Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли

– Я тоже тогда пропустил мессу, в Нагасаки. Пропустил, и познакомился с ней. Но Хане о таком рассказывать нельзя… – он допил кофе:

– Что насчет тебя… – Джо повел рукой, – свидания, молодые люди? Аарон Горовиц здесь гостил, вы с ним подружились… – Хана уставилась на парижские крыши. Окно кухни выходило на противоположную сторону набережной:

– Подружились, – неожиданно грустно отозвалась она, – а на свидания у меня нет времени… – сестра взглянула на часы:

– Скоро приедет Тиква из Консерватории, и я отправлюсь на занятия. Нам придется репетировать здесь, по времени мы никак не совпадаем. Пьер или ты посидите с тетей Лаурой… – сестра с Тиквой готовили камерный спектакль по «Дневнику» Анны Франк:

– Аарон нас режиссирует… – Хана поднялась, – мы надеемся через пару недель представить прогон месье Андре, в Театре Ателье. Тиква играет Анну Франк в Амстердаме, а я в концлагере… – она помолчала, – нацисты бы меня тоже туда отправили… – закатав рукава черной рубашки, она добавила:

– Сейчас мы спектакль не покажем, скоро время каникул, но Тиква приедет в Париж на Рождество. Пойду, сменю Пьера у тети Лауры… – апельсин остался недоеденным. Дверь закрылась, Джо вымыл чашку:

– Она меня не спрашивала насчет Японии. Да и что спрашивать? Хана знает, что она хибакуси, что на родине мы вечно останемся париями… – Джо опоздал на мессу в собор Нагасаки из-за задержки поезда. Добравшись до церкви, он натолкнулся в вестибюле на женщину средних лет, в почти монашеском, строгом платье. Она вешала на щит объявление с просьбой о помощи для сиротского приюта. Джо закрыл глаза:

– Мы разговорились, она заметила, что я тоже перенес бомбардировку… – Мичико-сан мимолетно коснулась его руки:

– Я узнаю таких, как мы, по взгляду, Йошикуни-сан… – женщина, вдова погибшего в сорок пятом году офицера, тоже носила титул:

– Мы с ней посчитали. Она моя кузина в шестом колене, через бабушку, мать папы… – Мичико-сан, ставшая в крещении Марией, не принимала обеты, но вела монашескую жизнь в миру:

– Я из богатой семьи, – тихо сказала она, – единственная дочь, а мой муж был единственным сыном. На приют мне хватает средств… – она повела рукой в сторону объявления, – но благотворящий, как учит нас Иисус, дает взаймы Господу… – в сентябре сорок пятого года Мичико-сан, пережившая бомбардировку, родила сына:

– Мой муж приезжал в отпуск, – она помолчала, – в начале года. В феврале его сбили, то есть он совершил таран. Он летал в отряде камикадзе. Потом я поняла, что жду ребенка… – приют занял хорошо известные Джо здания в горной деревне, неподалеку от города:

– Именно отсюда дядя Меир нас увез в августе… – он стоял в своей бывшей спальне, – здесь я бегал на футбольное поле, рисовал мост на реке… – Мичико-сан наклонилась над подергивающимся, исхудавшим ребенком, с изуродованным опухолью лицом:

– Мой мальчик умер у меня на руках, – неслышно сказала она, – у него был порок сердца, расщепление позвоночника, он не прожил и полугода. Однако есть те, кто страдает и по сей день… – самому старшему ребенку в приюте было тринадцать:

– Они рождаются и сейчас… – стиснув зубы, Джо нашарил в кармане сигареты, – на таких как мы, в Японии никто не женится. Хибакуси встречаются с друг другом, появляются на свет такие дети… У меня и у Ханы, тоже может быть больное потомство, но нельзя обрекать здоровую девушку на такую судьбу. Маргарита этого не заслужила… – Джо вытер глаза ладонью:

– От дыма заслезились. Нет, я все правильно сделал.

