Наваждение - Екатерина Мурашова

– Так а на что ж товарищ Григорий рассчитывал? – удивился Игнат. – Что путь борца будет розами усыпан? Революций без жертв не бывает, а ссылка – еще не самая большая жертва…

– Я так понимаю, что Гришу больше всего как раз бездействие и мучит, – дипломатично сказала Софи, не желая ссориться с Игнатом. – Невозможность работать…

– Ну, это совсем другое дело, – оживился слесарь. – Вот об этом надо думать, писать… Надо помочь товарищу Григорию, создать возможность приложить свои силы, продолжать…

– Разумеется, разумеется, – прервала Игната Софи. – Но сначала мне хотелось бы его оттуда вытащить…

– Бежать? – Игнат снова надел очки, словно прикрылся ими, и внимательно поглядел на Софи. – Вы именно это имеете в виду?

– Да! – кивнула Софи. – И желательно, за границу. Я знаю, что такая возможность была раньше, много лет назад, а теперь – просто не имею сведений. Но могла бы спросить, если бы вы смогли по своим каналам передать письмо. Моей… подруге и ее мужу. Они там живут, в Сибири, ее муж еще из народовольцев…

– Наивная, давно изжившая себя идеология, – начал Игнат. – Крестьянство, в противоположность промышленному пролетариату, никогда не сможет…

– Игнат, не сейчас, – мягко прервала его Оля. – Софи всегда была далека от этого, и твоих речей просто не разберет. Что ж, мы сможем верно передать письмо в Екатеринбург, чтобы оно не попало в руки фараонов?

– Ну разумеется, сможем, – подумав несколько мгновений, сказал Игнат. – Пусть Софья Павловна его напишет, возьмет какую-то безделицу, как бы починить, и придет сюда. А потом, как ответ придет, или еще что, я пришлю мальчишку сказать, что заказ исполнен и можно забирать…

– Спасибо вам, Игнат! – воскликнула Софи, прижав руки к груди. – Знайте, если надо будет, я могу и сама в Сибирь поехать, чтобы Гришу выручить…

– Не думаю, что это целесообразно, Софи, – покачала головой Оля. – Ты всегда привлекала к себе слишком много внимания. В нашем деле это – помеха.

– Может быть, так, а может быть, – и наоборот, – заметила Софи.

Игнат неожиданно кивнул, словно подтверждая ее слова, и о чем-то задумался.

Выходя со двора, Софи и Оля встретили не то пять, не то шесть женщин разного возраста, по виду – прислугу. Каждая из них несла большой, вкусно пахнущий горшок, накрытый полотенцем.

– Что это, Оля? – удивилась Софи. – Куда они все идут?

– Да вон, к Менакесу идут, в аптекарский магазин, – объяснила Камышева. – За маслом. Каждый год так.

– Отчего же за маслом – с кастрюлями? – по-прежнему не понимала Софи.

– Так завтра же пасха. А в горшках – закваска, опара для куличей. В каждый горшок Менакес им за рубль капает одну каплю розового масла. Как еще такую покупку унесешь?

– Да, действительно, – подумав, согласилась Софи. – Чтобы унести одну каплю масла, другого способа не придумаешь…

1899 г. от Р. Х., апреля месяца, 12 числа, С-Петербург

Любезная и дорогая моя Софи!

Все твои пожелания Элен Головнина уже выполнила успешно, и хоть по этому поводу можешь тревоги свои оставить.

Рассказываю все подробно, как ты знаешь, слабый ум мой устроен так, что не умеет отбирать немногое, из самого важного, а регистрирует все по порядку, как скучный, бесталанный маленький чиновник входящие и исходящие документы.

Настоящее имя и чин «индуса» Дасы я, как и полагала, узнала почти сразу, без всяких к тому затруднений. До всяческих преображений звали его Федор Богданович Дзегановский. Старая шляхетская фамилия, предки на службе у российской короны с прошлого века. Не бедствовали никогда, но и особого богатства, впрочем, не снискали, да и где ты видела богатых чем-то иным, кроме гонора, поляков? Федор окончил Пажеский корпус, служил вроде бы успешно, имел успех у дам, вращался в придворных кругах.

После произошло что-то, о чем толкуют по-разному, но в общем – молодого Дзегановского особо не принижающее. Не то дуэль из-за дамы, не то – долги чести (причем, по обстоятельным слухам, даже не его самого – а мужа сестры), не то что-то такое из области вечно бунтующей Польши и согласного тому зова шляхетской крови в жилах нашего Федора-Дасы… В общем, Бог весть, дело давнее. Результатом же всего был выход в отставку, продажа родового имения под Псковом, множество громких и опасных заявлений в тесном дружеском кругу, недружественный интерес жандармов и… тихий отъезд из Петербурга неизвестно куда. Многие тогда полагали, что тут-то гонористому Дзегановскому и сгинуть окончательно, но, как позже оказалось, просчитались.

Дальнейший кусок – сплошные и даже не слишком достоверные гипотезы, но, я полагаю, тебе следует знать, чтоб хоть как к разговору с ним подготовиться.

Рассорившийся со всеми в Петербурге и отправившийся искать «уголок оскорбленному чувству» Федор-Чацкий почему-то двинулся не в сторону Европы (чего и следовало бы от поляка по крови ожидать), а в сторону прямо противоположную – на восток. Проехал всю нашу Сибирь, был в Китае, в Монголии, в Индии, в Бирме и в Непале (чтобы все это тебе перечислить, специально сходила в Васечкин кабинет и взглянула на глобус). Если чего-то в тех местах я не увидела, так и там он, возможно, побывал. Далее (опять же слежу по глобусу) он на английском корабле обогнул мыс Доброй Надежды, принял какое-то участие в тамошней войне и, спустя время, очутился на Британских островах. Там его действия покрыты мраком неизвестности, который мне не удалось никакими усилиями рассеять.

В азиатских же странах Федор Богданович проводил время известным и весьма плодотворным, на его собственный взгляд, образом, хотя и не слишком понятным для такого просто устроенного человека, как я. В самых общих чертах скажу так: там, среди Гималаев и прочих хребтов и тропиков, он искал Истину. Не больше, не меньше. Разумеется, у него были там какие-то таинственные учителя, он жил в каких-то монастырях, поднимался на какие-то горы и спускался в какие-то пещеры. Кроме того, Дзегановский попутно постиг мистические глубины собственной души и научился управлять какой-то энергией своего тела. Ко всему этому я, право, не знаю, как относиться и оставляю на твое усмотрение. Как православной христианки мое к этому отношение однозначное, и ты легко можешь предположить, какое именно. Ты же – разбирайся сама, есть ли во всем этом хоть что-то, кроме откровенного шарлатанства. Если ты теперь спросишь меня: нашел ли он эту самую Истину хоть по его собственному мнению? – то я, конечно же, не смогу тебе ответить. Спросишь, если к слову придется, у него самого.