Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли

К вечеру опять задуло с юго-востока, дымоход, налаженный на западный ветер, превратился в снегоприемник, тяга заглохла, пещера наполнилась угаром. Суп, конечно, не мог закипеть, если на крышке котла лежало два дюйма [5,1 см] снега, печку отставили в сторону и взялись за примус. Он быстро сожрал остатки кислорода в пещере, но мы установили двухчасовую ночную вахту, в течение которой каждый один раз прочищал отверстие дымохода, и таким образом избежали повторения утренних неприятностей. Мне выпало дежурить от полуночи до двух часов ночи, и это было необременительно. До часа мы болтали с Кемпбеллом и Левиком, затем я наведался в тамбур. Доползши до его конца, откинул снег ото входа, после чего прочистил дымоход: вытащил из него затычку и дал ветру пять - десять минут погулять по пещере. Затем отряхнулся, залез в спальный мешок и разговаривал с Кемпбеллом до начала его вахты в два часа ночи.

На следующий день пурга продолжалась, дымоход завалило до самого верха. Пришлось нарастить его трубой из тюленьей шкуры, и суп запоздал на два часа из-за недостаточной тяги и сверхдостаточного урагана. К вечеру мы все чувствовали себя хорошо прокопченными селедками. Вопрос вентиляции причинял большие неудобства и бесконечные беспокойства. Торчащая снаружи маленькая труба из тюленьей шкуры с воткнутой в нее палкой выглядела очень странно. Они единственные нарушали девственную белизну сугробов, а сквозь густую пелену падающего снега сильно напоминали Киплинговское описание "Боливара", пересекающего залив: "Лишь труба и мачта в пене волн видны".

В этот день я впервые заметил у себя симптом, который назвал "спина иглу". Как я уже писал, высота нашего жилища - всего лишь 5 футов 6 дюймов [1,68 м] - не позволяла выпрямиться во весь рост, и работать в помещении приходилось в согнутом состоянии. Эти и другие явления, вызванные скученностью, давали о себе знать в те дни, когда не было возможности выходить и все теснились под крышей. Запись в дневнике от 6 июля запечатлела эту новую неприятность и некоторые другие невзгоды, посетившие нас в ту часть зимы:

"Самое плохое в дежурстве - адская боль в спине из-за того, что нельзя выпрямиться во весь рост. Моя спина болит сейчас ужасно, но после того как ложишься в мешок, боль вскоре успокаивается".

Коренастый Левик с трудом проходит через внутреннюю дверь, и мы только что веселились целых пять минут, наблюдая за его усилиями протиснуться в дверь с куском мяса в одной руке и котлом - в другой. К счастью, большинство из нас отличается стройностью, больше ни у кого этих забот нет.

Воздух в пещере стал сносным, но потолок и стены лишились девственной белизны, и так будет до тех пор, пока не выдастся несколько дней без угара и грязные кристаллы не обрастут чистыми.

У Браунинга легкое расстройство желудка, Дикасон жалуется на сильные колики в боку, но в общем самочувствие у всех отличное.

Пингвинятина и кости для печки на исходе, через день-другой кончится морской лед, нам просто необходима хорошая погода, так как только пингвинятина делает приевшийся всем суп более или менее съедобным.

Назавтра погода и в самом деле улучшилась и подарила нам самый погожий за всю зиму день. Семь часов подряд, то есть полный рабочий день, стояла тихая погода, почти без снега. Мы потрудились на славу и добавили к нашим запасам двадцать три пингвина, десять кусков сала, три глыбы морского льда, не говоря уже о большом количестве костей. Все принесенное сложили в нишах тамбура и еще успели поставить на место дымоход, снятый утром для починки.

Следующий день стал знаменательным для судеб партии, но Левик и я дневалили и не участвовали в событиях. Кемпбелл и Абботт спустились на берег и выламывали четыре пластины сала, вмерзшие в лед. Вскоре у Кемпбелла замерзли ноги, и он пошел размяться по припаю, но почти тут же вернулся и сообщил, что видел двух тюленей. Кемпбелл и Абботт побежали в пещеру за ножом и ледорубом. Далее я пишу с их слов:

"Возвратившись к месту, где находились тюлени, Абботт ударил одного коротким ледорубом - другого оружия у них, к сожалению, не было. Удар пришелся по затылку, и животное бросилось к воде. Без этих тюленей нам грозила бы голодная смерть, и, понимая это, Абботт прыгнул одному из них на спину, оглушил, а затем добил ударом ножа в сердце. Нож он передал Кемпбеллу, сам же бросился с ледорубом на второго тюленя. Тот оказался не робкого десятка и полез на Абботта, так что пришлось ему оседлать и этого тюленя, чтобы нанести удар. Он протянул руку за ножом, и Кемпбелл второпях сунул ему нож Браунинга, тупой, со скользкой, жирной от сала рукояткой. Абботт нанес им смертельный удар, но рука его соскользнула с рукоятки на лезвие и он сильно порезал себе три пальца".

Рукавица наполнилась кровью, Абботта охватила слабость, и он поспешил в пещеру, где Левик перевязал рану. Отлежавшись, Абботт вскоре почувствовал себя лучше, но, к несчастью, он перерезал сухожилия на всех трех пальцах, и они навсегда утратили способность сгибаться.

Кемпбелл и пришедшие ему на помощь Браунинг и Дикасон освежевали и разделали тюленей. Они явились важным подспорьем для нашей кладовой, тем более что жировая прослойка у них была толще обычной и имела очень приятный запах. С одним из животных Браунингу пришлось повозиться: оглушенный, прирезанный тюлень ухитрился, перекатываясь с боку на бок, проползти ярдов двести [183 м] по направлению к морю, и лишь с большим трудом его задержали. Жалость была тогда для нас непозволительной роскошью, так как мяса и сала оставалось очень мало, а сокращать рационы было уже некуда. На радостях я разрешил бросить в суповой котел лишний кусок мяса и выдал по шесть кусков сахара на человека.

На следующий день, хотя погода оставляла желать лучшего, четверо из нас принесли, сколько смогли, мяса и сала и закопали в сугроб, поблизости от пещеры, на случай возобновления непогоды. После нескольких часов работы под открытым небом мы никак не могли согреться, лежа в спальных мешках. Дело, думаю, в том, что худая одежда долго хранила холод, да и в пещере было сыровато, все пропиталось влагой.

Двенадцатого июля Браунинг и Дикасон отправились на припай в надежде раздобыть тюленей. Им повезло - они забили еще двоих, теперь мы могли быть спокойны, что дотянем уж до начала сентября во всяком случае. В этот день было не холодно, довольно светло несмотря на снегопад, работалось хорошо, и было приятно сознавать, что отныне дни будут становиться все светлее.

Из-за последних обильных метелей у входа в тамбур намело столько снега, что к нему было не подступиться. Тринадцатого числа Дикасону поручили сделать в наносах ступеньки, по которым можно было бы без труда подниматься и спускаться к пещере. Он прекрасно справился с задачей и на каждую из четырех ступеней положил плоский камень. Следующее и последнее нововведение касалось уже самого входного отверстия. До сих пор оно находилось вровень с сугробом, теперь же мы соорудили раму из трех связанных канатом бамбуковых шестов и установили ее вертикально перед входом. Две длинные бамбуковые палки соединяли верх рамы с крышей тамбура и служили стропилами для крыши из тюленьих шкур и снега. Стена из снежных блоков делала новые "сени" непроницаемыми для ветра и снега. Подвешенный на раме мешок полностью преграждал снегу доступ в тамбур.