Книга странствий - Игорь Губерман

- Что же ты тут стоишь? - удивился он.

- Улететь не могу, - ответил я. - Ты что же, сам не видишь, что тут делается?

- Как это не можешь? - снова удивился он. - Дарья Михайловна, - он обращался к немолодой женщине, протиравшейся сквозь толпу, - оформи господину Губерману билет, но принеси его туда ко мне, а мы пока проводим человека честь по чести.

Мы оказались в большом зале, что когда-то назывался депутатским. Вдоль одной из стен стоял бар с немыслимым количеством напитков.

- Вы меня, ребята, извините, - сказал вице-губернатор, - выпивайте тут немножко, что хотите, я через минут десять освобожусь, я вон видите, принимаю делегацию английского королевского флота.

И двинулся в направлении соседнего - мы только что увидели его большого зала, откуда доносился лёгкий и нестройный шум многолюдной пьянки. Я вдруг ощутил бессонную ночь (надеялся отоспаться в самолёте) и всю диковинность происходящего со мной. В голове у меня было чисто, пусто и весело.

- Боря, - неожиданно для самого себя окликнул я вице-губернатора, он обернулся, - Боря, гони этих англичан к ебене матери, они ведь полтора века назад уже пытались захватить эти края - не помнишь разве - в Крымскую войну!

Боря восхищённо крутанул головой:

- А правда! Сейчас Мишке расскажу.

Мишка обозначился чуть позже, а покуда нам уже несли большой поднос с коньяком, пивом и орешками. По-моему, спутники мои ощущали то же лёгкое безумие, что и я. Мы пили молча, но со значением и победительно чокнулись. А через десять минут из зала вышла и направилась к дверям на лётное поле ровная струйка вдребезги пьяных, но ослепительно подтянутых и прямо шедших английских офицеров. Они несли себя, как вазы, боящиеся расплескаться. Следом шёл наш друг и покровитель, успевший одобрительно и обещающе нам подмигнуть. Через распахнутую дверь мы видели, как убирают со стола посуду и приносят новые тарелки и салатницы. Он возвратился и приветливо сделал нам у двери приглашающий жест. Тут я увидел человек тридцать российских морских офицеров тоже в парадной форме. В отличие от своих английских коллег они уже полностью утратили выправку. Мой покровитель громко произнёс про меня нечто столь комплиментарное, что я это никак не в силах воспроизвести, офицеры реагировали полным безразличием. Один только, желая соблюсти декорум, сказал, что читывал мои афоризмы, но не помнит, где именно (я в жизни не писал афоризмов), и мы уже почти направились к отдельному столу в углу, когда Борис воскликнул вдруг:

- Миша, Миша, иди сюда, ведь это Игорь мне напомнил про ту войну!

И подошёл к нам - чтоб рука моя отсохла, если вру - невысокий бледный человек с погонами адмирала. Больших звёзд у него было две, такое я впервые видел близко.

- Познакомьтесь, - запросто сказал мой вице-губернатор, -это начальник штаба (или кто-то ещё, не поручусь) нашего Тихоокеанского флота.

Мы пожали друг другу руки, в голове моей всё плыло и гуляло - как от ситуации, так и от количества уже принятого коньяка. Только этим объясняю я свой хамски разухабистый вопрос (я сам его услышал с ужасом), адресованный вице-губернатору:

- А что же он у тебя такой бледный?

Адмирал молча зыркнул на меня спокойными глазами, и я понял, что будь здесь палуба, верёвка и мачта, больше я бы никогда и никого не смог бы ни о чём спросить. А покровитель мой, ничуть не удивившись, бодро и незамедлительно сказал:

- Так ведь семнадцать лет в атомной подводной лодке просидел!

Мы направлялись уже в угол, адмирал отошёл, не проронив ни единого слова. Нет, успел я подумать, не буду я на всякий случай плавать в ближайшие годы на кораблях Тихоокеанского флота.

Наш получасовой дальнейший разговор был так сумбурен (и коньяк нам снова принесли), что я могу передать лишь впечатление. Оно так меня тогда поразило, что я тихо протрезвел. Со мной распахнуто и дружелюбно говорил человек, типаж которого мне был отменно знаком и памятен по лагерю и ссылке. Он был умён и явно энергичен, имел какое-то высшее образование, замашкой лидера пахло от него за версту, и мог он запросто, вполне по праву чем-нибудь на уровне огромной стройки или большой конторы замечательно руководить. Я видел, слышал, ощущал знакомый мне и ранее по инженерству, а потом - по лагерю и ссылке - тип разбитного, приблатнённого и многоопытного советского прораба. Из несвязной, скачущей и полупьяной беседы нашей вырисовывались и его проблемы - все они такого же характера и уровня были: тот подвёл, а этот падла, там украли, здесь не довезли и обманули, верить никому нельзя и не на кого положиться - все гребут, хватают и копают под себя. Я протрезвел уже и чисто лагерной решил его проверить шуткой:

- Хочешь, - я его спросил, - сейчас я, Боря, хоть я и приезжий иностранец, все твои проблемы одной фразой обрисую?

- Откуда тебе их понять, - он отмахнулся, но мальчишеское любопытство взяло верх. - Давай, попробуй.

А впрочем, нет, не с лагеря, ещё со времени, когда я был как раз таким прорабом, знал я эту шутку.

- Вся твоя проблема, милый Боря, - сказал я медленно и плавно, - она в том, что все тебя ебут, а тебе - некого.

- В самую десятку! - с сокрушением обрадовался государственный деятель. - Давай за это выпьем!

И проводил меня на самолёт.

Я хорошо его запомнил и спустя два года (или три), впервые увидав и услыхав по телевизору стремительно взлетающего к власти Путина, я вздрогнул от немыслимой похожести их типажа. И даже блёстки уголовной фени в устной речи были у них чуть ли не одни и те же. Конечно, Путин явно был гораздо более обтёсан и столичен, только ведь у глаз, у мимики, у слов - есть излучение, которое никак нельзя подделать (для себя я называю это запахом, поскольку слова точного не знаю, а понятие ауры сложней, чем то, о чём я говорю).

Та же чувствовалась полная пригодность для огромной стройки, для большой конторы, для какого-нибудь крупного конкретного проекта, для мафиозного семейства на худой конец. Но только где же все российские Сперанские, Столыпины и Витте? Именно они сейчас нужны России более всего.

Я знаю, где они.

И именно поэтому я начал с безымянных лагерных могил.

Несчётное количество раз я приставал к самым различным людям, задавая им почти заведомо безответный вопрос: а что они сами думают о творящихся в России переменах? Слушал уклончивые вялые слова, политики такое вежливое посылание на хуй именуют сдержанным оптимизмом. Но все реформы, не унимался я - они хоть что-то обещают же, не правда ли? В когдатошней России все судебные, земельные и прочие реформы вон ведь какой дали взлёт, еле-еле низвели его к нулю большевики.

И на конкретный сей вопрос я получил ответ выдающийся, какой-то явно мудрый человек эту модель придумал, мне её приятель уже только пересказывал.