Для кого цветет лори - Марина Cyржевcкая

 Замах он, конечно, увидел, но останавливать не стал. Пощечина обожгла его щеку так яростно, что Ран даже опешил. Он не помнил, чтобы когда-нибудь чувствовал подобное. Потер щеку, прищурившись и глядя на Оникс, что сжимала кулаки, с яростью глядя в его лицо.

 — Значит, отпустишь? — зашипела она. — Как благородно. Ну надо же. Ран Лавьер первый раз в жизни решил проявить благородство! — она ткнула его кулаком в грудь. — Отпустишь, да? Ты вытащил меня из моей привычной жизни, — снова удар кулаком. Ран смотрел во все глаза. — Ты заставлял делить с тобой постель. — Удар. — Ты поставил на мне клеймо. — Удар, удар! — Ты распоряжался мною, как своей собственностью! Ты! Сделал мне ребенка! — она пнула его ногой в колено. — А теперь решил отпустить и пожелать найти того, кто исправит все твои грехи, да, Ран? — заорала Оникс. Лавьер от изумления потерял дар речи. Он никогда не видел раяну такой. Разъяренная дикая кошка, что била его и орала. — Да? Решил избавиться от меня? Ну уж нет, Ран. Это все сделал ты, так что тебе и исправлять, понял? Сам исправляй свои ошибки, ясно тебе? Сам!

 Ран начал смеяться. Хохотать, как ненормальный. И Оникс снова его ударила.

 — И прекрати смеяться надо мной!

 — Небесные, ушам своим не верю. — Он резко сгреб ее, прижал к себе так крепко, что, казалось, его сердце бьется внутри раяны. — Ты хочешь остаться со мной. Ты хочешь этого!

 Он прижался губами к ее макушке, отстранился, обхватил руками ее лицо, заглядывая в гневно сверкающие синие глаза.

 — Прошлое я исправить не смогу, раяна, — серьезно сказал Ран. И усмехнулся. — Но могу дать будущее.

 Оникс открыла рот и вдруг зажала его ладонью, вырвалась и метнулась в сторону, упала на колени. Ран оказался рядом сразу же, убрал ей волосы, подержал, пока девушку выворачивало остатками кабаньего мяса.

 — Это самое лучшее признание в любви, что я когда-нибудь видел, — иронично сказал он.

 — Тебе нравится, что меня тошнит? — простонала Оникс.

 — Нравится? Это совсем не то слово, раяна. Я счастлив, как безумец, понимая, что тебя тошнит из-за моего ребенка, — он поцеловал ее макушку.

 — Значит, теперь это твой ребенок? — огрызнулась она.

 — Похоже, просить прощения ты заставишь меня бесконечно, — вздохнул Лавьер.

 — Просить прощения? — хмыкнула Оникс. — Ты даже знаешь эти слова? Я удивлена, аид.

 — Нет, не знаю, раяна. И даже сомневаюсь, что мне удастся эти слова выучить. Но я что-нибудь придумаю. Мне ведь теперь есть, ради чего, верно?

 Лавьеру хотелось сжать ее в объятиях, прижать к себе изо всех сил, но он снова сдержался. Накинул свою рубашку на ее хрупкие плечи. Да, что-то изменилось. К безумной жажде обладания теперь добавилось новое, неизведанное и исцеляющее чувство.

 — Я принесу воды, стой здесь.

 Потом он держал девушку на руках, согревая собой, пока не подъехали Сумеречные. Гладил ей живот — осторожно, лишь кончиками пальцев, и при этом у Рана было такое сосредоточенное лицо, что Оникс фыркала и улыбалась.

 — Не могу поверить, — сказал он, снова проведя ладонью. — Никак не могу…

 — Поверишь, — зевнула раяна. — Когда живот вырастет и я стану толстой, как рыба-шар. Вот тогда точно поверишь…

 Она уснула раньше, чем Сумеречные добрались до них, слишком измученная этим днем. И уже сквозь сон чувствовала, что Лавьер завернул ее в меховое покрывало и поднял в седло, прижимая к себе.

 Куда он везет ее, раяна не спросила.

 Впрочем, это уже было неважно.

ГЛАВА 27

Шесть лет спустя…

 Кристиан следил за полетом сокола. Тот реял в вышине, распластав крылья, а потом, заметив добычу — камнем падал вниз. И снова взмывал, неся в клюве полевку… Крис улыбался. Ему нравился полет. И птица. Возможно, стоило приманить пернатого, но не сейчас. На это кладбище он пришел не для того, что ловить соколов.

 Дух перевел взгляд на надгробный камень. Мало кто посещал эту могилу. Хотя бы потому, что мало кто знал о ней. Одинокий камень на краю бурлящего водопада, без опознавательных знаков и надписей.

 Даже если в эти края занесло бы одинокого путика, он и не понял бы, что этот камень венчает чье-то последнее пристанище. И к лучшему.

 Кристиан воткнул нож в рыхлую землю.

 Лето уже бушевало вокруг буйством красок и запахов, кружило голову ароматами цветов. Лошадь подбрела ближе, ткнула Кристиана рыжей мордой с белыми пятнами.

 — Уже иду, — рассеянно протянул сумеречный. Хотя сейчас, в простой полотняной рубахе и штанах с кожаными вставками, какие носят обычные горожане, Кристиан мало был похож на ученика цитадели. Хотя, говорят, что бывших Сумеречных не бывает.

 И сколько не вытравливай из себя Цитадель, она все равно где-то внутри. С ее жестокостью, извращенной вседозволенностью и вечной болью… Они все носят ее в себе, и вопрос лишь в том, когда Цитадель решит напомнить о себе.

 Кристиан не смог бы объяснить, почему приезжает сюда. Он бросил взгляд на уступ, где когда-то стоял дом. Сейчас там ничего не было, дом смело в пропасть обвалом. И на самом деле надгробный камень должен бы лежать там — на уступе. Но Кристиан положил его здесь. В конце концов, место не так уж и важно…

 Так зачем он приезжал сюда?

 Возможно, он просто не хотел забывать. Кто он. Что носит внутри себя. И чего стоит бояться.

 — Наверное, больше не приду, — Крис снова посмотрел на сокола. — Так что… прощай, Итор.

 Запрыгнул в седло и дернул поводья, направляя кобылу на юг, в сторону Темного Града.

***

Медленный разворот. Наклон. Остановка. И выпад. И снова разворот… Это похоже на танец. И Оникс затаила дыхание, наблюдая. Она всегда его таила, боясь вздохом нарушить тренировку. Мужчина и мальчик. На обоих лишь широкие полотняные штаны. Босые ноги твердо стоят на светлых досках паркета. Шаг. Поворот… Глаза закрыты. Ран учит Лиера видеть без зрения…

 Выпад!

 Поворот…

 Завораживающе красиво. У мужчины движения отточенные, четкие, совершенные. У мальчика – еще по-детски мягкие, неуверенные. Но он старается, нахмурив от усердия темные брови. Маленькая копия своего отца. Вот так, с закрытыми глазами – он был удивительно похож на него, даже хмурился так же, как Ран. И только когда распахнет темные ресницы, можно будет увидеть не ярко-зеленые, а темно-синие радужки.

 Выпад, пригнуться, поворот…

 Оникс казалось, что учить его драться слишком рано. Но она не вмешивалась. Ран знает, что делает.

 Шаг… поворот…

 Губы Рана изогнулись в улыбке. Значит, снова услышал ее, а ведь Оникс стояла так тихо. Или почувствовал? Он всегда ее чувствовал…

 Она тихо скользнула назад, в приоткрытую дверную створку. У нее так много дел!