Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

На исходе XX века идея «нетерриториального государства» мусульман неожиданно возродилась, причем той средой, где она получила распространение, стала Западная Европа. Данное событие совпало с активизацией двух тенденций, касающихся европейской уммы. Во-первых, в Западной Европе реальным фактором политической жизни стали мусульманские диаспоры. Во-вторых, ислам стало принимать все большее число коренных европейцев. Вместе с тем, в последнее время этим процессам свойственна одна интересная особенность. Дело в том, что начиная с определенного уровня в интеллектуальных установках большинства мусульман, воспитанных в европейской культурной среде, начинает давать о себе знать такой неоднозначный феномен, как «генонизм», т. е. система взглядов Рене Генона и его школы.

Критика взглядов Генона с помощью привычного для типичного мусульманина набора приемов, таких, как ссылки на положения фикха, приведение аятов, хадисов, на таких людей просто не действует: в «генонизме» существует механизм интерпретации любых противоречий в символическом ключе. Кроме того, типичная аргументация неприменима к тому уровню дискуссии, в которой оппонент использует логические, философские и метафизические построения, поскольку в исламском мире интеллектуальные исследования в данных сферах остаются без внимания уже несколько веков. Рассмотрение метафизики Генона с точки зрения подлинной исламской теологии является важным и необходимым делом, но это — предмет отдельного разговора. В данной работе акцент будет сделан скорее на анализе места, занимаемого геноновской и аналогичной ей идейными системами в контексте исламской истории и даже «метаистории».

Две доктрины Единства

Генона, как правило, представляют в качестве выдающегося эзотерика. Из факта принятия им в 1912 г. ислама должен бы следовать вывод о том, что взгляды французского традиционалиста соответствуют т. н. «исламскому эзотеризму». Между тем отнюдь не вся исламская эзотерическая тематика находит отражение в его трудах. Так, спекуляции поздних шиитов-двунадцатеричников, позже подробно расписанные у Корбэна, практически никак не повлияли на творчество Рене Генона. Можно более-менее уверенно говорить об одном направлении исламского эзотеризма, которое могло бы претендовать на близость метафизике «интегрального традиционализма»[235], — это доктрина «вахдат аль-вуджуд» («единства Бытия»).

Одна из основных книг, написанных Рене Геноном, носит название «Символизм Креста». Она посвящена Абд ар-Рахману Элишу аль-Кабиру, шейху тариката Шазилийя. Элиш аль-Кабир не только инициировал в тарикат шведского теософа И. Агели, который, в свою очередь, в 1912 г. инициировал Генона; в североафриканском суфизме Элиш аль-Кабир представлял течение «акбарийя», названное так из-за титула «Аш-Шейх аль-Акбар» («Великий Шейх»), используемого в отношении знаменитого представителя доктрины «вахдат аль-вуджуд», со взглядами которого и ассоциируется сама доктрина, — шейха Ибн Араби. Само имя Ибн Араби на страницах упомянутого труда Генона, описывающего структуру реальности согласно точке зрения Традиции, упоминается неоднократно.

Фактически во взглядах «Великого Шейха» присутствует концептуальное обоснование политеизма, ведь «тот или иной аспект Аллаха наличествует в каждом объекте поклонения. Те из народа Мухаммада, кто это признает, — тот признает, а кто невежествен относительно этого — тот невежествен». Далее Ибн Араби дает очень специфический тафсир 23 стиха 17 Суры Корана: «Господь твой повелел поклоняться только Ему одному»: «Знающий знает, что чему подчиняется и в какой форме происходит манифестация механизма этого подчинения. Разделение и множественность соответствуют — в мире чувственных форм — наличию различных органов, или — в мире духовных форм — наличию различных смысловых возможностей». То есть коранический стих следует понимать так, что «повелел поклоняться только Ему одному» означает отсутствие в проявленном мире чего-либо такого, поклонение чему было бы сущностно отлично от поклонения Всевышнему. В этом пассаже вкратце сформулирован основной смысл знаменитой концепции «вахдат аль-вуджуд». То есть любой объект реальности может быть возведен к своей собственной «сути», которая на самом деле очень напоминает платонический «эйдос». Таким образом, присущая реальности множественность является, на более высоком уровне Бытия, сущностным Единством, которое у Ибн Араби и называется «Богом». Тем самым различие между Единством и множественностью, между отношением к Единому «Богу», в понимании последователей Ибн Араби, и множеству «богов» (объектов реальности) есть всего лишь различие в степени, различие в отношении к разным уровням бытийной иерархии. Получается, что, подобно языческим Традициям, «вахдат аль-вуджуд» не видит существенной разницы между монотеизмом и многобожием, коль скоро и то и другое призвано дополнять друг друга, будучи отражением одной и той же сути на разных уровнях манифестации.

