Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

— Вася, сколько до первой лодки? — вот что интересует Акима в первую очередь.

— Меньше тысячи… — отвечает тот.

Как раз он должен успеть.

Саблин старается работать быстро, ну, насколько ему позволяют это делать бронеперчатки, по две пачки тротила он приматывает к баклажкам, а оставшиеся четыре — к канистре. Из коробочки достаёт три взрывателя. И тут ему уже приходится снять перчатки, он настраивает взрыватели. Это хорошие взрыватели, такие же стоят на простых противопехотных минах, их чувствительности хватает, чтобы среагировать даже на лёгкого механического «краба», а уж на ревущий мотор, проходящий рядом, они точно среагируют, главное, чтобы лодка прошла рядом. Он взводит детонаторы, а потом загоняет их во взрывчатку. Готово.

— Вася, сколько?

— Восемьсот… Чуть больше, кажись…

Саблин с этими своими самодельными минами перебирается на корму лодки к Денису, присаживается на колено рядом с товарищем, он хотел что-то сказать, но тут две пули одна за другой снова попадают…

Первая ударила в щит, что прикрывал мотор и Калмыкова, ударила в самый его верх, без труда пробила и чуть не сорвала щит со спины казака, но больше вреда не причинила, зато вторая…

— Вот… ёрш его мать… — прапорщик слышит в наушниках шлема отборный мат из уст Дениса Калмыкова.

— Ранен? — первое, что сразу спрашивает Ряжкин, отрываясь от приборов.

— Хрен его знает… Нога… Онемела…

— Денис… давай сяду на руль, — сразу предлагает Саблин.

— Нет, не надо, цела нога… Кажется… Чуть не вывернуло её, — и снова Калмыков матерится, — Подлюки… Привод на левой голени разворотило, оторвал всё… Ты работай, Аким, я тут управлюсь…

Вторая тяжёлая двенадцатимиллиметровая пуля пробила заднюю стенку лодки, ту, на которой крепился мотор, пробила прямо под ним, разворотила привод «голени» бронекостюма Калмыкова и…

— Вода в лодке! — кричит Ряжкин.

…и, прошив пустой ящик из-под брони Ряжкина, продырявила дно лодки в передней её части.

— Давай, Аким, а то потопят они нас к хренам, — сквозь зубы выговаривает Денис. Кажется, это от боли.

А Саблин ещё на секунду представил, что такая вот пуля возьмёт, да и вмажет в один из тех ящиков, что они забрали в Мужах. Ящики те, хоть и крепкие, но… Двенадцать миллиметров только что прошили насквозь три сантиметра пеноалюминиевого, армированного карбидотитаном щита, а уж пластика, какой бы он крепкий ни был, такая пуля вообще не заметит. А что там в этих ящиках… Бог их знает… И будет ли содержимое ещё представлять ценность после того, как познакомится с пулей переделанных?

В общем, всё было непросто…

Да, надо торопиться, но в то же время нельзя просто так раскидать его мины по воде, нужно всё устроить так, чтобы лодка переделанных прошла близко к минам. Нет, во взрывателях он не сомневался, эти сработают, но вот взрывчатка… Она будет работать в воде; какова будет её сила, на каком расстоянии от проплывающей лодки она взорвётся, сможет ли взрыв повредить лодку тварей?

— Вася, сколько?

— Семьсот… Чуть больше, — и добавляет: — До второй лодки тысяча четыреста.

И снова пули летят, сбивая пыльцу с длинных стеблей, пули проходят так близко, что куски рогоза, вертясь, залетают в лодку.

— Давай, Аким… Попадут же опять! — говорит Денис, на сей раз уже спокойно.

Саблин озирается и находит то, что нужно.

— Денис! Вон протока… Справа…

— Аким, больно узко там…

— Давай, говорю… Туда… Скорость убавь…

Убавь скорость! А это значит, что враг подойдёт ещё ближе, и разлёт пулемётных пуль уменьшится. И жди новых попаданий. Но по-другому никак…

Денис с виража влетает в протоку; да, тут места не много, протока узкая, три, четыре, пять метров в некоторых местах, на большой скорости тут идти опасно, у любой стенки рогоза может таиться мель, и Калмыков сбрасывает обороты.

Но это как раз то, что нужно Саблину: в таком узком месте переделанным с минами просто не разминуться. А пули летят и летят за ними, ему кажется, что он даже слышит шелест, когда они прорубают себе просеки в рогозе рядом с лодкой. Враг близко, реально близко…

— Вася, сколько?

— Шесть сотен… Меньше…

И тут уже виден выход из узкого коридора, прапорщик приподнимается, смотрит вперёд и видит за протокой открытое место — разлив. Вот теперь пора. Аким взводит взрыватель, и первая баклажка летит в ряску. Он специально не поставил мину на середину протоки, чтобы она не бросалась в глаза. Потом кинул и вторую баклажку, а на самом выходе из протоки оставил в ряске и канистру, самую мощную из своих мин.

Снова рядом с ним прошуршала пуля, стряхнула пыльцу и срубила новый пучок длинных, жёстких листьев самого распространённого в болоте растения, и тут же ему показалось, что из лодки что-то взлетело вверх и улетело куда-то в рогоз. И он не ошибся, так как Ряжкин сообщил с удивительным спокойствием:

— Аким, рации у нас больше нет.

Саблин и Калмыков смотрят на радиста и ничего не спрашивают у него. Ну а что тут спрашивать, когда перед Ряжкиным на банке торчат обломки нижней части дорогостоящего оборудования, остались стоять лишь потому, что прикреплены к банке.

Денис, сбрасывавший скорость в протоке, как только вышел на хорошую воду, так сразу прибавил оборотов, нос лодки приподнялся, и по дну её покатилась волна грязной, с пыльцой, воды, а в ней плавают стреляные гильзы, куски рогоза, мусор, ряска, воды уже немало.

И Ряжкин ему говорит:

— Аким, вода хлещет, мне заняться?

— Сиди, Вася, за приборами следи, — отвечает прапорщик; он хочет заняться ремонтом лодки сам, но и хочет услышать, как сработают его мины. И спрашивает у радиста: — Вась, скоро они до мин дойдут?

И тут, даже через рёв своего мотора, доносится до микрофонов на шлеме Саблина знакомый, знакомый звук.

Сработала!

Саблин ждёт звука взрыва