Русский флаг - Александр Борщаговский

Попов со своей командой ушел только тогда, когда неприятельский десант подходил к батарее, оглашая холмы криком и беспорядочной стрельбой из штуцеров.

Мичман ушел последним, часто оборачиваясь на ходу. Увидев французский флаг над неповрежденным валом батареи, Попов яростно тряхнул головой и бросился догонять команду, которую гардемарин Колокольцев вел на соединение со стрелковыми отрядами.

Захват Кладбищенской батареи был бы чреват тяжелыми последствиями, если бы неприятель высадил здесь крупный десант. Отсюда многочисленный неприятель мог двинуться к порту, обойти с тыла Кошечную батарею и ворваться в Петропавловск. Поэтому, когда Завойко увидел, что вслед за шлюпками "Форта" к Красному Яру стали приближаться десантные отряды с "Президента" и "Пика", он приказал стрелкам идти на соединение с отходившим Поповым. Навстречу неприятелю были брошены стрелковые партии мичмана Михайлова, полицмейстера Губарева, отряд в тридцать два человека, который повел Пастухов, и партия камчадалов.

Артиллеристы Попова, соединяясь с отрядами, торопившимися им навстречу, усиливали боеспособность этого стрелкового заслона. И все же неприятель по числу людей втрое превосходил их.

Едва французский флаг повис над батареей и Изыльметьев принял сигнал Завойко: "Батарея пала. Открыть огонь!" — расчетам "Авроры" был отдан приказ открыть батальный огонь по Красному Яру. Но прежде чем бомбы "Авроры" долетели до батареи, занятой неприятелем, чужой снаряд разорвался в самой гуще французов. Его не могло послать ни одно из орудий Кошечной батареи: пушки Дмитрия Максутова не имели такого угла обстрела.

— Похоже, что стреляли из-за Сигнального мыса? — удивился Тироль.

— Несомненно. Шальной снаряд, — подтвердил Изыльметьев. — Метили в отступающую команду мичмана Попова. Французский флаг хорошо виден.

Спустя несколько секунд меткий батальный огонь "Авроры" и "Двины" достиг батареи и охладил пыл "крошки Лефебра", который размахивал шпагой и клялся у флагштока, что он станет немедленно преследовать русских и разобьет их наголову или "заставит разбежаться по лесным норам". Лефебр и Бурассэ теряли драгоценные минуты, не зная, чем еще, кроме подъема флага, ознаменовать свое присутствие на оставленной русскими батарее.

— Нужно сжечь платформы и сбросить вниз пушки, — предложил Бурассэ.

— Лейтенант! Как можно! — возразил Лефебр. — Над батареей флаг Франции, тут все неприкосновенно.

— Тогда вперед, и да здравствует император! — провозгласил прямолинейный Бурассэ.

— Это не так просто, мой друг, — улыбнулся Лефебр, пряча свое тщедушное тело под прикрытие земляного вала, тогда как рослый Бурассэ отважно стоял на виду. — Русские могут не пустить нас в город. Следует дождаться англичан.

Бурассэ махнул рукой и храбро поднялся на несколько саженей выше батареи, откуда открывался вид на дорогу, ведущую в порт. Французы залегли во все углубления и ямы, вырытые бомбами "Форта", скрываясь от огня "Авроры" и "Двины".

Фрегаты завязали перестрелку с Кошечной батареей. Она отвечала им неохотно, редко, будто с ленцой.

Никакого движения в заливе, английские шлюпки замерли, опасаясь приблизиться к берегу.

Взглянув вперед, Бурассэ заметил русских матросов и стрелков, бегущих к Красному Яру от кладбища. В два прыжка он достиг батареи, но советоваться ему было не с кем: Лефебр ушел к шлюпкам, оставленный им мичман Тибурж убит осколком русской бомбы.

Пьер Ландорс, первый весельчак на "Форте", наклонился над мичманом и, обнажив курчавую голову, сказал:

— Готов! — Заметив Бурассэ, он сверкнул белками каштановых глаз и добавил: — А мы думали, что совсем осиротели, ваше сиятельство, — такова была неизменная форма обращения Ландорса.

Бурассэ приказал подобрать тело мичмана, захватить раненых, не забыть о флаге, который так и не успел наполниться русским ветром, и убираться по возможности быстрее.

Мичман Попов спешил на батарею. Он бежал впереди отряда, размахивая рукой, не чувствуя, как ветки били его по лицу. Если ему удастся настичь французов, схватиться с ними, сбросить вниз и завладеть флагом, он будет считать себя вполне отомщенным.

