Натиск на Закат - Владимир Васильев

Царские указы и заблаговременно подготовленное свидетельство о каперской службе в двух копиях, также подписанное Петром, закрепили дегустацией отборнейшего виски. В свидетельстве Пётр собственноручно написал: «Дозволяю каперить свѣїскїе карабли и по взятїи тѣхЪ караблей вѣсти ихже сЪ пушками в СанктЪпетербургЪ». Написал коротко, ясно и по-русски, ибо читая бумагу, морщился от множества ошибок, что корабельный писарь умудрился наделать в каждом слове.

— Чарльз, ты свою фамилию не вписал в документы, — шепотком заметил Александр фон Карлов, отныне капитан второго ранга, после беглого просмотра бумаг.

— Oh, shit! — грубо ругнулся Чарльз и, подумав, добавил, уже по-немецки: — Не беда! Отныне я граф Колыванский… Уяснил ли суть, Александр? Любой захваченный приз веди в новую Колыванскую гавань. Всё барахло наше, а царю отдаём корабли шведов.

От фрегата, вмёрзшего в лед у ревельских причалов, Пётр, сопровождаемый свитой, отправился в своём возке на пьяное гуляние, по приглашению купцов Братства Черноголовых. Их скромное здание для собраний и увеселений с довольно-таки вычурной дверью с мавританской рожей, вырезанной из дерева, располагалось на зримом расстоянии от солидного дома Большой Гильдии, но истинная дистанция, разделяющая эти купеческие гильдии, большинству купцов Братства казалась огромного размера. В отличие от Большой Гильдии, объединявшей самых состоятельных купцов Ревеля, непременно женатых, причём каждый из них имел для морской торговли, по крайней мере, одно судно, Братство состояло из молодых и неженатых купцов. Царь посетил их дом, где ему по случаю торжественного принятия в Братство поднесли кубок вина. Спьяну Петр решил поучаствовать в Несении Древа, развесёлом местном празднестве: подставив плечо под комель большой ели, он помог братьям донести древо до Ратуши. Перед её фасадом на Большом рынке местная чудь живо поставила и закрепила ёлку в вертикальном положении, а местные бабёнки украсили рождественскую ель цветами из бумаги и тряпиц. Молодые, неженатые купчики не преминули похвастать традицией: они де ёлку ставят, начиная аж с тыща четыреста сорок первого года. Усмехнулся Пётр и даже пожалел себя: ему бы такие заботы — и голова не будет болеть!..

Екатерина опоздала, и церемонии несения древа и его установки перед Ратушей не увидела. Пётр по-рыцарски помог ей выйти из кареты, докатившей её до Большого рынка по единственной улице, соединявшей город баронов на Вышгороде и Нижний город. Нравилось ей окружение немцев-протестантов, и, полюбовавшись разукрашенной елью, она высказала затаённое пожелание Петру: «Летом здесь краше. Неплохо было бы за городом в летнем дворце или, хотя бы, домике пожить. Вели, Петруша, такой дом построить.» — «А что нам мешает? Свейского короля изловлю — и выберу землю под летний дворец, — Пётр широко улыбнулся. — Где царь, там и столица, а летом столица будет здесь, под Ревелем.»

Улыбку царя заметил Чарльз, стоявший поодаль в чёрном плаще, скрывавшем его яркий атласный камзол. Добившись царского внимания и, по сути, всего, что желал получить, он посчитал долгом сопроводить царя. Приглушённый шум толпы, обступившей царскую чету и ёлку, не помешал ему услышать громкие слова Петра. Все, казалось, старались внимать царю и ловили на слух каждое государево слово. На всех лицах было благоговейное выражение, и лишь англичанин посмел иронически ухмыльнуться, услышав желание Петра «изловить короля». Зная не только о бесславной летней кампании русской армии в войне против османов, но также о значительных уступках со стороны России, включая согласие не чинить препятствий для возвращения Карла XII в Швецию, англичанин удивился громко сказанному заявлению царя. «Пётр шутить изволит» — этак подумал он.

От Длинной до Широкой улицы, к дому советника Хука, дошли пешком: отказался Пётр от кареты на санном ходу, ибо недолог путь. Почему бы не подышать морозным воздухом?! Прошёлся по улицам, мощённым булыжником, делая вид, что поддерживает Катюшу. На самом деле, Екатерина поддерживала его и с тревогой увещевала, упрашивала «поберечь себя». Как же?! А кто же будет кричать «горько»? Хороши немецкие обычаи, но с этой-то поры они жить будут по командам русских.

Катеринушка увидела, что Петенька ни с того, ни с сего начал вертеть головой и озираться по сторонам. Петр желал углядеть наглеца, прошептавшего фразу-другую ему в ухо, но рядом с собой, кроме супруги, никого не узрел. Потёрши пальцами хладные от мороза уши, он с неудовольствием отметил, что лоб его горяч, а голова вновь раскалывается от боли, и вымолвил вполголоса: «Боже мя сохрани!» Невидимый наглец, между тем, не сгинул за время сей злосчастной прогулки, но уже громко, как мнилось царю, вторил одну и ту же сентенцию, впрочем с некоторыми смысловыми вариациями и разными междометиями, а суть того сказа была яснее ясного: «Эвона, какой же ты болезненный, Государь!» Подлую мыслишку о том, что наваждение — то ли извне, то ли изнутри — исходило вовсе не от наглеца, а от древней старухи с косой, Пётр решительно отмёл и пробормотал: «Шалишь? У меня дел невпроворот!» В этот момент его нога в высоком сапоге неудачно подвернулась на булыге, и Пётр, схватившись за голень, вдруг заорал: «Изыди, сатана!» Заполошно вскрикнула Катя: «Што, Петруша? На кого серчаешь?»

Махнул рукой он в досаде: мол, не обращай внимания, и доверительно поведал: «Нет никого кроме тебя, Катеринушка! Нет боле лутчаго на свете друга! Унизили здесь меня, причислив к сонму неженатых и черноголовому Братству. Отсель помчимся ко брегам Невы, там венчаться будем». Екатерина припала к груди Петра, а царь, обернувшись к Зотову, с хрипотцой в голосе повелел: «Накажи сани подавать. От советника поеду в Питербурх».

За царём на почтительном расстоянии следовала свита и зеваки. Среди них заметно выделялся англичанин. На свадьбу его не пригласили, но он шествовал в толпе из вполне понятного любопытства. Ещё до приезда Петра он услышал разговор между комендантом города и бароном фон Толль, родственником баронессы фон Крузенштьерн. Барон, носивший алонжевый парик, вопрошал: «Ходят шлюхи, хер Комендант о подмене кайзера Питера. Ви сказать правду.» — «Это ж изменное дело! Укажи, барон, кто сей слух сказывал. Арестую изменщика и посажу под караул!» — «Не знать имя. То сказать один из ваших купец. Приезжать летом.» Вспомнив забавный диалог, Чарльз усмехнулся. Он уже составил определённое мнение об этих слухах, а услышав сердечное слово царя к жене, подумал, что вряд ли нерусский человек мог применять в речи такое ласкательное обращение как «Катеринушка».

А теперь за миг до смерти Пётр только и успел, что прохрипеть: «На крыльцо…» Его сознание померкло, а обмякшее тело рухнуло бы со стула на пол, но падение не состоялось из-за свадебной тесноты. Он всего лишь навалился тяжестью поникшей головы на статное плечо невенчанной супруги. Встревоженная Екатерина всхлипнула и позвала людей: «Питер!.. Боже ж мой, Питер! Да помогите же!»