Накопление капитала - Роза Люксембург

«Так, мы видим, что на почве строго логического развития идей буржуазной экономии судьба излишка снабжения товарами и судьба прибыли оказывается одинаковой. Это уже дает нам основание заключить, что оба феномена находятся во взаимной зависимости, что возможность одного из них обусловливается существованием другого. И действительно, пока нет прибыли — нет и излишка снабжения… Другое дело, если в стране образуется прибыль. Она не находится в органической связи с производством, она есть феномен, связанный с последним не технико-естественными условиями, а внешней, социальной его формой. Производство… для своего продолжения нуждается лишь в материале, орудиях труда, средствах содержания рабочих, и потому само потребляет лишь соответствующую часть продуктов; излишек же их, образующий прибыль, не находя себе помещения в постоянном элементе промышленной жизни — в производстве продуктов, должен искать других потребителей, не связанны; органически с производством, потребителей до известной степени случайных. Он (излишек) должен найти таких потребителей, но может и не найти их в требуемом количестве, и в таком случае мы будем иметь избыток снабжения рынка товарами»[207]. В высшей степени довольный этим «простым» объяснением, в котором он делает прибавочный продукт изобретением капитала, а капиталистов «случайными» потребителями, «органически» не связанными с капиталистическим производством, Воронцов, на основании марксовой «последовательной» теории ценности, которой он по его заявлению «держится», в дальнейшем выводит кризисы прямо из прибавочной стоимости.

«Если то, что в виде заработной платы входит в издержки производства, потребляется трудящейся частью населения, то прибавочная стоимость, за исключением доли, назначенной для требующегося рынком расширения производства, должна быть уничтожена (буквально так! — Р. Л.). Если они в силах сделать это и делают это, то излишек снабжения товарами не имеет места, если же нет, — является перепроизводство продуктов, промышленные кризисы, вытеснение рабочих с фабрик и следующий за ним ряд бедствий». Но кто в последнем счете виноват в этих бедствиях, так это, по мнению господина Воронцова, «ограниченность или недостаточная эластичность человеческого организма, не успевающего расширять свои потребительские способности с тою быстротой, с какой растет прибавочная стоимость». Вторично Воронцов формулирует ту же самую гениальную мысль, говоря, что ахиллесова пята капиталистической организации промышленности заключается в неспособности предпринимателей потребить весь получаемый ими доход.

«Использовав» теорию стоимости Рикардо в ее «последовательном» марксовом понимании, Воронцов приходит таким образом к теории кризисов Сисмонди, которую он к тому еще в чрезвычайно грубой и упрощенной форме приписывает себе. Но, излагая концепцию Сисмонди, он, конечно, думает, что принимает концепцию Родбертуса. «Индуктивный метод исследования привел к той самой теории кризисов и пауперизма, которая установлена Родбертусом дедуктивно»[208], — торжествующе заявляет он. Что Воронцов понимает под «индуктивным методом исследования», который он противопоставляет «дедуктивному», правда, не совсем ясно, но возможно, — так как у г-на Воронцова все возможно, — что он понимает под этим теорию Маркса. Но и Родбертус не вышел «неисправленным» из рук оригинального русского мыслителя. В родбертусовской теории Воронцов делает лишь ту поправку, что он исключает из нее то, что у Родбертуса было центральным пунктом всей системы, именно фиксирование доли заработной платы в стоимости совокупного продукта. По мнению г-на Воронцова, и эти мероприятия против кризисов были бы лишь паллиативом, ибо «непосредственной причиной названных явлений (перепроизводства, безработицы и т. д.) служит не тот факт, что доля рабочих классов в национальном доходе слишком мала, а то обстоятельство, что класс предпринимателей не в силах потребить массу продуктов, ежегодно поступающих в его распоряжение»[209]. Но, отклонив только что родбертусовскую реформу распределения дохода, Воронцов с своей «строго логической последовательностью» приходит к следующему прогнозу о грядущих судьбах капитализма:

«Итак, если промышленной организации Западной Европы суждено еще процветать и развиваться, то это — под условием отыскания способов уничтожения той части национального дохода (буквально так! — Р. Л.), какая превышает потребительскую способность класса предпринимателей и тем не менее направляется в его руки. Наипростейшим решением этого вопроса было бы соответствующее изменение в распределении национального дохода между участниками производства. Капиталистический режим был бы обеспечен надолго, если бы из каждого приращения национального дохода предприниматели оставляли себе лишь столько, сколько это необходимо для удовлетворения всех их прихотей и капризов, предоставляя остальное рабочему классу, т. е. на потребление массы населения»[210]. Таким образом рагу из Рикардо, Маркса, Сисмонди и Родбертуса кончается открытием, что капиталистическое производство было бы радикально излечено от перепроизводства и могло бы вечно «цвести и развиваться», если бы капиталисты отказались от капитализации прибавочной стоимости и соответствующую часть последней дарили бы рабочим. А между тем капиталисты раньше, чем оказаться настолько умными, чтобы принять добрый совет г-на Воронцова, находят другой способ ежегодного «уничтожения» части своей прибавочной стоимости. К этим испытанным средствам относится между прочим современный милитаризм, притом, — так как г-н Воронцов с убийственной уверенностью умеет все ставить на голову, — постольку, поскольку издержки милитаризма покрываются не из средств трудящихся народных масс, а из дохода класса капиталистов. Но в первую голову средством для спасения капитализма является внешняя торговля. А это-то и есть «ахиллесова пята» российского капитализма. Как сидящий последним за столом мирового рынка, он при конкуренции более старых капиталистических стран Запада остается не причем, и русский капитализм вместе с видами на иностранные рынки лишается таким образом важнейшего условия своей жизнеспособности. Россия остается «страной крестьян» и «народного производства».

