Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы... - Василий Звягинцев

Сашка шел на лыжах хорошо, на уровне первого разряда, от Лорда не отставал и на нас поглядывал. Держите ли темп, салаги? Ну, твой стиль и гонор мы знаем, обижать не станем. Олег, я видел, двигал ногами и толкался палками с излишним напряжением: слишком давно не тренировался.

Сам я шел замыкающим, скользил легко и с удовольствием. За полгода зимы на Валгалле мы с Берестиным, соперничая друг с другом, достигли выдающихся, без ложной скромности, успехов в зимних видах спорта. На олимпийцев, может, и не тянули, но по полсотни километров с винтовкой за плечами пробегали с хорошим временем. Со всех обрывов и склонов скатывались, куражась бесстрашием. Слаломом между вековыми деревьями вместо пластиковых палочек развлекались, разгоняясь на двадцатиградусном уклоне под шестьдесят километров в час. На неподготовленной трассе. И до сей поры живы, как ни странно.

Сейчас я, исполняя функции тыловой и обеих боковых походных застав, совершал челночные броски вправо и влево, выскакивая на свободные от леса высотки. Осматривал в бинокль окрестности, в надежде вовремя заметить хоть какие-нибудь следы присутствия разумных существ. Моментами обгонял даже Лорда, и тогда пес на меня скалился. Беззлобно, но с намеком. «Не лезь, дядя, не в свою епархию! Я тут лидер!»

Были бы мы с ним равноценными сапиенсами, я бы извинился, а так только рукой махнул. «Потом, типа, сочтемся славою. Свои ведь все же люди…»

Куда же это он нас ведет? Верст десять уже отмахали по белому безмолвию. Тучи над головой неторопливо сгущались и темнели, намекая на близкий снегопад, а то и что-нибудь похуже. Ни к чему нам это – ночевать в заснеженном лесу я не расположен, даже и возле костра.

Но раз ведет, так, наверное, знает.

Расстояние, в пределах которого Лорд мог услышать Сашкин зов, мы давно прошли, но ровная полоска собачьих следов все тянулась и тянулась вдоль кромки леса. Наверняка этот пес обладал телепатическими способностями и узнал о нашей высадке задолго до того, как мы приступили к ее подготовке.

Вот наконец при очередном взгляде в бинокль я заметил на опушке сугроб, формой и размерами отличающийся от других, естественного происхождения, попадавшихся раньше. Лорд заметно оживился и прибавил хода.

Не прошло и пятнадцати минут, как мы достигли промежуточной, но на сегодня явно окончательной цели. Сумерки сгущались неудержимо. На полянке, к лесу задом, к нам передом, стояла невысокая избушка с крутой, как у швейцарских шале, крышей. На укрепленный, пригодный для упорной обороны бункер она явно не тянула, но в качестве укрытия от буйства стихий и опорного пункта в дальних охотничьих и исследовательских походах годилась вполне.

Собственно, зимуя на Валгалле, еще до того, как узнали о существовании аггрианской базы и цивилизации квангов, мы так и планировали. По весне развернуть «эпоху великих географических открытий», начать продвижение на юг и на запад, потому что на север мы уже ходили, а восток на всем видимом протяжении заречных далей представлял собой унылую, местами заболоченную тундру.

По примеру первооткрывателей Северной Америки мы намеревались ставить блокгаузы на расстоянии примерно полусотни километров друг от друга, желательно по берегам рек или вдоль таких вот распадков. Пятьдесят километров – оптимальный «шаг», в случае чего от форпоста к форпосту можно за сутки добраться пешком, а по воде или верхом еще быстрее. (Лошадей мы планировали непременно завезти на Валгаллу, не все же бронетранспортерами природу травмировать и оскорблять!)

Предварительно осмотрев подходы к домику по всем азимутам и не обнаружив ничего подозрительного, от следов живых существ до замаскированных минно-взрывных устройств, мы наконец вошли в помещение.

Ничего особенного, неожиданного, тем более – изысканного. Все так, как сделали бы мы сами, исходя из целесообразности и тогдашних технических возможностей: стол и лавки, изготовленные с помощью пилы, топора и рубанка. Из импортных, с Земли, стройматериалов лишь шестимиллиметровые оконные стекла и железные трубы для печки. На полках обычный комплект выживания – недели на две консервов, соль, спички, патроны. В углу на вбитых в стену крючьях трехлинейный карабин 38-го года – обычное оружие лесников и геологов, и вертикалка 12-го калибра. Достаточно и от волков отбиться, и прокормиться охотой до возвращения домой.

