Синее на желтом - Эммануил Абрамович Фейгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искорки божьей у Принца в наличии не оказалось. И таланта ни на столечко. Никакого. В этом Базанов сразу убедился. Он бросил на асфальтовую дорожку щепку и велел Принцу:
— Принеси!
Принц побежал, схватил щепку зубами, погрыз немножко — невкусная, и бросил в траву.
— Ко мне, безмозглый!
Хозяин пошарил в карманах и бросил на дорожку коробок спичек. Принц помусолил коробок и тоже выбросил. Несъедобный и пахнет противно. От домашней туфли, которую уже потерявший терпение Базанов бросил на дорожку, бедного Принца чуть не стошнило — так отвратительно и едко от нее разило хозяином. Принц потрепал ее для вида зубами и поспешно забросил подальше в растущую у забора крапиву. Должно быть, решил, что хозяин сам хочет избавиться от этого неприятного, пропитанного его собственной вонью предмета.
Ошибся Принц, не докумекал.
— Ко мне! — заревел хозяин. И когда Принц повиновался, ударил его со всего размаху правой босой ногой пониже ребер.
— Пошел вон, кретин!
Принц взвизгнул от боли и от обиды. И опрометью — в конуру. Зализывая языком ушибленное место, он тоскливо и жалобно заскулил. Ну и глупыш! На кого ты жалуешься, наивный Принц? И главное — кому? Разве ты не знаешь, что некому тебе жаловаться на твоего властелина, на вершителя твоей судьбы? Разве ты не слышал, как Базанов даже на Базанову нередко орет: «Я для тебя бог и царь. Я тебе суд и закон. Ясно? И не перечь».
Поскулил, поскулил Принц, наплакался вдоволь — и вдруг заснул. Сон всегда подкрадывается к молодым нечаянно, а потом хоп — и готово. А когда Принц проснулся утром, он уже ничего не помнил о вчерашней обиде. Начисто о ней забыл. Возможно, конечно, что не навсегда забыл, а до поры, до случая, но это уже другое дело.
Утро выдалось прекрасное — живи и радуйся, и похлебка, которую принесла Принцу Базанова, тоже была прекрасная, вкуснейшая похлебка — ешь и наслаждайся. Принц наелся досыта, насладился сполна и первым делом побежал дразнить индейского петуха. Но из этой обычно веселой затеи ничего веселого на этот раз не вышло. Только Принц подбежал к сетке, отделяющей птичник, только тявкнул разок-другой, как индюк уже обиделся, нахохлился, насупился, надулся, распустил длинные красные сопли и повернулся к Принцу взъерошенным задом. Невежа, конечно. Но Принц не огорчился — не хочет играть, ну и не надо. Гоняться за жуками и бабочками куда приятнее. И он, звонко лая, подпрыгивая, словно резиновый мяч, погнался за пестрой и увертливой бабочкой. Принц за бабочкой — бабочка от него. Вот это игра! Бабочка юркнула в закоулок между гаражом и забором — Принц за ней. Принц почему-то ни разу не заглядывал в этот закоулок. А здесь было так интересно, что Принц мгновенно забыл о бабочке.
В закоулке валялся всякий ненужный Базанову хлам: пересохшая краска в помятом ведре, битая посуда, какие-то ржавые железки, тряпье, а также сношенная, разбитая обувь, сморщенная, скорченная от старости. Почти все это источало запахи. Новые, еще незнакомые Принцу. Но сильнее всего здесь ощущался запах родительницы Принца — Альмы. В носу у Принца защекотало, он чихнул и осторожно продвинулся вперед. И тут он увидел под забором замаскированный рваным тряпьем лаз.
Разворошенная земля лаза тоже пахла Альмой, и шерстинки на досках были ее шерстинками. В этом Принц не мог ошибиться. Видимо, Альма пользовалась этим лазом, тайком покидая по ночам хозяйскую усадьбу. Для чего? Видно, была у нее надобность. Может, даже крайняя надобность. Очень возможно даже, что с этим лазом связана тайна появления на свет Принца. Но Принц, конечно, о тайне этой не знает. И знать не желает. Да и к чему она ему? Что она ему даст? Тайна появления на свет… А что это значит? Раз я появился когда-то, значит, меня когда-то не было. Как бы не так! Раз я существую, раз я есть, значит, я всегда был. Не мог не быть. Не был, говорите? Даже утверждаете? Смешно, право. Какая нелепая, из пальца высосанная, надуманная проблема. Людьми надуманная. Так пусть они и занимаются ею. И люди ею занимаются. Давно. С того времени, как научились мыслить. Правда, не все люди. Молодых она не волнует. Она горький удел зрелых, пожилых и старых. Это пожившему уже человеку дано мучительно думать: не был, был, есть, буду, а больше всего, мучительнее всего над неотвратимым — не буду. А для Принца вся эта проблема трын-трава, она для него и вовсе не существует. Для него существует только «я есть», и у этого «я есть» нет ни начала, ни конца.
Словом, у Принца все обстояло в этом случае необыкновенно просто, как-то даже чересчур просто и обыденно: он увидел подкоп, сделанный Альмой, принюхался, пофыркал, не задумываясь полез под забор и тотчас же очутился вне усадьбы, на широкой и длинной Синопской улице.
5
Синопская улица буквально оглушила ни разу еще не покидавшего усадьбу Принца своим простором. Принц на какое-то мгновение присел на задние лапы, но уже в следующий миг простор потянул его к себе. Словно простор был магнитом, а Принц крохотной железной песчинкой — так неодолимо потянул. И Принц, повизгивая от восторга, стремглав помчался по улице, не оглядываясь, не озираясь по сторонам. Потом, потом он все разглядит, потом не спеша познакомится с улицей, а сейчас вперед, только вперед, изо всех сил, что есть духу — вперед.
Кто знает, сколько бы он так пробежал, если бы на перекрестке, там, где стоит пивная палатка Клавдии Петровны, дорогу ему не преградил огромный, как гора, Чемберлен.
Принц остановился, поглядел на Чемберлена снизу вверх и сперва решил, что это собака, только очень большая. Великан. А так, в остальном, кроме гигантского роста, это несомненно собака: четыре ноги, хвост, оскаленные зубы и шерсть — местами короткая, местами длинная, длиннее даже, чем у Альмы. Встреча с такой огромной собакой не обещала Принцу ничего хорошего, и он опасливо попятился, не спуская с Чемберлена округлившихся от страха глаз.
Но заблуждался Принц, к счастью, недолго. Сработал наконец, правда, с некоторым опозданием, аппарат наследственной информации. Что-то вроде магнитофона. Вроде, да не совсем вроде. Ну как это вам попроще объяснить? Попробуем сказать для ясности так: Принц живое существо, а все живое имеет предков. Необозримо длинную цепь предков, уходящую