Сходи пока за мечом, что ли, а то ножом кромсать замучаемся…

Они встретились у своей стоянки: Руслан с кучей сучьев и двумя небольшими бревнышками, Рыбий Сын, сгибающийся под тяжестью огромного мотка каната, и Молчан, снова шатающийся, но смотрящий гордо.

— Это… это вы где взяли? — вытаращил глаза богатырь, незнакомый прежде с талантом волхва выращивать веревку из ничего в дуплах деревьев и, как выяснилось, еще и в норах.

— Молчан наколдовал! — пропыхтел Рыбий Сын, сбрасывая ношу на землю. — Так что захочешь удавиться — только свистни, он тебе из любой дыры веревку достанет…

Канат разрубили на несколько частей, и вокруг костра выложили целых семь кругов. Молчан над каждым что-то пошептал, после чего завалился спать, не дожидаясь ужина.

— Куда мы наворотили столько? — недоумевал Руслан, заканчивая трапезу. — Какой-то вшивый полудобитый мертвяк, а мы такую от него защиту сварганили, словно сам Ящер в гости ожидается…

— Знаешь, Руслан, прав Молчан, когда говорит, что утро вечера мудренее. Фатиму мы уже потеряли, хорошо бы дойти до цели без дальнейших потерь.

— Ладно… Кто первый сторожить станет?

— Давай, я посторожу. Все равно сразу уснуть не смогу. — вздохнул словенин.

— Все о ней думаешь? — посочувствовал Руслан.

— Нет, о нем. Все представляю, с каким удовольствием дам ему по морде. По гнусной черной морде.

Руслан усмехнулся, пожелал доброй ночи строившему сладкие планы мести Рыбьему Сыну, и заснул. Тот сел в свою любимую позу — вроде бы, расслаблен, но в любой момент готов вихрем взвиться навстречу любой опасности, заплясать свой чудесный танец; слышит все, даже то, как скребется в двери родного муравейника загулявший где-то муравей. Полная луна заливала поляну мягким светом, и мечталось стражу о многом. Так хотелось подхватить сейчас на руки Фатиму, прижать к себе крепко-крепко, с замиранием сердца вслушиваясь в ее счастливый шепот… Но любимую похитил Черноморд, и она сейчас далеко-далеко… Эх, уметь бы летать! Тогда он потягался бы с колдуном еще в воздухе, и отбил бы девушку!

После полуночи вокруг поляны послышались многочисленные шорохи. Рыбий Сын напрягся, но ни единым движением не выдал себя, продолжая сидеть так же неподвижно. Тут из ближайших кустов зазвучала мягкая музыка, и тонкий девичий голос запел песню:

Я затерялась в бескрайних лесах,Радость забыта. Один только страхСо мною и утром, и ночью, и днем;А как было б славно с тобою вдвоем!

Кусты зашелестели, и из них вышла девушка, одетая по-печенежски. С изумлением воин узнал в ней дочь Елбыгара, дальнего родича Хичака, который особенно усердствовал, пытаясь оженить каганского побратима. Смотря на Рыбьего Сына, она, прижав руки к груди, старательно выводила:

Давно я смирила упрямый свой нрав,И скромною стала, гордыню поправ.Найди меня, храбрый герой, и узнайИ высшее счастье, и истинный рай!

Словенин обалдел. Девушка, про которую он и во время оно старался не очень думать, а в последние дни так и просто забыл, вдруг появляется за боги знают сколько верст от родных степей, и поет ему, последнему оставшемуся в живых из мужчин племени, сворю сладкую песню, вместо того, чтобы визжать и спрашивать, куда подевались каган и все остальные, включая ее отца и братьев! Но что-то тут не так… Что? А-а! Вот оно! Во-первых, и Рыбий Сын это не сразу вспомнил, эта девушка умерла как раз зимой от какой-то непонятной болезни. Шаман так и не смог распознать недуг, только руками разводил и жертв требовал. Никакие жертвы так и не помогли… Во-вторых же, девушка не отбрасывала тени, как и положено всякому уважающему себя мертвяку и прочей нечистой силе.