Путешествие на Запад. Том 3 - У Чэн-энь

– Видимо, – заметил Танский монах, – правитель этого государства был человеком высокой добродетели, а его граждан ские и военные сановники отличались мудростью и добросердечностью.

– Нельзя сказать, что гражданские сановники были очень мудры, а военные – добросердечны. Да и сам правитель не отличался высокой добродетелью. Дело в том, что священная пагода в нашем монастыре Золотое сияние издавна излучала дивное сияние, которое возносилось высоко в небо и по ночам было видно на расстоянии десятков тысяч ли, а днем окрашивалось в разные цвета радуги и озаряло даже соседние государства. Жители этих государств были уверены, что наш город священный, и все варвары являлись сюда с дарами. Но вот три года тому назад в день новолуния, в самом начале осени, ровно в полночь вдруг хлынул кровавый дождь. Когда рассвело, все жители были в страшном испуге и печали. Сановники доложили правителю государства, что, по их мнению, небесный владыка неизвестно за что прогневался и ниспослал кару. Тотчас же были приглашены все ученые маги-даосы для устройства молений, а буддийским монахам было велено читать сутры, чтобы задобрить духов Неба и Земли. Пагода, излучающая сияние, потускнела и с тех пор вот уже два года никто не привозит даров. Наш правитель хотел было пойти войной на соседей, однако сановники все в один голос отговорили его и оклеветали нас. Они сказали, будто это мы, монахи, украли золото, которым была покрыта пагода, она перестала сиять, а потому соседние страны отказались приносить дары. Неразумный правитель наш, не разобравшись, в чем дело, поверил злым сановникам: нас схватили и всячески пытали, требуя признания. В нашем монастыре было три поколения монахов. Старшие два не выдержали пыток и погибли; теперь принялись за наше поколение: нас допрашивают и держат в колодках. Будь над нами судьей, отец наш! Посуди сам: неужели мы осмелились бы похитить золотую кровлю пагоды? Умоляем тебя, сжалься над нами, прояви свою доброту и сострадание и своей волшебной силой спаси нам жизнь, мы ведь тоже монахи, такие же, как и ты.

Танский монах слушал, участливо кивая головой, а затем со вздохом сказал:

– В этом деле очень трудно разобраться. Я думаю, что ваш правитель отошел от добродетельного образа правления, а вас самих постигла кара за грехи. Но почему вы сразу же, на другой день, не сообщили вашему правителю, что пагода потускнела от кровавого дождя? Вот и навлекли на себя беду.

– Отец наш! Мы ведь простые смертные! Нам и в голову не приходило, что небо, ниспослав этот дождь, изъявило нам свою волю. Даже старые монахи и то не поняли этого. Как же мы, младшие, могли разобраться!

– Который сейчас час, Сунь У-кун? – спросил Танский монах.

– По-моему, около часа «шэнь», – отвечал тот.

– Мне бы хотелось поспеть на прием к правителю и лично попросить его выдать нам подорожную, только вот не знаю, как быть с этими несчастными монахами. Пока дело не выяснится, нельзя даже слова вымолвить в их защиту. Когда я, отправляясь на Запад, покидал нашу столицу Чанъань, то дал обет в монастыре Преддверие буддийских Истин возжигать во всех буддийских храмах фимиам, поклоняться изваянию Будды во всех буддийских монастырях и наводить чистоту во всех буддийских пагодах, которые мне встретятся на пути. И вот сейчас нам попались несчастные собратья – монахи, которые незаслуженно терпят тяжкие мучения из-за потускневшей пагоды. Раздобудь-ка мне новенький веник, а я пока обмоюсь, а затем пойду чистить пагоду. Надо выяснить, почему она перестала излучать сияние, тогда мне легче будет доложить об этом деле здешнему правителю и избавить несчастных монахов от незаслуженной кары.

Монахи, которые жадно ловили каждое слово Танского монаха, поспешили на кухню и вернулись с большим тесаком, который был передан Чжу Ба-цзе:

– Отец наш! – обратился к нему один из монахов. – Разруби этим тесаком цепь у столба кумирни, к которой прикованы молодые монахи, и освободи их. Тогда они смогут приготовить вам еду и помогут вашему наставнику обмыться. А мы пока сходим на базар и выпросим веник для вашего наставника.

– Да разве трудно расковать цепь? – смеясь, спросил Чжу Ба-цзе. – Никакого тесака не потребуется. Надо только попросить вон того монаха с волосатым лицом. Он – старый мастер открывать замки и расковывать цепи!

Сунь У-кун и в самом деле подошел к тому месту, где были прикованы монахи, и пустил в ход свои чары. Не успел он коснуться рукой цепи, как она сразу же упала. Освободившись, монахи бегом помчались в кухню, вычистили очаг и котел и стали готовить еду и чай.

Когда Сюань-цзан и его ученики поели, уже стало смеркаться. В это время появились монахи с двумя новыми вениками. Сюань-цзан очень обрадовался и только было начал с ними разговаривать, как вбежал послушник, зажег фонарь и попросил Танского монаха пойти обмыться. В это время на небе уже появились звезды и ярко светила луна. На часовой башне ударили в барабаны, отбивая часы ночной стражи.

Вот что рассказывается об этом в стихах:

Повеяло с полей прохладой сланной,Как будто в праздник, все дома в огнях,Но жители захлопывают ставни,Засовы задвигают на дверях.Замкнулись и базарные ворота,Рыбачьи лодки к пристани пришли…Вот слышно – кличет женщина кого-то,И кто то отвечает ей вдали…Вернулись с поздней пахоты быки,Стреножены веревкою короткой…За ставнями мерцают огоньки –И школьники твердят свои уроки.

Закончив омовение, Танский монах надел рубаху с короткими рукавами, подпоясался шнуром, обулся в мягкие туфли, которые носят старцы, вооружился новым веником и обратился ко всей монашеской братии с такими словами:

– Идите спать и спите спокойно; я почищу пагоду и приду к вам.

– А что, если я пойду с вами, наставник? – попросил Сунь У-кун. – Пагода полита кровавым дождем, кроме того, в ней давно не зажигались священные светильники, поэтому могла завестись разная нечисть. К тому же ночь сегодня безоблачная и ветер холодный, одному вам будет тревожно и жутко.

– Вот и отлично! – обрадовался Танский монах, охотно приняв предложение Сунь У-куна.

После этого они оба, неся веники, направились к пагоде. Сперва они вошли в главное здание и зажгли глазурные светильники. Танский монах воскурил фимиам и, совершая поклоны перед изваянием Будды, произнес:

– Я, твой скромный последователь Чэнь Сюань-цзан, получил повеление государя великого Танского государства в восточных землях направиться к священной горе Линшань, предстать перед живым Буддой Татагатой и попросить у него священные книги. Ныне я достиг государства Цзисай и нахожусь в сем монастыре, именуемом Золотое сияние. Здешние монахи рассказали мне, что пагода сия осквернена грязью и ее сияние померкло, а правитель страны заподозрил монахов в том, будто они украли золотую кровлю пагоды, и наложил на них тяжкое наказание. Трудно теперь разобраться, где правда. Я, твой верный ученик, со всей искренностью явился сюда, в эту пагоду, чтобы очистить ее от грязи, и умоляю тебя, великий мой Будда, не откажи мне в прозрении, чтобы я смог узнать причину осквернения пагоды, не допусти того, чтобы простые смертные невинно страдали и мучились.