Позади и слева от него стремительно бежали люди Михайлова и Пастухова. Камчадалы скользили по зеленым склонам, на ходу целясь в неприятеля. У отрядов не было общего командира, но охвативший их порыв, страстное желание нанести врагу поражение в первой рукопашной схватке были настолько сильны, что люди представляли собой единую, слитную массу, испугавшую неприятеля неудержимым стремлением вперед. Сверкали лезвия штыков, камни беззвучно срывались из-под ног и падали, разбивая прозрачную кромку воды.

Попов не сразу понял, что французы бегут. Только бы прийти первым! Смыть следы врага его же кровью. Он должен прийти первым… Рядом слышался топот матросов с "Авроры", сибирских стрелков; тяжело дышал, обгоняя Попова, быстроногий Пастухов. Партия камчадалов опережала всех, хотя бежала она по самой неудобной, наклонной части берега, готовясь ударить по французам сверху.

Уже исчез французский флаг с батареи. Матросы "Форта" кубарем скатывались к воде. Они прыгали с бруствера, теряли равновесие, падали, поднимали галдеж у шлюпок, роняли ружья и, уже сидя в шлюпках, вылавливали из воды фуражки.

Заметив бегство неприятеля, Попов крикнул своим людям: "За мной!" — и свернул вниз, к отмели, рассчитывая отрезать от шлюпок хотя бы часть десанта. Шлюпки поспешно отчаливали. Батареи "Авроры" умолкли: русские стрелковые партии приближались к Красному Яру, и неточно посланный снаряд мог причинить им вред.

Французы в шлюпках гребли изо всех сил. Вдогонку понеслись выстрелы с отмели и с батареи, занятой стрелковыми отрядами, но кремневые ружья скоро оказались бесполезными.

Сняв фуражку и вытирая жестким рукавом покрывшийся испариной лоб, рядовой сибирского линейного батальона Никифор Сунцов провожал шлюпки насмешливым взглядом.

— Зачем спину кажешь? Дал бы в лицо поглядеть, какие глаза твои… Ну и ловок же бежать, ваше благородие! — обратился он к Пастухову. — Ровно заяц скачет…

— На зайца гончие есть, — сказал Пастухов, все еще тяжело дыша. Управимся.

Пастухов напрасно старался скрыть бурлившую в нем озорную, мальчишескую радость.

— Однако обидно… — сокрушался Сунцов. — Мне бы живого офицера поддеть… Их благородие капитан Арбузов сказывали: за офицера крест полагается. Обидно, вашблагородие!

— Успеется!

На батарею поднялся Попов. Пастухов бросился ему навстречу, и они обнялись.

— Ну, вот ты и дома, Вася! — сказал сияющий Пастухов. — Ты счастлив?

— Да, — коротко ответил Попов и, помолчав немного, оглядевшись, добавил: — Жаль пушек, их сразу не расклепаешь… И батарею загадили… он брезгливо поморщился.

— Мы еще встретимся, — потряс его за руку Пастухов. — Еще сразимся!

Попов широко улыбнулся, стирая со своего лица усталость и треволнения минувших часов.

— Сразимся! — закричал он во весь голос, удивляя матросов. — Еще как сразимся!

III

Арбузов управлял орудиями командирского дека "Авроры". Он стоял недалеко от Изыльметьева и Завойко, только что перебравшегося с кошки на палубу фрегата, наблюдал за полетом ядер и в короткие паузы между выстрелами ревниво ловил долетавшие до него фразы.

Его бесило равнодушие Завойко. Видит ли тот хотя бы, что ядра, пущенные орудиями командирского дека, достигают цели лучше других? Понимает ли он это? Способен ли губернатор вообще разобраться в сложных перипетиях боя? Зачем он явился и стоит, спокойный, неподвижный, на борту "Авроры", где и без него, слава богу, есть кому командовать, вместо того чтобы ободрять своим присутствием стрелков Кладбищенской батареи!

Арбузов ждал, что Завойко заметит его, подойдет, даст понять, что с прошлым покончено и ему не до ссор теперь, когда Петропавловску так необходимо настоящее военное руководство. Ничуть не бывало. Взгляд Завойко несколько раз скользнул по молодцеватой фигуре Арбузова и не задержался на ней, словно перед ним был незнакомый офицер или нижний чин. Лицо Арбузова обдавало жаром, сердце мгновенно срывалось вниз, голос делался резче. Но проходили секунды, Завойко отворачивался от его батареи, и Арбузов с ненавистью смотрел на узкую спину губернатора, на гладкий седеющий затылок между воротом мундира и околышем фуражки.

— Батарея спасена! — воскликнул Изыльметьев, наблюдая за отходом десанта. — Поздравляю, Василий Степанович!

Завойко снял фуражку, заложил руки за спину и стал, по обыкновению, прохаживаться, словно ничего не произошло.

— Она пригодна только как стрелковая позиция, — сдержанно сказал Завойко.

— Попов стрелял до последней минуты. Он, вероятно, не успел заклепать орудия… — предположил капитан.