Пылающий камень (ч. 1) - Кейт Эллиот

— Не соизволите ли вы, леди Таллия, помолиться вместе с нами в часы Вигилий? Возможно, тогда вы лучше поймете, как мы служим Господу.

— Я с радостью буду молиться с вами всю ночь. Кроме того, я хотела бы поговорить с вами о некоторых вещах.

Лавастин с удивлением посмотрел на невестку, но не смог воспрепятствовать ее желанию. Не смог возразить и Алан. Когда они покинули трапезную, Таллия, как обычно, ушла молиться. Алан не мог последовать за ней — в ту часть монастыря заходили лишь женщины.

Лавастин увел сына в сад, подальше от ушей лорда Жоффрея и остальных. Собаки послушно шли за ними. Положив руку на плечо Алана, граф строго спросил:

— Она еще не беременна? Боюсь, только ребенок излечит ее от этой чепухи.

— Н-нет, отец. Еще нет. Она такая… — Он запнулся, не зная, как объяснить.

— Крепкий орешек, нелегко будет с ним справиться. Но награда должна быть сладка.

Алан принялся было извиняться, но Лавастин остановил его:

— Не надо, сын мой. Ты поступаешь как настоящий мужчина. Она только-только начала доверять тебе. Боюсь, свою упрямую натуру она унаследовала от матери, а простоту душевную — от отца.

Алан не нашелся с ответом.

— Думаю, не простота, а набожность делает ее такой, какая она есть, — наконец произнес он.

В кустах жужжала пчела. Страх изучал посадки репы и редиса, Ярость лизала Алану руку. Раздался звон колокола, созывающего монахинь на молитву.

— Если бы она была набожной, то не стала бы так цепляться за свою ересь, — возразил Лавастин. — Но если бы в ее словах таилась опасность, мать Схоластика не позволила бы ей выйти из монастыря и смущать умы верующих. Или пригрозила бы отлучением от церкви. Но священники не боятся ее бредовых речей. Значит, и нам не стоит их страшиться

— Но она только и делает что молится! Я просто не знаю, как мне себя вести!

— Она так привержена своим убеждениям, потому что находит в них успокоение. Ты должен завоевать ее доверие так же, как каменщик возводит крепость: камень за камнем. Чем осторожнее ты будешь, тем прочнее окажутся фундамент и стены. Лучше подождать и продвигаться вперед чуть медленнее, чем разрушить ваши отношения и восстановить ее против себя. У вас может быть много детей, и не важно, когда они появятся — через десять месяцев или через двадцать.

У ворот всполошились гуси. Вспышка насторожилась и побежала туда. До этого гуси мирно паслись, ни на что не обращая внимания, а сейчас они вытянули шеи и шипели, словно увидели врага.

— Но что это за проклятие, о котором предупреждает принц Санглант?

Лавастин свистом подозвал Ярость и потрепал ее по голове.

— Кровавое Сердце мертв. Если он все еще может нанести удар, мы должны быть готовы отразить его. — Граф мрачно улыбнулся. — И еще мы должны верить в милость Божью.

Псы вдруг словно обезумели. Страх заметался у ворот, Вспышка убежала в поле, Горе и Ярость принялись носиться по саду, приминая опавшую листву. Ярость схватила Алана за рукав и потянула за собой. Ужас застыл возле графа, грозно рыча и готовясь отразить любое нападение.

Собаки яростно лаяли. На мгновение Алану показалось, что у земли мелькнуло что-то белое, но оно тотчас исчезло. Из церкви доносились песнопения монахинь:

Ляг возле меня, о Владыка,

Защити меня от всякого зла,

Пусть Владычица поет надо мной, охраняя мой сон,

Ты оберегаешь детей своих.

Господи, помилуй! Владычица, помилуй нас!

Вспышка припала к земле и принялась копать. Из-под лап летели комья земли, через минуту к ней присоединились Ярость, Горе и Страх, все вместе они рыли яму и громко лаяли.

— И что все это значит? — недоуменно спросил Лавастин у Алана, но Ужас схватил хозяина за запястье и потащил в сад, подальше от остальных собак.

Алан вздрогнул и дотронулся до мешочка, висевшего у него на шее, в котором он бережно хранил розу Повелительницы Битв. Даже сквозь полотно его пальцы обожгло холодом.

— Я посмотрю, — сказал он.

К ним приближались люди из свиты, привлеченные поднятым шумом. Лавастин неохотно позволил Ужасу увести себя к ним.

Алан подбежал к собакам. Их лай заглушал пение монахинь.

— Тише! Прекратите! — крикнул он, но они продолжали рыть, не обращая на него внимания. Во все стороны летела грязь, земля сразу попала ему в глаза и набилась в рот. Вдруг в яме показалось что-то белое: заметалось, завертелось во все стороны.

Вспышка схватила это и крепко сжала челюсти.

Остальные собаки как по команде прекратили лаять и окружили Вспышку. Гончая проглотила добычу, затем подняла голову и посмотрела на Алана. На секунду прижала сухой нос к его руке, потом развернулась и побежала в лес.

Алан побежал было за ней, но остальные собаки преградили ему путь. Они опрокинули его на землю, причем Горе улегся ему на грудь, а Страх и Ярость улеглись на ноги, так что Алан не мог и пошевелиться. Стойкость бросилась за Вспышкой, но не пошла в лес, а встала на опушке, словно часовой на страже. Гуси успокоились и снова принялись щипать траву.

— Что происходит, Алан? — Лавастин появился с мечом в руке, следом за ним шли четверо вооруженных слуг с факелами.

Когда Алан попытался объяснить произошедшее, его слова прозвучали как бред.

— Пойдемте, — приказал Лавастин слугам. — Довольно с меня этих суеверных страхов. Возьмем еще дюжину ребят и поищем собаку.

— Но, отец…

— Успокойся, — резко ответил Лавастин, и Алан понял, что сейчас ему лучше не перечить.

Он последовал в лес за отцом, не отходя от него ни на шаг. Он чувствовал, что Лавастину грозит неведомая опасность. Недавно послушницы монастыря святой Женофевы очистили лес от кустарника и бурелома, так что теперь, даже растянувшись цепочкой, люди видели друг друга. Появившаяся на небе луна освещала путь, а горящие факелы придавали Алану уверенности — всем известно, что нечистая сила боится огня.

Но собаки спокойно бежали рядом, судя по всему, ночная прогулка доставляла им огромное удовольствие. Несколько часов они искали Вспышку, но собака исчезла бесследно.

Когда же Алан наконец вернулся в отведенные им покои, ему пришлось перешагивать через спящих слуг. В комнате было темно, он слишком устал и решил лечь прямо в одежде. Осторожно устраиваясь на кровати, чтобы не разбудить Таллию, Алан обнаружил, что ее нет.

Из часовни доносились приглушенные песнопения. Таллия спряталась от него за стенами монастыря. Наверное, следовало бы подняться с кровати и отправиться на ее поиски…

Но он уснул.

Он сам делает себе знамя. К древку копья он привязывает кости своих погибших братьев — те, которые ему удалось достать, — и, когда дует ветер, они издают ласкающие слух звуки: звуки победы. А чтобы разнообразить музыку, он привязывает к древку еще пять колокольчиков, бронзовый нож с рукояткой из слоновой кости, иглы, золотую чашу и железные рыболовные крючки. У самого острия он привязывает пять кос, срезанных с голов его братьев; из льняных и шелковых полосок ткани, оторванных от одеяний врагов, он делает вымпелы. К каждой полоске он привязывает по небольшому кусочку обожженной глины.