Сепаратист - Матвей Геннадьевич Курилкин

таких, которых даже в Риме знают, лучше держаться подальше. Так что сейчас передаем бедолагу мастеру, и забываем это дело. Понял? Вон, одного синемундирника тут оставили, контролировать. Брезгует, а с мешка глаз не сводит. Небось и в печку проводит.

Еще и жандарм сопровождающий. Видимо для меня расстарались, насколько мне известно, это не стандартная практика. Этого я не учел. План сорвался. И теперь мне представляется чудесная возможность на себе прочувствовать, что испытывает полено, заброшенное в топку.

Меня ненадолго оставили в покое, что позволило слегка прийти в себя. Послышались еще шаги, зазвучал новый голос:

— Когда будет сожжено тело?

— Так в девять пополудни у нас процедура начинается, квирит сержант. — Ох, еще новый голос. Мастер? — Все как обычно. Сейчас печь загружают потом будут растапливать. Тем временем за день покойников поднаберется. Ну и, значит, всю ночь будет работать печь.

— Начинайте прямо сейчас.

— Квирит сержант, даже если мы загрузим тело прямо сейчас, оно начнет гореть только через несколько часов. Печь должна разогреться.

— Мне наплевать, — не выдержал синемундирник. — Мне приказано проследить за преступником до тех пор, пока он не сгорит. Я не собираюсь куковать здесь лишние пять часов, пялясь на ваши тупые рожи и нюхая трупы. Живее, что б вас!

— Как прикажете, квирит сержант, — недовольно пробормотал похоронных дел мастер. Я распоряжусь, чтобы затапливали печь.

Вот это уже очень нехорошо. Этак меня и спасти не успеют. Что-то меня не тянет быть заживо сожженным. Я слушал, как похоронных дел мастер велит истопнику затапливать печь, и едва удерживался от того, чтобы «воскреснуть». Нет уж. Я все-таки даже сейчас не совсем беспомощен. Мне уже довелось сегодня пользоваться даром, но не так уж сильно я и перенапрягся. А значит, нужно посильнее оттянуть кремацию. Сдаваться я не собираюсь. Устройство крематория мне незнакомо. Печь находится где-то в подвале — ее я не увидел бы, даже не будь на мне мешка. Но такие вещи уже давно не являются для меня препятствием. Я провалился в транс, и обратился к манну.

Понятия не имею, сколько прошло времени. Я не очень четко слышал то, что происходило вокруг, однако судя по отголоскам разговоров, дела у работников крематория не ладились. По ощущениям прошло не меньше часа прежде, чем я окончательно выдохся. Я в очередной раз почти потерял сознание — теперь еще и от усталости. Чувствовал, как меня снова куда-то поволокли. Подняли вверх, уложили на ровное. Короткое скольжение, металлический лязг заслонки. Я остался один.

Теперь пришел страх. Я не боялся вчера, во время суда. Я не боялся сегодня утром, стоя перед строем жандармов. Я не боялся, когда меня тащили в крематорий. Когда выяснилось, что мое освобождение сорвалось, я был озадачен и слегка встревожен. Я до последнего верил, что меня вытащат. Кера слишком привязана ко мне, чтобы вот так бросить — и не только благодаря ритуалу и клятве. Сейчас, оставшись один в тесном темном ящике, я по-настоящему запаниковал.

Задергался судорожно, наплевав на боль, заскреб ногтями по ткани. Мешок удалось порвать довольно быстро. Я сорвал мешковину, отбросил ее от себя, но лучше не стало. Полная темнота по-прежнему, и простора не добавилось — локти упираются в металлические стенки, голова — в потолок. Извиваясь, как червь, я пытаюсь выбить заслонку. И плевать на жандарма, плевать, что меня увидят и обязательно добьют. Что угодно, лишь бы не загибаться медленно от жара и отсутствия воздуха. Это был момент, когда я по-настоящему сдался. Только ничего не вышло. Заслонка плотно закрыта, как будто я не первый, кто пытается отсюда выбраться. И она отсекает звуки. Я не слышу даже отголосков разговора. Полная тишина. Значит, меня они тоже не слышат.

Возбуждение, вызванное паникой, очень быстро улеглось. Навалилась усталость, я почувствовал, что скольжу в собственной крови, и внезапно успокоился. Понял, что напрасно представляю себе смерть от огня. Я умру гораздо раньше — от потери крови. Почему-то эта перспектива пугала меня значительно меньше, а может, сил на яркие эмоции просто не осталось. Мысли успокоились, и теперь текли плавно, даже вяло. «Что там говорили жандарму? Труп начнет гореть только через несколько часов. Значит, у меня еще есть время, пока печь не разогреется». Я с трудом нащупал ногой разодранный мешок, подтянул к себе. Сорвал остатки рубахи, кое-как скомкал ее и приложил к самой дурной ране, сверху обмотал мешком потуже. Так себе повязка, но, вроде бы кровотечение остановилось. Вот только голой спиной на холодном металле лежать некомфортно — слишком холодно. Я не стесняясь захихикал. Лежу в печке, и переживаю что холодно.

Немного отдохнув после перевязки, принялся более тщательно ощупывать свое узилище. Нащупал четыре отверстия, чуть больше чем кулак размером. Похоже, отсюда пойдет горящий газ, когда печь прогреется. Сколько там нужно спалить кокса, чтобы температура поднялась до рабочей? Я слышал про два центнера. Внушительное количество, именно поэтому печь не работает постоянно, дожидается, пока наберется достаточно «клиентов». Если топить только начали, у меня действительно есть несколько часов. Хотя, дышать станет невозможно гораздо раньше, чем я начну гореть. Я в последний раз ощупал стенки, и так и не нашел ничего нового. Выбраться невозможно. Что ж, один раз я поддался слабости, повторять такое не стану. Нужно постараться дать Кере побольше времени. А если станет совсем невмоготу — просто сорву повязку, и усну без мучений. Стянуть штаны, разорвать их на несколько кусков оказалось непросто, но я справился — все равно делать нечего. Плита подомной начала слегка нагреваться, так что стимул работать у меня был. Полученными тряпками я заткнул отверстия для горючего газа.

Дышать стало чуть труднее — свежему воздуху поступать неоткуда, но я не сильно переживал. Улегся поудобнее, и постарался уснуть. Бессмысленная попытка — как бы ни уговаривал себя, мне было до безумия страшно. Правда, слабость от потери крови никуда не делась, так что тело расслабилось само собой.

Не знаю, сколько я пролежал так. Старался думать о чем-то приятном, вспоминать радостные моменты. Воздух нагревался медленно, но верно, как и металл вокруг. Дышать становилось все тяжелее, воздух уже обжигал легкие, как бывает, когда с холода заходишь в парилку. Я терпел до последнего, а когда стало совсем невмоготу, потянулся к повязке, чтобы сорвать ее и, наконец, сдохнуть.

Глава 25

План по освобождению Диего полетел в Тартар с самого начала, и Кера не могла не признать: это по ее вине. Именно из-за переполоха, устроенного накануне после убийства солдат, легион