Дезертир - Евгений Токтаев

"А кто на Фракию ходил, хорошо там наварился..."

В начале мая Марк Лукулл с последними когортами арьергарда покинул земли дарданов. Вместе с ним отбыл и Гней Осторий. Лукулл двинулся по Эгнатиевой дороге к Византию, где соединился с Суллой, который к тому времени все же взял и спалил город медов Кипселу. Осторий отправился в Фессалоники, главный город провинции Македония, резиденцию наместника[119].

Асдула остался один на один против Лангара, который с уходом римлян открыто объявил себя князем дарданов и законным преемником Кетрипора. Как не уговаривал Скарас Лукулла, Базилла и даже Остория, который вообще ничего не решал, оставить ему хотя бы ауксиллариев, просьбам его не вняли. Более того, младший Лукулл едва не выполнил свою угрозу казнить князя прилюдно. Тот, чуя недоброе, сумел скрыться и заперся в Керсадаве, а Лукуллу некогда было возиться с негодяем, его уже ждал Сулла.

Все же Асдула остался против Лангара не совсем с голой задницей. Не так уж мало было у него преданных воинов. Кроме того, тарабост, полгода прятавшийся по лесам, хотя и пользовался поддержкой простого люда, собирался с силами еще два месяца.

Поначалу Асдула надеялся, что сдюжит в одиночку, но вскоре понял, что все бесполезно. Без римлян ему здесь не жить. Он всегда отличался большой осторожностью, потому практически сразу за уходящими когортами отправил в Гераклею несколько обозов с награбленным добром. Когда же совсем запахло жареным, вскочил на коня и сбежал налегке. Потерял Скопы, Керсадаву, однако сохранил не только шкуру, но и почти все свои богатства. А какая ему разница, где жить важным тарабостом, когда мошна до краев набита золотом? В римской провинции еще и лучше, чем в варварской глуши.

С властью не выгорело, но он не унывал. Добрался до Гая Сентия и принялся нашептывать ему, как нехорошо поступил Сулла. Изрядно обозлил варваров, а северную границу совсем обнажил. Зерно упало на плодородную почву – Сентий и сам был того же мнения, несмотря на то, что считался сторонником Суллы и всячески помогал ему в войне с Митридатом.

Наместник вознамерился отправить Остория обратно в Гераклею, чтобы тот сторожил границу, но префект взбунтовался. Он очень устал и мучился избытком черной желчи, меланхолией. Все от того, что так и не удалось ему изловить Лангара. Тяжело переживал эту неудачу Осторий. Пришлось Сентию послать в Гераклею своего верного легата Бруттия Суру.

Асдула решил в Гераклее не задерживаться, поскольку опасался, что руки Лангара и дотуда дотянутся. Он уехал в Фессалоники вслед за Осторием.

Беглый князь устраивал пиры для своих римских "друзей". Сентий, Сура и магистраты низшего ранга за глаза посмеивались над варваром, но попойки охотно посещали. Остория Асдула вообще считал своим лучшим другом, прилюдно его так называл. Что по этому поводу думал тот, осталось неизвестным, вечно мрачный префект не отличался болтливостью. Впрочем, он тоже участвовал в пирах и ездил на охоты.

Асдула предпочитал оленью охоту, но префект воротил от нее нос, считал "трусливой". Пускать стрелы в удирающего зверя? Выйди-ка один на один с кабаном. Вот, где испытание мужества.

Хотя князь отличался большой осторожностью, все же его нельзя было назвать трусом, и кабана ему приходилось брать неоднократно, так что одним прекрасным сентябрьским днем он принял предложение Остория пощекотать нервы. С ними поехало шесть человек. Двое скордисков, двое княжеских слуг-ловчих, Козинта, пилеат Асдулы и римлянин, некий Лутаций, клиент наместника. Он давно жил в Македонии и был известен, как знаток местных охотничьих угодий.

Собак не брали, префекту хотелось взять секача с подхода, без загона и засады на помосте. Опасная охота, но префекта это совершенно не беспокоило, он жаждал разогнать застоявшуюся кровь.

Присмотрели овсяные поля возле небольшого озера, с вечера нашли на самой кромке леса кабаньи копки и тропы. Лутаций поворчал, что зря сунулись на копку с вечера, оставили свой запах. Осторий только отмахнулся. Потом они обошли озеро, удалившись на приличное расстояние, и устроились на ночлег, с расчетом подойти к овсам в предрассветных сумерках, когда немного развиднеется, но кабаны еще не уйдут с кормежки.

Разожгли костер в низинке, дабы не отсвечивать на весь лес пламенем, выпили, и принялись, как и положено охотникам, травить байки.

А когда ночь окончательно вступила в свои права, к костру вышел незнакомец.

Сначала они приняли его за охотника. Он появился из темноты совершенно бесшумно, заставив вздрогнуть даже невозмутимого Остория. Остановился и замер, наполовину скрытый ночью, на самой границе тьмы и слабого, отбрасываемого пляшущим пламенем костра, света. Асдула стиснул рукоять широкого и длинного кривого кинжала, напрягся, оглядываясь по сторонам, но к костру больше никто не вышел.

