Черные реки сердца - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сказала:
— Черт возьми, может быть, я святая?
— Нет, просто хороший человек. Слишком саркастичный, чтобы быть святым.
Она засмеялась.
— Я не могу помогать тебе, чтобы нравиться, Спенсер Грант.
— Это очень мило. Начинаем узнавать друг друга.
— Ты полагаешь, мы этим занимаемся?
Импульсивно он произнес:
— Я люблю тебя.
Валери замолчала так надолго, что Спенсеру показалось, он снова потерял сознание.
Наконец она сказала:
— Ты бредишь.
— В этом нет.
— Я сменю тебе компресс.
— Я люблю тебя.
— Ты лучше успокойся, постарайся немного отдохнуть.
— Я всегда буду любить тебя.
— Успокойся, странный человек, — сказала она с выражением, какое, как он верил и надеялся, было проявлением нежности. — Просто успокойся и отдохни.
— Всегда, — повторил он.
Признавшись себе, что надежду он обрел в ней, Спенсер испытал такое облегчение, что погрузился в темноту без катакомб.
Спустя много времени, неуверенный, проснулся он или продолжает спать, в полусвете, который мог быть рассветом, сумерками, накалом лампы или холодным, без источника, свечением сна, Спенсер изумился, услышав, как он сам произнес:
— Майкл.
— Ах, ты пришел в себя, — сказала она.
— Майкл.
— Здесь нет никого по имени Майкл.
— Ты должна знать о нем, — заявил Спенсер.
— О'кей. Расскажи мне.
Ему хотелось бы видеть ее. Но перед глазами маячили свет и тень, не было даже расплывчатого силуэта. Он сказал:
— Ты должна знать, если… если собираешься быть со мной.
— Расскажи мне, — поддержала она его.
— Только не возненавидь меня, когда узнаешь.
— Я не так-то легко способна возненавидеть человека. Доверься мне и расскажи. Доверься. Спенсер. Кто это Майкл?
Его голос был прерывистым:
— Умер, когда ему было четырнадцать.
— Майкл был твоим другом?
— Он был мной. Умер в четырнадцать… не был похоронен, пока ему не стало шестнадцать.
— Майкл был ты?
— Обретался мертвым два года… потом я стал Спенсер.
— Это была твоя… это твоя фамилия была Майкл?
Тут он понял, что, должно быть, бодрствовал, не спал, потому что он никогда не чувствовал себя так скверно во сне, как в этот момент. Стремление раскрыться дальше не могло подавляться, хотя такое раскрытие означало агонию. Его сердце билось тяжело и часто, тайны пронизывали его болезненно, как иглы.
— Его фамилия была… именем дьявола.
— А каково было имя дьявола?
— Акблом, — сказал он, выплевывая ненавистные слоги.
— Акблом? Почему ты говоришь, что это имя дьявола?
— Ты не помнишь? Ты никогда не слышала?
— Полагаю, ты должен рассказать мне.
— У Майкла, до того как он стал Спенсером, — проговорил Спенсер, — у него был папа. Как все другие ребята, он имел… папу. Но… не такого, как другие папы. Имя его п-папы было… было… его имя было Стивен Акблом. Художник.
— О Господи!
— Не бойся меня, — взмолился он, его голос ломался, слова отчаяния вылетали одно за другим.
— Так ты тот мальчик?
— Не возненавидь меня.
— Почему я должна ненавидеть тебя?
— Потому что… я тот мальчик.
— Мальчик, который был героем, — сказала она.
— Нет.
— Да, ты им был.
— Я не смог спасти их.
— Но ты спас всех, кто мог последовать за ними.
От звука собственного голоса он дрожал сильнее, чем ранее от холодного дождя.
— Не смог спасти их.
— Все в порядке.
— Не смог спасти их.
Он почувствовал руку на своем лице. На своем шраме. Ощупывающую горячую линию его зажившего рубца.
— Бедный мой, бедный, — сказала она.
Вечером в субботу, сидя на краешке кресла в спальне Евы Джаммер, Рой Миро наблюдал примеры совершенства, которые ему не мог бы показать даже оборудованный самой наилучшей аппаратурой спутник.
На этот раз Ева не сняла атласные простыни и не использовала ароматические масла. У нее был новый — совершенно необычный — комплект игрушек. И хотя Миро был поражен, обнаружив, что такое возможно, но Ева достигла еще больших высот самоудовлетворения и еще сильнее возбудила Роя.
После ночи, посвященной систематизации Евиных совершенств, Рою пришлось набраться величайшего терпения для последовавшего несовершенного дня.
За весь воскресный день спутниковое наблюдение, вертолеты и пешие команды добились не больших успехов в обнаружении беглецов, чем накануне в субботу.
