Сент Ив - Роберт Стивенсон

Такие чувства надобно было поощрять, и потому по пути домой из церкви (если это можно назвать церковью) я пустил в ход самую коварную уловку, чтобы еще сильней воспламенить ее интерес к нам: я доверив ей свою сердечную тайну. Стоило мне заикнуться о юной леди, которой я отдал свое сердце, как миссис Макрэнкин обратила на меня взор, исполненный устрашающей серьезности.

— Она хороша собой? — спросила сия достойная особа.

Я от всей души заверил ее в этом.

— А какой она веры? — последовал новый вопрос, и от неожиданности я совсем оторопел.

— Право, не знаю, сударыня, я как-то не спрашивал! — воскликнул я. — Знаю лишь, что она истинная христианка, и этого мне довольно.

— Да, но тверда ли она в своей вере? — со вздохом произнесла миссис Макрэнкин. — Ведь истинные христиане есть во всяком вероисповедании. Встречаются они и среди макглашанитов, есть и среди гласситов, а сколько их среди макмилланитов, и даже в англиканской церкви найдутся.

— Я знавал даже иных весьма благочестивых католиков, если уж на то пошло! — подхватил я.

— Мистер Дьюси, постыдитесь, сэр! — воскликнула миссис Макрэнкин.

— Помилуйте, сударыня! Я ведь только… — начал было я.

— Не годится шутить в серьезных делах, — наставительно молвила она, не дав мне даже договорить.

Вообще же, когда я рассказывал ей про нашу с Флорой любовь то немногое, что счел нужным рассказать, она чуть ли не облизывалась, точно кошка перед горшком со сметаной, и, как ни странно — вот что значит пылкое чувство! — мне и самому было столь же приятно излить свою любовь перед этой твердокаменной слушательницей. Меж нами сразу же образовались крепкие узы: с той минуты мы точно спаялись в единую семью, и мне не стоило никакого труда уговорить миссис Макрэнкин откушать с нами чаю и сидеть при этом во главе стола. Престранная это получилась компания: миссис Макрэнкин, Роули и виконт Энн! Но я согласен с апостолом, если только слегка изменить его изречение "Все — женщинам! ". И пусть в тот день, когда я не смогу более угодить даме, меня удавят моим собственным галстуком!

ГЛАВА XXVIII

ЧТО ПРОИЗОШЛО В ПОНЕДЕЛЬНИК

ВЕЧЕР У МИСТЕРА РОББИ

На другое утро, ровно в половине девятого, я уже звонил у дверей адвокатской конторы на Касл-стрит, где ждал меня мистер Робби; он удобно расположился за письменным столом; по стенам его кабинета сверху донизу тянулись полки, уставленные зелеными папками с делами. Поздоровался он со мною, как со старинным другом.

— Слушаю вас, сэр, слушаю, — сказал он. — Это все равно, что рвать зуб, и я, ваш дантист, обещаю вам, что операция пройдет безболезненно.

— Позвольте мне в этом усомниться, мистер Робби, — возразил я, пожимая ему руку. — Но по крайности постараюсь не отнять у вас ни одной лишней минуты.

Пришлось мне сознаться в том, что я бродил с двумя гуртовщиками и их стадом, что прикрывался вымышленным именем, что убил или смертельно ранил человека в драке и допустил, чтобы двое ни в чем не повинных людей просидели немалое время в тюрьме по обвинению, от которого я с легкостью мог бы их избавить. Все это я выложил мистеру Робби с самого начала, чтобы худшее поскорее осталось позади, и все это он выслушал очень серьезно, однако не высказывая ни малейшего удивления.