«Если все это верно, — заключает В. В. свою статью об „излишке снабжения рынка товарами“, — то этим очерчиваются и границы господства капитализма в России: земледельческий промысел должен быть изъят из-под его руководства; но и в сфере обрабатывающей промышленности развитие его должно действовать чересчур разрушительно на кустарные промыслы, представляющиеся по нашим климатическим условиям необходимыми для благосостояния значительной части населения. Если читатель заметит, что капитализм на такие компромиссы не пойдет, то тем хуже для него, — скажем мы в свою очередь». Так г-н Воронцов к концу умывает руки и слагает со своей персоны всякую ответственность за дальнейшие судьбы хозяйственного развития России.

Глава двадцатая. Николай-он

С другой экономической подготовкой и с другими знаниями подходит к вопросу второй теоретик народнической критики — Николай-он. Один из основательнейших знатоков русских народнохозяйственных отношений, он уже в 1880 году привлек к себе внимание своей статьей о капитализировании сельскохозяйственного дохода (в журнале «Слово»). Тринадцать лет спустя он под влиянием большого русского голода 1891 года издал книгу под названием «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства», в которой он продолжает свое первое исследование и на основании широко набросанной и обоснованной богатым фактическим и цифровым материалом картины развития капитализма в России пытается доказать, что это развитие стало для русского народа источником всякого зла, а также голода. В основу своих взглядов на судьбы капитализма в России Николай-он кладет определенную теорию условий развития капиталистического производства вообще, и именно эта теория представляет для нас интерес.

Для капиталистического хозяйства рынок имеет решающее значение. Каждая капиталистическая нация поэтому старается обеспечить себя по возможности большим рынком. Она при этом хватается прежде всего за свой собственный внутренний рынок. Но на определенной высоте развития капиталистическая нация уже не может больше довольствоваться внутренним рынком, и вот почему. Весь новый годовой продукт общественного труда можно разделить на две части: на часть, которую рабочие получают в виде заработной платы, и на часть, которую присваивают себе капиталисты. Первая часть может извлечь из обращения лишь такое количество средств существования, которое по стоимости соответствует сумме выплаченных в стране заработных плат. Но капиталистическое хозяйство имеет явно выраженную тенденцию все больше уменьшать эту часть. Методами, которыми оно при этом пользуется, является удлинение рабочего дня, повышение интенсивности труда, повышение его производительности посредством технических усовершенствований, которые дают возможность на место мужской рабочей силы поставить женскую и детскую и отчасти совершенно вытеснить труд взрослых рабочих. Если даже заработная плата прочих занятых рабочих растет, то это повышение все же не может никогда сравниться со сбережениями капиталиста, которые обусловлены указанными изменениями. Из всего этого следует, что роль рабочего класса как покупателя на внутреннем рынке все более уменьшается. Рядом с этим идет еще другой процесс: капиталистическое производство шаг за шагом завоевывает те промыслы, которые являлись для сельскохозяйственного населения побочным занятием; оно таким образом лишает крестьянство одного источника существования за другим. Благодаря этому все более уменьшается и покупательная сила сельского населения по отношению к продуктам, промышленности, так что внутренний рынок и с этой стороны все более суживается. Но если мы обратимся к доле класса капиталистов, то и она не в состоянии реализовать весь вновь произведенный продукт, конечно, по причинам противоположного характера. Как бы широки ни были потребности этого класса, но он личным потреблением, не может потребить весь годовой прибавочный продукт, во-первых, потому, что часть его должна применяться на расширение предприятия и на технические усовершенствования, которые навязываются конкуренцией каждому отдельному капиталисту как условие существования: во-вторых, потому, что с ростом капиталистического производства растет и та отрасль, которая занимается производством средств производства, — горное дело, машиностроение и т. д.; продукт этой отрасли благодаря своей потребительной форме заранее исключает личное потребление и предназначен функционировать как капитал; в-третьих, наконец, потому, что большая производительность труда и сбережение капитала, которое может быть достигнуто при массовом производстве дешевых товаров, все больше направляют общественное производство на производство именно таких продуктов массового потребления, которые не могут быть потреблены кучкой капиталистов.