– Ну да, всюду одно и то же, – сказал Шульгин, когда мы разожгли огонь и засветили лампу. – Все для человека, все на благо человека. Только там было поосновательней…

– Так и задача предлагалась другая: защита особо важного объекта до последней капли крови. А это так – место для комфортного привала, – ответил я, по обычаю северян раздеваясь до исподнего, как только в комнате достаточно потеплело. Нерационально тратить время и энергию на предварительное согревание промерзшей верхней одежды.

– С Константином связи не ощущаете? – спросил Олег, вытягиваясь на покрытой несколькими верблюжьими одеялами лавке. Выложился он сегодня основательно. До последнего держал заданный темп движения, но, похоже, почти на пределе. Ничего, к утру восстановится. Высококалорийный ужин, полстакана этанола, лучше неразведенного, и спать, если не помешают.

– Связь если и есть, то односторонняя. Попробуй мы сейчас его поискать, вышибет нас отсюда, как шампанскую пробку, – пояснил Сашка, шевеля кочергой поленья в приоткрытой топке. По его лицу и стенам избушки скользили багровые блики.

Хорошо, уютно. Давненько я не сидел у горящей буржуйки. Да с времен Валгаллы, наверное, и не сидел. Камин – это другое дело и другое настроение.

– А если нас не вышибает и пристанище подготовлено, завтра наверняка что-нибудь случится. Иначе зачем мы здесь? Не думаю, что в планы организаторов аттракциона входит лыжный марафон с тотализатором…

– Ага. Ставки сделаны. Как в гонке до Доусона [77]. Приз – миллион долларов.

– Или наоборот. Гонка в пустоту. Приз тому, кто угадает, кто из нас дольше протянет…

– Да ну вас к черту, ребята, с вашим юмором. – Левашову тема не понравилась даже как повод потрепаться. – Я о другом сейчас подумал. Недавно Солженицына перечитывал, «В круге первом». Жизнь наша наподобие той шарашки устроена…

– В смысле?

– В самом прямом. Организационно. Собрали нас в кучу, обеспечивают всем необходимым: жильем, питанием, одеждой, культурный досуг организуют, а за все за это требуют думать, работать, изобретать совершенно ненужные лично нам вещи, и уж тем более не посвящают в тайны, связанные с практическим применением изделий, и в тонкости функционирования механизма, который эту шарашку создал…

– Не лишено, – согласился я. – Как там сказано: «Хлеб на столах!» Что по меркам обычных, лагерных зэков означало невиданную степень изобилия. Бери, сколько хочешь! У нас фактически то же самое. В экзистенциальном, разумеется, смысле. За эту пайку, то есть возможность жить, с общечеловеческой точки зрения, в райских условиях, исполняем непонятную и ненужную нам задачу. Вообразить не можем, что сейчас тамошний, – я показал пальцем в потолок, – Сталин требует от тамошнего Абакумова, ну а тот от своих шестерок, по нисходящей. И не черкнет ли в случае неправильного поведения тамошний Яконов карандашиком в календаре: «Этих – списать!»? Очень все хорошо у тебя выстраивается. За одним минусом…

– Это каким же? – заинтересовался Олег.

– А ничего ты нового не сказал. Хоть со времен фараонов, хоть с сотворения Адама всегда только так и было. Никто и никогда не был свободен по-настоящему. Разница только во внешней наглядности степени несвободы и мотивациях тех или иных действий…

Удолина с нами не было, так чего же за него не порезонерствовать, пока в сон не потянуло? Я этим в нашей компании сызмальства занимался, иногда по делу, чаще – в виде развлечения. Вот и сейчас…

– Да, мы считали, что, втянувшись в «большую игру», сохраняем самоуважение, независимость, что-то там вершим и даже кого-то переигрываем. И вдобавок бесплатно имеем неограниченные жизненные блага, удовлетворяя к тому же интеллектуальные потребности в пределах своего разумения. А по сути… Раб, крепостной крестьянин, зэк сталинских времен, ты, Сашка, я – все мы делаем лишь то, что нам предписано. Можно нести свое ярмо с ненавистью и отвращением, можно – с осознанием неизбежности, но спокойно, можно – найти высший смысл и ежедневно благодарить бога за ниспосланные испытания, очищающие душу. Но суть всегда одна и та же…

Шульгин курил и посмеивался в усы, а Олег начал заводиться. Спирт не только пригасил усталость в его натруженных мышцах, но и растормозил воображение.

– Ты неправильно говоришь. Человек может быть свободен. Хотя бы в том смысле, что может против рабства, физического или духовного, восстать…

Нет, сколько живем, а так и не сумели привить Левашову элементарные основы софистики.