Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Утром Женька проснулась от какого-то вкрадчивого движения возле кровати, на которую она забралась вместе с Генрихом, когда на полу стало холодно. Женька открыла глаза и увидела над собой госпожу де Шале. На лице женщины была улыбка.

— Так вы, оказывается, девушка? — обрадовавшись, видимо, именно этому, спросила она.

— Да, то есть… не совсем…

Женька подтянула на голую грудь одеяло и посмотрела на Генриха, который мирно посапывал рядом, устав за ночь доказывать ей, что только с ним она будет счастлива.

— Не надо смущаться, милая, — сделала легкий, как порхание бабочки, жест госпожа де Шале. — Я уже показала вас мужу.

— Да?.. И что он сказал?

— Сказал, что ждет вас обоих к завтраку.

— А сколько сейчас времени?

— Девять. Будите Генриха и вставайте. Я пришлю вам горничную. Она поможет вам одеться, причешет, хотя… хотя волосы ваши коротки для девушки.

— Пусть принесет ковш воды и полотенце. И еще пуговицы. Нужно пришить пуговицы к камзолу.

— Я хотела дать вам платье. Вы, кажется, одной фигуры с Катрин.

— Нет, я надену свой костюм.

— Но это… это неприлично.

— Тогда я не буду завтракать.

— Нужно спросить у мужа.

Когда матушка ушла, фехтовальщица вздохнула и посмотрела в узорчатый полог над головой. Она опоздала на занятие, и теперь де Санд непременно выставит ей очередной счет. Впрочем, ее беспокоило не столько наказание, сколько собственное нахождение здесь, в этой теплой, почти семейной постели, а не на тернистой фехтовальной дорожке, и самое страшное было в том, что она испытывала при этом некое, ранее незнакомое ей странное блаженство, ей даже не хотелось вставать.

Вошла угловатая девушка с ковшом воды и полотенцем. Она передала, что господин де Шале разрешил ей спуститься к завтраку в мужской одежде.

— Хорошо. Иди, — махнула рукой Женька.

— Надо помочь вам, госпожа?

— Я сама, а ты, как тебя?

— Нинон.

— Ты, Нинон, пришей пуговицы к моему камзолу. Вон они там, валяются на полу.

Нинон подобрала камзол, пуговицы и ушла. Женька посмотрела на Генриха. Тот спал тихо, как ребенок. Черты лица его расправились и казались чистыми. Женька провела пальцем по его носу. Фаворит короля поморщился и проснулся.

— Ты не убежала? — удивился он.

— Не успела. Меня поймала твоя матушка.

— А, моя добрая старая пройдоха! Что она сказала?

— Сказала, что показала меня батюшке, и он ждет нас к завтраку.

— Отлично!

— Что мы скажем внизу?

— Скажем все, как есть.

— Будет шум, Генрих.

— Посмотрим.

К завтраку маркиз и фехтовальщица спустились, вполне владея собой, но зато теперь весьма нервничали те, к кому они присоединились. Лучше всех выглядела, пожалуй, только матушка. Она снова улыбнулась Женьке и сказала:

— Теперь, мы думаем, нам нужно снова познакомиться, не так ли? Сын, представь нам эту девушку. Она дворянка?

— Да. Ее имя Жанна де Бежар. Это она подрезала ухо де Жуа, матушка, и это ее хотел арестовать король.

За столом и так была тишина, но после слов Генриха она стала просто звенящей. Приостановились, разносившие блюда, слуги. Все посмотрели на хозяина дома. Де Шале-старший помолчал, а потом кивнул и предложил Женьке сесть.

— А что значит «хотел»? — спросил он. — Приказ о вашем аресте отменен?

— Король разрешил мне находиться в Париже под именем Жанена де Жано.

— Превосходно!.. А, сударыня? — повернулся к супруге господин де Шале.

— Может быть, мы сначала позавтракаем, мой друг?

— Что?.. А, да… конечно. Жермен, разливайте бордоское, — махнул рукой хозяин дома, устои которого сейчас сотрясало присутствие за столом девушки в мужской одежде.

Во время завтрака госпожа де Шале пыталась сверстать разговор из невинных светских сплетен, но нити беседы рвались, и внимание присутствующих снова возвращалось к главному.

— Так вы, в самом деле, занимаетесь у де Санда? — спросил фехтовальщицу батюшка фаворита короля, морщась то ли от вкуса пищи, то ли от присутствия за столом странной гостьи. — Или это только способ скрываться?

— Я занимаюсь.

— Как же вы выдерживаете его школу? Говорят, это настоящая каторга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— У меня уже была подготовка. Фехтованием со мной занимался отец.

— Хорош отец! — скептически качнул головой господин де Шале. — Вы хотите всю жизнь заниматься этим, сударыня?

— Да.

— А как же семья, дети? Вы отказываетесь от роли, которая издревле уготована женщине — быть достойной женой и доброй матерью?

— Я не отказываюсь, и для этого я должна быть сильной.

— Именно, но не в умении владеть оружием!

— Но если у меня к этому способности! Разве так не бывает?

— Так не должно быть! Это нарушение божеского умысла!

— А вспомните Жанну д’Арк!

— Помню. Ее сожгли на костре.

— Но ее имя…

— Вы хотите таким же образом увековечить и свое имя? Добейтесь лучше того, чтобы славу ему составили ваши сыновья, а сейчас я не знаю, кто возьмет замуж девушку, владеющую шпагой.

— Я возьму ее, отец, — сказал Генрих.

— Молчите, сударь! С вами мы побеседуем потом, а сейчас я хочу поговорить с этой девушкой наедине. Вы не против, госпожа де Бежар?

Женька кивнула и пошла следом за хозяином дома в его кабинет. Там господин де Шале сел за укрытый тяжелой скатертью стол и посмотрел на фехтовальщицу задумчиво-больным взглядом директора школы, которому уже давно портил успеваемость один из трудных учеников.

— Что у вас с моим сыном? — спросил он.

— Он говорит, что любит меня.

— Генрих? Любит? — усмехнулся де Шале-старший. — Это что-то новенькое. А вы?

— Я… я тоже его люблю.

— Хм, не говорите чепуху!

— Почему чепуху?

— Вы хотите выйти за него замуж, чтобы укрыться за его фамилией.

— Я могла бы это сделать, когда была Марией Гонзалес, но я ушла.

— Марией Гонзалес? Превосходно! Почему же вы вернулись?

— Не знаю, — ответила односложно фехтовальщица, которую начинал злить этот циничный допрос.

— Вы должны оставить Генриха. Ему нужно жениться на Виолетте де Флер, — сказал господин де Шале так, будто Виолетта де Флер была той спасительной прививкой, которую он торопился привить своему сыну, чтобы тот получил иммунитет от какой-то страшной болезни. — Если хотите, я дам вам денег.

— Сударь!.. Вы… Я опаздываю на занятия! Прикажите подать мою лошадь!

Скандал, таким образом, все-таки случился. В кабинет без разрешения вошел Генрих, следом за ним матушка и Элоиза. Батюшка стал, размахивая руками, кричать на сына, ставя тому в вину его наглость и неуважение к дому, а Генрих настаивал на своем и отвечал, что женится только на Жанне де Бежар.

— Скажите батюшке, что это всего лишь одна из ваших развязных шуток, брат! — просила Элоиза и зло смотрела в сторону фехтовальщицы.

— Это он пошутил, когда решил произвести меня на свет!

Матушка пыталась успокоить обоих. Из дверей пугливо смотрела Катрин. Женька сочла нужным больше не оставаться в этом доме, накинула на плечи плащ и ушла.

Слезы Арлекина

Когда фехтовальщица появилась на площадке, шли парные поединки. Де Санд заметил девушку не сразу, занятый в это время промахом де Лавуа. Тот пропустил выпад де Зенкура и получил удар в колено.

— Черт вас дери! — воскликнул де Санд. — Вы ни на что сегодня не годны! Скопище уродливых тюфяков! Что вы стонете, как девица на сеновале, де Лавуа? Где, черт возьми, Лабрю! — обернулся Даниэль. — … А-а, вот и господин де Жано! Где вы были все утро, мой мальчик, и почему у вас припухли глаза? Вы, вообще, спали сегодня ночью?

— Не спал. Меня беспокоила рана.

— Рана?.. Знаю я, какая рана вас беспокоила! Та, что пониже ремня, на котором держится ваша шпага! Надеюсь, вы приготовили деньги для штрафа?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, сударь.

— Тогда идите, платите Жиронде и возвращайтесь на площадку.

В доме Женьку чуть не сбил с ног Лабрю. Он спешил на площадку с новой порцией мази для ушибов.