Незнакомец был один. Его одежда почти ничем не отличалась от той, что носило большинство мужчин в горах Фракии: короткая безрукавка из овчины, мехом наружу, полотняные штаны. Шерстяные чулки до колен крест-накрест перевязаны ремнями кожаных поршней. В правой руке он держал короткое копье, а в левой... Асдула прежде не видел такого оружия. Похоже на римский стреломет "скорпион", только маленький, предназначенный для одного человека. Стреломет был взведен и заряжен, что сразу не понравилось Асдуле. Копье пришельца лишено поперечины под наконечником. Это не охотничья рогатина. С таким не ходят на медведя или кабана.

Асдула пошевелился, меняя позу. От долгого, почти неподвижного сидения на подтащенном к костру бревне, слегка затекли ноги. Не пришлось бы почесать кулаки об эту рожу, неизвестно, что у парня на уме. Впрочем, проявлять недружелюбие по отношению к восьмерым хорошо вооруженным людям, будучи в меньшинстве, мог только законченный глупец.

Незнакомец молчал. Пауза затягивалась. Ее прервал Лутаций, он встал и довольно дружелюбно обратился к пришельцу по-эллински:

– Радуйся, добрый человек, – римлянин сделал приглашающий жест, – подходи, к нашему костру, присаживайся. Что вынудило тебя бродить по лесу в темноте? Может быть, ищешь помощи?

Незнакомец молчал. Один из скордисков оскалился:

– Язык глотать? – сказал он на исковерканном койне.

Пришелец молчал.

– Не понимает, – сказал по-фракийски один из ловчих Асдулы.

– Он разучился говорить, – заулыбался другой ловчий, – видать, давно бродит, уж забыл, как люди выглядят.

Осторий презрительно покосился на шутника. Рука его гладила рукоять кинжала. На охоту он взял с собой и меч, никогда с ним не расставался, но сейчас тот висел в нескольких шагах в стороне, на корне вывернутой из земли здоровенной лесины. Префект и один из его воинов, Сенакул, веселости не проявляли.

Асдула вымучил из себя улыбку. Его внутренний голос, обеспокоенный странным поведением незнакомца, настойчиво советовал избежать ссоры. Однако глаза видели перед собой не воина, а какого-то оборванца, крепкого, но далеко не богатырского сложения.

Пришелец вздрогнул, выйдя из оцепенения. Лутаций, продолжавший в это время что-то вещать, встретился с ним взглядом и осекся. Пляшущее пламя осветило лицо незнакомца.

Сенакул вдруг что-то проговорил на своем языке, причем интонация его голоса отражала крайнее удивление.

– Ты... – зашипел Осторий.

Пришелец одной рукой вскинул стреломет. Осторий рванулся к мечу, но убийца среагировал, и короткая стрела ударила префекта в бок, прямо в печень, войдя по самое оперение. Осторий упал.

Лутаций закричал.

– Остано...

Слова застряли в горле. Римлянин вцепился руками в пробившее его грудь копье, захрипел и забулькал.

Сенакул взревел, как десять раненных медведей, бросился на незнакомца. Тускло блеснул длинный меч, рассекший пустоту. Пришелец отшагнул в сторону, уходя из-под удара, и широкой дугой-прикладом стреломета ткнул в горло скордиска. Сенакул споткнулся, захрипел и рухнул, как подкошенный. Убийца тут же отскочил обратно во тьму, а Козинта, подбегая, запнулся о ноги Сенакула и упал прямо в костер, взметнув сноп искр. Его одежда загорелась, и он с воплем покатился по земле, пытаясь ее потушить.

Незнакомец завладел мечом Сенакула. Второй скордиск и ловчие закричали все разом, хватаясь за оружие. Асдула побледнел и попятился прочь. Один из ловчих ударил пришельца рогатиной в живот, тот легко, словно в танце, увернулся, взмахнул клинком. Раздался чавкающий звук. Еще один фракиец и скордиск никак не могли добраться до врага, тот виртуозно перемещался, держась в тени, и не давал оставшимся противникам нападать всем скопом.

Осторий нечленораздельно рычал, судорожно вцепившись в торчащую из тела стрелу. Она жгла потроха, каждое движение причиняло жуткую боль. Корчась, префект смог встать на колени и добрался до своего меча, вытянул его из ножен. Асдула в панике метнулся в пещерку из корней наполовину вывернутой из земли корявой сосны. Убийца, сам Танат, метался среди своих жертв, словно смерч. Козинта, наконец, сбил пламя, вскочил на ноги, но сразу угодил под клинок. Лицо его пересекла узкая красная полоса. Один из ловчих визжал, как свинья на бойне. Трясущимися руками он запихивал кишки в распоротый живот. Осторий прямо с колен сделал длинный выпад, но пришельца не достал. При всем искусстве префекта, рана оказалась такой, что на большее его уже не хватило. Ответный взмах меча был подобен молнии.