В другом месте Ибн Араби заявляет: «Среди рабов Божьих есть такие, кого настигают эти муки в загробной жизни в месте, называемом Геенной. Но даже если это и так, никто из знающих, кому открыта суть вещей, не утверждает, что они не испытывают блаженства — специфического для данного места». Эта мысль перекликается с идеей Ф. Шуона, ученика Генона, мусульманское имя — Иса Нур ад-Дин, о том, что экзотерические, в его понимании, формы религии «не способны различить ни более или менее положительные аспекты адских состояний, ни более или менее отрицательные — райских». В упрощенном виде эта же идея предстает как апокастасис, то есть доктрина, согласно которой в конце времен будут прощены все грешники, включая Сатану[236]. Обратной стороной этой доктрины и логическим следствием из нее является констатация того, что «и в Раю мыслимы не то чтобы страдания, но некая их тень». Все вместе это гораздо ближе языческой метафизике «множества состояний Бытия», чем идее ахират («загробной жизни») в исламской эсхатологии, которая является стержнем исламской доктрины. В вопросе о «трансцендентальном единстве религий»[237] Шуон также следовал Ибн Араби.

Если бы все то, что принято называть «исламским эзотеризмом», сводилось к доктрине «вахдат аль-вуджуд», можно было бы, как фактически и делают генонисты, попросту развести понятия «ислам» и «исламский эзотеризм». Тем не менее этот эзотеризм не исчерпывается взглядами Ибн Араби и его школы. Уже в первое столетие после смерти «Великого Шейха» возникает резко негативное отношение к его метафизике, причем не только на «профаническом» уровне, но также среди высших духовных авторитетов. К числу последних принадлежал Аля ад-Дауля ас-Симнани, шейх тариката Кубравийя, более известный в качестве интерпретатора светового символизма в суфийских практиках. Тем не менее шейх Симнани также положил основу доктрине «вахдат аш-шухуд» («единство свидетельствования»), которую позже активно разрабатывал Ахмад Сирхинди, называемого современниками также Фарруки, как потомка халифа Умара, имам Раббани и «муджаддид-е альф-е сани» («обновитель второго тысячелетия»). Эта доктрина направлена против доктрины «вахдат аль-вуджуд» Ибн Араби.

Согласно Симнани и Сирхинди, Бог — нечто принципиально отличное от объективной реальности. Иными словами, если следующие методике Ибн Араби суфии стремятся «слиться» с «Абсолютом», то в оптике «вахдат аш-шухуд» такое «слияние» совершенно невозможно. Максимум духовной реализации здесь — это некое ощущение присутствия Божественных Атрибутов, попытка свидетельствования о Боге вне отождествления себя с ним. Если у Ибн Араби «Все есть Он» — что позволяет видеть в любом идоле, в любом объекте реальности манифестацию Божественного, то Сирхинди формулирует свой принцип более осторожно: «Все от него».

От метафизики к политике

Данная статья не ставит своей задачей детальное описание реальности с точки зрения той или иной доктрины. Из сказанного выше можно сделать предварительный вывод о том, что, во-первых, в пространстве исламского мира Генон ближе всего школе Ибн Араби; во-вторых, что конкурентом школы Ибн Араби исторически стала школа Симнани и Сирхинди. Это ведет к постулированию конфликта между двумя полюсами — доктринами «вахдат аль-вуджуд» и «вах-дат аш-шухуд», причем, как будет показано ниже, эта концептуальная полярность затрагивает не только метафизику, но и политику. Таким образом, «ислам» Рене Генона вписывается во вполне конкретный исторический, если под историей иметь в виду всю историю исламского мира, контекст.

Например, любопытно, что действующее до сих пор в Афганистане движение «Талибан» имеет прямое отношение к одному из указанных полюсов. Большинство примкнувших к движению мулл являются адептами тариката Накшбандий, который талибы называют не иначе как при помощи эпитетов «высочайший» и «благородный». К имени же одного из выдающихся представителей этого ордена в XVII веке — а это не кто иной, как упомянутый Ахмад Сирхинди — добавляются слова «потрясатель мира ислама». Вообще, моральным руководством для «Талибан», легшим в основу идеологической пропаганды, стал труд Сирхинди «Карнамехайи джихад» («Программа джихада»). Название движения «Талибан» зачастую интерпретируют просто как «студенты». Действительно, одно из значений причастия «талиб» («ищущий») — «студент». Но Абу Талибом звали также отца имама Али. И именно фигура имама Али стала в свое время символом, объединяющим шиитов, суннитов и суфиев. Дело в том, что в состав талибов влилось имеющее многовековую историю движение «айаров» («авантюристов»), известное по всему Ближнему и Среднему Востоку. Что же это за движение? Прямым аналогом термина «айар» служит арабский термин «фата» («молодой человек», «добрый молодец»). Этот термин за 800 лет до талибов использовался для обозначения закрытого общества, в чем-то напоминавшего рыцарские ордена Западной Европы. Общество получило название «футувва», его формальным основателем — хотя легенды прослеживают возникновение организации вплоть до первых лет ислама — был багдадский халиф ан-Насир. Именно он и сделал фигуру имама Али символом, объединяющим пассионариев — представителей всех течений ислама перед лицом монгольской угрозы. Ближайшим советником халифа в этом деле стал Омар Сухраварди[238].