Ловушка для любви - Николай Сухомозский

А сейчас она закажет межгород — поблагодарит главного редактора за столь участливое к ней отношение. Право, он теплые слова заслужил.

Глава 88

Может, следует притормозить с выпивкой? Наверное, стоит. Но это уже — на новом месте. По ту сторону океана.

— К черту пиво! Двойное виски! Максимально быстро! — скомандовал Долк труженице прилавка.

Наспех проглотив напиток, заторопился на посадку. Однако, шагнув в сторону стойки регистрации, неожиданно для самого себя вернулся: уж если прощаться с родиной, так с музыкой и ни в чем себе не отказывая. Это «ни в чем» обрело плоть наполовину наполненного стакана с неразбавленным джином. Залпом опустошить посудину не удалось. Дабы облегчить звучание «музыки», потребовал тоник.

Неспешно уплывали минуты. И когда под сводами Нджили прозвучал голос об окончании посадки на его рейс, бросился вперед, будто пятки поджаривала нечистая сила.

— Мы давали объявление об опаздывающем пассажире, — нахмурила брови служительница аэропорта.

— Я не слышал! Оформляйте билет!

— Да уже и дверь твоего терминала закрыта, парень, — «обрадовал» Долка таможенник, однако необходимый штемпель в нужное место налепил.

— Ладно, попытайся ножками! — смилостивилась и авиадама. — Вон через тот выход.

Долк стрелой выскочил на поле. И через мгновенье увидел надвигающуюся на него громаду трапа. Водитель тоже узрел пассажира и резво нажал на тормоз. Самоходная лестница замерла буквально в сантиметре от торопыги. Что, увы, тому не помогло. На голову Долка со всей дури обрушился… небосвод. Во всяком случае, ему так показалось.

А еще едва не задохнулся (или задохнулся?) от жуткой вони. «Не прямиком ли, минуя чистилище, я угодил в райские кущи, сверх меру загаженные херувимами-изгоями?» — угасла последняя земная мысль искателя заокеанского счастья…

Из полицейского протокола: «1. Нарушив действующие инструкции, персонал аэропорта разрешил г-ну Вилкау самостоятельно добираться до самолета… 2. В свою очередь, от правил техники безопасности отступили работники подразделения по обслуживанию воздушных судов, решив, ввиду поломки специальной ассенизационной машины, транспортировать бак туалетного отсека списанного лайнера с помощью трапа. Во время экстренного торможения емкость свалилась на голову пассажира, нанеся ему травмы, не совместимые с жизнью».

«Нелепая смерть», — перекрестилась уборщица, экипированная для уничтожения следов «чрезвычайного происшествия», кроме швабры, еще и респиратором.

Глава 89

На соединение с Верхним Заиром, которое заказала Ирена, у телефонистки много времени не ушло. Едва успела бросить в чемодан, от которого тоже решила избавиться, пару рубашек и с десяток пар носков, отцом ни разу не использованных, как требовательно задребезжал звонок. «Благотворительная акция подождет», — заспешила она к аппарату.

— Алло! — раздался в трубке женский голос. — Говорите, я вас слушаю!

— Добрый день! — ответила Ирена.

— Здравствуйте! Впрочем, я уже здоровалась, да никто не ответил. Намерилась уже отключаться.

— Не нужно! И скажите, пожалуйста, — это редакция «Бако бутембе»?

— Она самая!

— А с кем я говорю?

— С секретарем главного редактора.

— А могу я поговорить с ним самим?

— К сожалению, нет!

— Он будет позже?

— Увы, его не будет вовсе.

— Уволился?!

— Нет, сегодня мы его хороним.

— Извините! И примите мои соболезнования. А от чего, если не секрет, бедняга умер? Насколько я помню, человек он — не старый. Да и на страдающего смертельным недугом похож не был.

— Его убили.

— Не может быть!

— Отчего же? Очень даже может. А вы его откуда знаете?

— Понимаете, не так давно в ваших краях в результате несчастного случая погиб мой отец. И ваш шеф оказался едва не единственным человеком, который в столь трудную минуту поддержал меня — незнакомую приезжую. Плюс пообещал — и слово сдержал! — пересылать номера издания, в которых в той или иной степени будет отражена тема катастрофы.

— Так это именно я вам их и высылала, — уточнила девушка на том конце провода.

— Вы просто умница! — похвалила секретаршу Ирена.

— В таком случае, если не возражаете, я соединю вас с заместителем главного редактора. Думаю, у него будет о чем вам поведать.

— Что-то, связанное с падением геликоптера? — оживилась Ирена. — Ведь «Бако бутембе» писала, что полугласно существует и иная версия произошедшего. Может, журналистам что-то удалось, наконец, раскопать?

— Нет, я имела в виду смерть редактора.

— Ах, извините! Кстати, как он погиб?

— Пырнули ножом.

— Уличные грабители?

— Полиция считает именно так.

— А что, есть какие-то сомнения?

— Да! И серьезные. Причем дело, если я ничего не путаю, имеет непосредственное отношение к смерти вашего отца.

— Каким образом?!

— Думаю, об этом вам лучше расскажет заместитель. Я, знаете ли, не считаю себя вправе рассуждать о том, чем сама в деталях не владею. Будете с ним беседовать?

— Обязательно! — торопливо согласилась Ирена. Еще чего доброго, на том конце возьмут и опустят трубку.

— Оставайтесь на линии! Сейчас переключу. Только хочу предупредить: несмотря на то, что наш зам — умнейший и чудеснейший человек, у него есть слабость. К месту и не совсем он любит цитировать классиков. Постарайтесь не обращать на это внимания.

— Хорошо!

Последовала томительная пауза. Ирена не могла взять в толк, что бы означали предпоследние слова секретарши? Каким образом смерти Стефа Берца и редактора могут быть связаны? Нет, это больше похоже на путаницу. Ведь, убеждена Ирена, отец и шеф газеты, издающейся в Кисангани, никогда не были знакомы.

Ладно, чего там гадать на кофейной гуще? Сейчас она что-нибудь услышит конкретное. Вон на линии уже и шорох раздается. Похоже, соединяют.

— Алло, вы внимаете?! — раздался в трубке приятный, несколько рокочущий баритон.

— Да! Буквально затаив дыхание.

— А то у нас что-то барахлит внутриредакционная связь. Вы кто?

— Ирена Берц. По мужу — Ирена Вилкау. Но у вас в редакции обо мне слышали, как о госпоже Берц. Во всяком случае, так я, когда приезжала за телом отца, представилась главному редактору. И на эту фамилию получала «Бако бутембе».

— Я немного в курсе, — учтивости ради заместитель хотел поинтересоваться, как госпожа себя чувствует, но вовремя вспомнив, что шеф ему говорил о страшной болячке дочери Берца, благоразумно промолчал.