Четкие буквы пересекали глянцевый лист журнала:

– Из России с любовью. Прима советского кино, лауреат венецианского фестиваля, мадемуазель Лада Яринич… – на тонком запястье переливался жемчужный браслет. Она носила шелковое открытое платье, маленькая рука сжимала вечернюю сумочку. Светлые волосы уложили в модную прическу, напоминавшую шлем. Накрашенные глаза немного грустно смотрели со страницы:

– Из детского дома в звезды кинематографа. Мадемуазель Яринич для французского Vogue… – Мишель подумал:

– Она мне не говорила о съемке. Впрочем, на фестивале болталось много журналистов, фотографов. Мы с ней едва обменялись парой слов после Пер-Лашез… – он отвел глаза от разворота. Маргарита молча пила кофе, глядя вдаль. Над выходом на летное поле повесили табличку:

– Air France, Париж-Рим, 12 июля, 14.00… – Виллем бодро сказал:

– Красивая девушка. Значит, в День Бастилии вы будете на президентском приеме, дядя Мишель… – только давнее знакомство с главным врачом госпиталя Отель-Дье позволило Мишелю избежать принудительной госпитализации жены:

– Ты знаешь, что ей место в клинике, – сварливо сказал пожилой доктор, помогавший Сопротивлению в военные времена, – имела место явственная попытка самоубийства… – Мишель покачал головой:

– Она просто устала. Она ждала старшего сына, мальчик был в Японии. Должно быть, ей показалось, что Джо идет по набережной… – врач протер очки:

– И она, вскочив на подоконник, хотела выброситься с пятого этажа… – он помолчал:

– Ладно. Подержим ее на успокоительных, а там посмотрим. Нужно установить круглосуточное дежурство, возможны рецидивы психоза… – отсутствию Лауры на президентском приеме никто бы не удивился:

– Весь Париж знает, что она болеет, – устало подумал Мишель, – а теперь она и вправду прикована к постели… – взгляд настойчиво возвращался к снимку Лады:

– Оставь фантазии… – вздохнул он, – с больными не разводятся. Пьер подросток, он любит мать. Да и где теперь искать Ладу? Она сказала, что я ей не нужен… – дым сигареты защипал глаза, Мишель поморгал:

– День взятия Бастилии вы проведете в Кастель-Гандольфо, с его святейшеством… – Виллем прожевал свой круассан:

– Да, а потом Шмуэль посадит нас на рейс Сабены, мы переночуем в Каире… – барон усмехнулся:

– Есть шанс за деньги авиакомпании полюбоваться пирамидами, а дальше нас ждут джунгли… – он бросил косой взгляд на кузину. На длинных пальцах, с коротко обрезанными, не накрашенными ногтями, не появилось кольца. Голубые глаза девушки были спокойны. Маргарита убрала журнал:

– Из Рима я кое-какие вещи отправлю домой, – заметила она, – в Конго мне предстоит расхаживать в халате или в походных штанах с курткой. Каблуки на экваторе ни к чему… – Маргарита видела ожидание в глазах родни:

– Они думают, что Джо сделал предложение, но мы решили не объявлять о помолвке… – щелкнув замочком сумочки, она стиснула руку в кулак:

– Дядя Мишель рассказывал, что отец Джо был таким же упрямым. Я ссылалась на медицинские исследования, а он настаивал, что со взрыва прошло слишком мало времени… – услышав сбивчивые объяснения Джо, Маргарита отозвалась:

– Милый, в Японии хорошие врачи. Проведя анализ частоты врожденных пороков у детей хибакуси, как ты их называешь, они не выявили отклонений от обычной статистики. Такие вещи всегда в руке Господней, Джо. Мы можем только молиться Иисусу, за жизнь и здоровье не рожденного малыша, а если… – Маргарита помолчала, – если Господь пошлет нам испытание, мы должны принять его в нашей вере. Мы обязаны заботиться о ребенке все время, пока он жив… – в университетской клинике Лувена, Маргарита ассистировала на родах молоденькой девушки, обитательницы местного Дома Белой Лилии:

– Она сбежала из дома, но не призналась, почему… – Маргарита предполагала, что случилось с подростком, – прибилась к бродягам, в Брюсселе, попалась на мелкой краже… – пятнадцатилетнюю девушку отправили домой, однако родители отказались ее принимать:

– То есть мать и отчим, у матери это второй брак… – Маргарита вспомнила карточку:

– Мадам Фонтане, до войны она жила в Брюсселе, потом переехала в Лувен. Первый муж у нее был богатый человек, да и второй не бедствует… – Маргарита лично отправилась в трехэтажный особняк, в дорогом районе Лувена, с кованой оградой и фонтаном на подстриженном газоне:

– Месье Фонтане был в конторе, ее сын в школе, а мадам Фонтане сказала, что у нее нет больше дочери… – Маргарита помнила безмятежные глаза красивой, ухоженной женщины средних лет, беломраморную статуэтку Мадонны в гостиной: