КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ. ТОМ II - Роберт Ирвин Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгновение — и клыки твари едва не сжали мое горло. Когтистые пальцы вырвали рапиру из моих рук. Я ударил эту морду сцепленными руками, и челюсти чудовища впились в мое плечо. Его когти рвали мое горло. Потом я повалился на спину. Перед глазами у меня потемнело. Я пнул врага вслепую. Моя рука инстинктивно сомкнулась на рукояти кинжала, которым раньше воспользоваться я не мог. Выхватив его, я ударил. Ужасный зверь пронзительно взвыл. Стряхнув врага, я встал на ноги. Оборотень лежал у моих ног.
Встав над ним, я вытащил кинжал, затем помедлил, посмотрев вверх. Луна была почти в зените. «Если я убью его, пока он сохраняет облик человека, ужасная тварь вечно будет охотиться за мной». Я присел в ожидании. Тварь уставилась на меня горящими глазами. Длинные жилистые руки его сжались, скривились. Казалось, волосы на них теперь растут гуще. Боясь сойти с ума, я взял шпагу твари и изрубил чудовище на куски. Потом я бросил клинок и убежал.
ИЗ ГЛУБИНЫ
Эдам Фолкон отплывал на рассвете, и Маргарет Деверол, девушка, которая должна была выйти за него замуж, стояла на причале в холодном тумане и махала ему рукой на прощание. А вечером, когда сгустились сумерки, окаменевшая, неподвижно уставившаяся в пустоту, Маргарет замерла на коленях над неподвижным белым телом, оставленным на берегу уползающим приливом.
Собравшиеся вокруг жители городка Фаринг шептались между собой:
— Туман-то густой.
— Может, лодка причалила у Рифа Призраков.
— Странно, что в порт Фаринга принесло только его труп — и так быстро...
А понизив голос, они говОрили:
— Живой или мертвый, но он к ней вернулся!
Выше линии прилива, выброшенное волнами, лежало тело Эдама Фолкона. Стройный, но сильный и мужественный человек при жизни, в смерти он стал мрачно-красивым. Глаза его были закрыты. Выглядел он уснувшим. К его одежде прилипли обрывки водорослей.
— Странно, — пробормотал старый Джон Харпер, хозяин кабака «Морской лев» и самый старый моряк в Фаринге. — Эдам утонул там, где глубоко. Да и водоросли эти растут лишь на дне океана, и в заросших кораллами подводных гротах. Как же он оказался на берегу?
Маргарет не сказала ни слова. Она стояла на коленях, прижав ладони к щекам, неподвижно глядя перед собой.
— Обними его, девушка, и поцелуй, — мягко подбивали ее жители Фаринга. — Эдам пожелал бы именно этого, будь он жив.
Девушка автоматически подчинилась, содрогаясь от прикосновения к холодному телу. Затем,когда ее губы коснулись уст Фолкона, она вскрикнула и отшатнулась.
— Это не Эдам! — пронзительно закричала она, дико озираясь.
Жители Фаринга обменялись печальными кивками.
— Чокнулась, — прошептали они, а затем подняли труп и отнесли его в дом, где жил Эдам Фолкон. В этот дом он надеялся привести молодую жену, когда вернется из плавания.
Жители Фаринга привели с собой и Маргарет, ласково поглаживая ее и утешая мягкими словами. Но девушка шла, словно в трансе, по-прежнему глядя перед собой странным, неподвижным взглядом.
Жители Фаринга уложили тело Эдама Фолкона на постель, зажгли в голове и в ногах его поминальные свечи, и соленая вода потихоньку стала стекать с одежды мертвеца и капать на пол. В Фаринге, как и во многих других городках на отдаленных побережьях, существовало поверье, что если с утонувшего снять одежду, то быть большой беде.
Маргарет сидела в обители смерти, ни с кем не разговаривая, отрешенно глядя на спокойное, темное лицо Эдама. К ней подошел Джон Гауэр, отвергнутый ею ухажер, угрюмый и опасный малый, и, глядя ей через плечо, сказал:
— Любопытную перемену вызывает смерть в море, если это тот Эдам Фолкон, которого я знал.
На него со всех сторон направили мрачные взгляды, чему, казалось, он удивился. Несколько человек встало и тихонько выпроводило его за двери.
— Ты ненавидел Эдама Фолкона, Джон Гауэр, и ненавидишь Маргарет, потому что девочка выбрала человека получше, чем ты, — сказал Том Лири. — Так вот, дьявол побери, не вздумай мучить девушку своими бессердечными речами. Убирайся и не показывайся тут!
При этих словах Гауэр мрачно нахмурился, но Том Лири смело заступил ему дорогу, и Другие жители Фаринга поддержали его, потому Джон демонстративно повернулся к ним спиной и зашагал прочь. И все же мне показалось, что сказанное им было не насмешкой и не оскорблением, а просто неожиданно пришедшей в-голову мыслью.
Когда Гауэр уходил, я услышал, как он бормочет себе под нос:
— ...Похож, и все ж странно непохож на него...
На Фаринг опустилась ночь, и в темноте замигали окна домов; окна же дома Эдама Фолкона мерцали свет том поминальных свечей. Там Маргарет и другие горожане до рассвета несли бессонную вахту. А вдали от дружелюбного тепла городских огней угрюмо застыл темно-зеленый титан океан, ныне безмолвствующий и словно окаменевший, но всегда готовый жадно вцепиться в тебя мягкими когтями волн. Я побродил вдоль берега и, присев на белый песок, поглядел на спокойные морские просторы — равнину, вздымающуюся и опадавшую сонным волнообразным движением спящего змея.
Море — огромная седая старуха с холодными глазами. Его приливы говорили со мной точно так же, как всегда, с самого моего рождения — шорохом волн о песок, криками морских птиц, своим пульсирующим безмолвием. «Я очень стара и мудра, — рассуждало море-старуха. — К людям я не имею никакого отношения. Я убиваю людей и выбрасываю их тела обратно, на дрожащую от страха сушу. В моем лоне есть жизнь. Но это не человеческая жизнь, — шептало море. — Мои дети ненавидят сынов человеческих».
Тишину разорвал пронзительный крик. Я вскочил на ноги, дико озираясь. Надо мной равнодушно мерцали звезды, а на холодной поверхности океана искрились их переливающиеся призраки. Город лежал темный и неподвижный, за исключением поминальных огней в доме Эдама Фолкона... и в воздухе все еще пульсировало эхо крика.
Я был среди первых, прибежавших к двери обители смерти. И там я остановился в ужасе, вместе с остальными. На полу