Оперативники в Кармеле, штат Калифорния, посланные туда в связи с откровениями Теды Давидович, сказавшей Гранту, что Ханна Рейни считала это место идеальным для жизни, восторгались красотой ландшафта, окутанного туманом и зимней прохладой. Однако не обнаружили никаких признаков разыскиваемой женщины.
Джон Клек из Оранж-Каунти прислал другой, строго составленный рапорт о том, что он не обнаружил никаких зацепок.
В Сан-Франциско агент, который собирал информацию о семействе Портов, узнал, что они умерли много лет назад, и чуть продвинулся, изучив документы. Он выяснил, что имущество Этель Порт перешло к Джорджу, имущество Джорджа перешло к их внуку — Спенсеру Гранту из Малибу, Калифорния, единственному отпрыску единственного ребенка Портов — Дженнифер. Ничто не указывало на личность его отца и на то, что Спенсер когда-либо носил другое имя.
В углу помещения, в котором размещался центр контроля спутникового наблюдения, Рой говорил по телефону с Томасом Саммертоном. Хотя было воскресенье, Саммертон находился в своем офисе в Вашингтоне, а не в имении в Вирджинии. Как всегда соблюдая меры безопасности, он откликнулся на звонок Роя фразой о неправильно набранном номере, а затем перезвонил ему по надежно защищенной линии, используя скрэмблер, подобный устройству на аппарате Роя.
— В Аризоне одни неприятности, — сказал Саммертон. Он был разъярен.
Рой не понял, о чем говорит его босс.
Саммертон сказал:
— Этот сраный активист думает, что может спасти мир. Видели новости?
— Слишком занят, — сказал Рой.
— Этот мерзавец достал кое-какие свидетельства по ситуации в Техасе в прошлом году, они ставят меня в затруднительное положение. То, что он вытащил из некоторых людей, основательно подпортит нам дело. Поэтому мы должны быстро придавить его и получить свидетельства его причастности к наркобизнесу.
— Постановление о конфискации имущества?
— Да. Забрать все. Когда его семье будет не на что жить и у него не окажется средств для серьезной защиты, он объявится. Так всегда бывает. Но тогда операция прошла неудачно.
«Так всегда бывает», — устало подумал Рой. Но не высказал этого. Он понимал, что Саммертон не оценит его искренность. Кроме того, такая мысль была бы прямым показателем постыдно негативного мышления.
— Дальше, — строго сказал Саммертон. — Там в Аризоне мертвый агент ФБР.
— Такой же настоящий свободный охотник, как я?
— Настоящий. Жена и мальчишка мерзавца-активиста тоже мертвы, их тела лежат в переднем дворике, а он прицельно стреляет из дома, так что мы не можем убрать тела от телевизионных камер. За квартал не подойти. К тому же сосед все снял на видеокамеру.
— Что, этот парень убил собственную жену и ребенка?
— Хотел бы, чтобы так оно и было. Но возможно, выглядит именно так.
— Даже на видеопленке?
— Ты достаточно давно в деле, чтобы знать: фотосвидетельство редко схватывает что-либо. Вспомни видео Родни Кинга. Вспомни, черт побери, фильм Запрудера об убийстве Кеннеди, — Саммертон вздохнул. — Так что я надеюсь на тебя, Рой. Можешь ты сообщить мне хорошие новости, Рой, что-нибудь такое, что развеселило бы меня?
Будучи правой рукой Саммертона, человеком, готовым на самую черную работу, Рой хотел бы сообщить ему о некотором прогрессе в настоящем деле, да не мог.
— Ладно, — сказал Саммертон, прежде чем повесить трубку, — похоже, что сейчас отсутствие новостей и есть для меня хорошая новость.
Прежде чем покинуть офис в Вегасе в воскресенье вечером, Рой решил попросить «Маму» использовать «Нексис» и другие поисковые приборы и к утру сканировать имя «Дженнифер Корина Порт» во всех банках данных всех средств массовой информации, что предлагались им информационными сетями. В последние пятнадцать-двадцать лет выпуски многих ведущих газет и журналов, включая «Нью-Йорк таймс», накапливались с помощью электроники и были доступны для подключения к ним. Предварительно внимательно изучив эти источники, «Мама» обнаружила в них имя Спенсера Гранта только в связи с убийством двух угонщиков автомобилей в Лос-Анджелесе несколько лет назад. Но, может быть, ей больше повезет с поисками имени матери.
Если Дженнифер Корина Порт умерла при каких-то занимательных обстоятельствах или если она имела даже незначительный вес в бизнесе, политике или искусстве, ее смерть должна быть отражена в нескольких влиятельных газетах. И если «Мама» найдет рассказы о ней или обстоятельные некрологи, какое-нибудь ценное упоминание о единственном существующем ребенке может обнаружиться.