— А теперь, сэр, — продолжал я, — пришла мне, видно, пора расплачиваться за мои неудачные похождения, но я очень бы хотел, ежели возможно, устроить это, не появляясь самолично на сцене, и так, чтобы даже мое настоящее имя не было упомянуто. За все время моего сумасбродного бродяжничества у меня хватило ума называться вымышленным именем; мои родичи до крайности бы встревожились, дойди до них какие-либо слухи. Однако же, если рана этого Фэя приведет к роковому исходу и против Сима Тодда и Кэндлиша будет возбуждено еще и дело об убийстве, я отнюдь не намерен спокойно смотреть со стороны, как их станут допекать или еще, чего доброго, покарают, а потому вверяю свою судьбу вам: ежели вы полагаете нужным, отдайте меня под суд, а ежели нет, приготовьтесь защищать Тодда и Кэндлиша в суде. Надеюсь, сэр, что вы не сочтете меня Дон-Кихотом, но я решился во что бы то ни стало добиться справедливости.

— Прекрасно сказано, — отвечал мистер Робби. — Все это, правда, не совсем по моей части, что, без сомнения, подтвердил бы вам и ваш друг мистер Роумен! Я редко берусь за уголовные дела и стараюсь не иметь к ним касательства. Но для вас, молодой человек, я мог бы, пожалуй, сделать исключение и смею надеяться, что в этом случае сумею вам помочь скорее, нежели кто-либо другой. Я незамедлительно отправлюсь в канцелярию государственного прокурора и наведу нужные справки.

— Одну минуту, мистер Робби, — возразил я. — Вы забываете о расходах. Я полагал для начала вручить вам тысячу фунтов.

— Соблаговолите подождать, уважаемый сэр, покуда я предъявлю вам счет, — строго сказал мистер Робби.

— Но мне казалось, что раз уж я свалился к вам как снег на голову и навязал дело столь для вас необычное, некая солидная гарантия моей добропорядочности… — начал я.

— У нас в Шотландии так дела не делаются, сэр, — тоном, не допускающим возражений, прервал мистер Робби.

— И все же прошу вас, мистер Робби, позвольте мне договорить, — продолжал я. — Я имею в виду не только расходы по ведению моего дела; я думаю также о Тодде и Кэндлише. Это весьма достойные люди, и из-за меня им пришлось немалое время пробыть в тюрьме. Прошу вас, сэр, не жалейте средств для того, чтобы их вызволить. Вот почему я хочу вручить вам тысячу фунтов, — прибавил я с улыбкой. — Я желал бы дать вам понятие, какими капиталами располагаю для успешного проведения моих дел.

— Прекрасно понимаю, мистер Дьюси, — отвечал адвокат. — И чем быстрей я приступлю к делу, тем больше у нас надежды на успех. Мой секретарь проводит вас в приемную; полистайте, если угодно, свежие номера «Каледонокого Меркурия» и «Реджистера», это поможет вам скоротать время до моего возвращения.

Мистер Робби отсутствовал часа три, не менее. Наконец я увидел в окно, как он выходит из кареты, и почти тут же меня вновь пригласили к нему в кабинет; держался он на сей раз столь сурово, что у меня душа ушла в пятки от самых дурных предчувствий. У него достало жестокости начать с пространного нравоучения о том, сколь неправдоподобно глупы, чтобы не сказать безнравственны, были все мои поступки.

— Мне тем приятнее откровенно высказать вам свое мнение, что, кажется, вам все сойдет с рук, — сказал он наконец, и, право же, на мой взгляд, именно с этого ему и следовало начать.

— Вашего Фэя выпустили, он совершенно излечился, а приятели ваши Тодд и Кэндлиш давным-давно вышли бы из тюрьмы, не будь они так безгранично вам преданы, мистер Дьюси… то бишь мсье Сент-Ив, видимо, так мне следует теперь вас называть? Эти два старых дурака словечка не проронили, ни единым намеком не дали понять, что есть на свете некто Сент-Ив, а когда им предъявили версию Фэя о том, что произошло, они вдруг заговорили совсем несообразно, наперекор и прежним своим показаниям и друг другу, вовсе сбили прокурора с толку, и он вообразил, будто за этим кроется что-то серьезное. Ну, разумеется, я высмеял его подозрения и с легкостью их рассеял. А затем имел удовольствие наблюдать, как обоих ваших друзей освободили и они с радостью воротились к своим гуртам.