Идолов не кантовать - Сергей Нуриев

— Врач сказал, что лежать нужно не меньше двух недель, — произнес Афанасий Ольгович извиняющимся тоном.

— Ничего, это ерунда, с врачом я договорюсь. Завтра же будете на ногах.

— Нет, врач сказал, что это может быть опасно для мозгов.

— Поверьте мне, для ваших мозгов это не опасно.

— Раньше двух недель не встану, — упрямо повторил свиновод и, как бы в подтверждение своих слов, закатил глаза и вновь принялся за старое. — Сестра-а… Сестра-а.

Потап внимательно посмотрел на больного и понял — раньше чем через две недели тот, действительно, с постели не встанет. Несмотря на сотрясение мозга, Цап прекрасно понимал, где ему грозит большая опасность.

— Ну что ж, прощайте, — сказал председатель с сожалением. — Берегите себя. Не лежите на сквозняке — гланды воспалятся, и, когда вас хватит аппендицит, вы не сможете призвать кого-нибудь на помощь и так и умрете. А ведь вы еще нам очень нужны. Партия приготовила для вас особое задание — террористический акт. Вы зачислены в ударную группу. Поздравляю.

Афанасий Ольгович стал хрипеть и тянуть куда-то вперед дрожащие руки. На этот раз он не притворялся.

Однообразные выходки больного начали навевать на чекиста скуку. Посмотрев на Цапа еще несколько секунд, он отвернулся и ушел, теша себя мыслью, что досадил предателю всем, чем мог.

Кандидат от аграриев был потерян. На нем можно было ставить крест.

Глава 7. Братья по разуму

Христофор Ильич Харчиков, закинув ногу на ногу, сидел в кресле председателя и нетерпеливо барабанил пальцами по полированному столу. Взгляд его скользил по потолку, по стенам, сам он беспрерывно зевал, не прикрывая рта, передвигал с места на место канцелярские принадлежности и вообще имел рассеянно-надменный вид государственного мужа, которому пришлось отвлечься от важных дел из-за каких-то пустяков.

Кроме Харчикова в конторе находились секретарша и Куксов. Владимир Карпович зашел сюда получить кое-какие инструкции и, не найдя председателя, ожидал теперь его на стуле для простых посетителей. Он украдкой косился на соратника и даже начинал ему завидовать. По всему было видно, что тот вьполнил какое-то чрезвычайное задание и явился, чтобы получить поощрение, а то и продвижение по службе. Владимиру Карповичу очень хотелось узнать, в чем тут дело, но он стеснялся задавать вопросы первым. Харчикову также не терпелось похвастаться своими заслугами, и после долгого томления он обратился к секретарше:

— Петровна, когда же наконец придет председатель?

— Через десять минут, — сонным голосом сообщила секретарша.

— Ты мне говорила это еще час назад. Он мне срочно нужен.

Владимир Карпович, распираемый любопытством, не выдержал:

— Что это вы так взволнованы? Трудности с избирателями?

Прежде чем ответить, Христофор Ильич выскреб линейкой из-под ногтя грязь и только потом небрежно сказал:

— Трудностей никаких. Просто печать нужно поставить в одном документе.

— Уходите от нас? — спросил Куксов с сарказмом.

Харчиков одарил дворянина презрительным взглядом и, видимо, решив, что говорить с ним не о чем, бросил в сторону Петровны:

— Я тyт контракт с иностранцами заключил. Ожидаются большие валютные поступления.

— Неужели кипятильники всyчили?! — ужаснулся представитель монархистов.

— Нет, не кипятильники, — проговорил Христоофор Ильич, гордо рассматривая свои ногти. — Я им Ленина продал.

— Какого… Ленина?

— Ну конечно, бронзового, глупый вы человек. Не живого же. Памятник я им продал.

— То есть как это вы его продали? Он же не ваш!

— Свое и дурак продаст, а ты попробуй продать чужое.

Куксов не нашелся что ответить и, отвернувшись, угрюмо пробурчал:

— Не успел депутатом стать, а уже родину расспродает.

Христофор Ильич пропустил замечание мимо ушей, встал и ровной походкой направился к выходу.

— Петровна, передашь председателю, что сделка состоится в шесть часов. Пусть возьмет печать и подойдет прям на площадь. Там и решим все формальности, — проговорил он и, не прощаясь, хлопнул дверью.

Куксов только крякнул и перевел взгляд на секретаршу, надеясь вместе с ней осудить неслыxанную дерзость Харчикова. Но Петровна продолжала хранить вечное спокойствие на своем коровьем лице и с силой ударяла по клавишам машинки. Вскоре, убаюканный ее размеренным щелканьем, Владимир Карпович уснул. Он расслабился, сполз со стула и откинул голову назад. Челюсть его отвисла, и изо рта вывалился язык. В целом он выглядел беззащитно и довольно глупо, как обычно выглядят заснувшие в электричках и вагонах метро пассажиры. Должно быть, Куксов выглядел еще и смешно, потому что разбудил его чей-то смех. Потомственный дворянин разлепил один глаз и увидел товарища Мамая и товарища Степана. Они стояли перед ним, тыкали в его размякшее лицо пальцами и дружно ржали.

"Прямо как дети", — с неудовольствием подумал Владимир Карпович, окончательно просыпаясь и утирая слюни.

— Заработались вы, товарищ Куксов, — весело сказал Потап. — Себя совсем не жалеете. Идите-ка лучше домой, отдохните.

— Да, да, — смущенно бормотал дворянин, застегивая пальто, — пойду я… А Петровна ушла? Ну и я пойду… А который час?

— Почти шесть.

— Да-да, поздно уже. До свидания.

— До свидания, — сказал председатель, провожая соратника до двери.

— Вы уже в курсе? — остановился Куксов, вспомнив о проделках Харчикова.

Потап посмотрел на сонное лицо соратника, ухмыльнулся и снисходительно похлопал его по спине. — В курсе, в курсе. Но об этом лучше завтра. Поспать вам нужно.

— А как вам это нравится?

— Совсем не нравится. Завтра разберемся, — подталкивал его чекист.

— Так, значит, завтра разбирать его будем? — осведомился Владимир Карпович уже из коридора. И правильно. Его поведению давно пора положить конец.

— Положим, положим, — заверил Мамай, закрывая за ним дверь.

— Что он позволяет себе, этот Харчиков? — распалялся Куксов, ободренный поддержкой председателя. — То — то продаст, то — это. Расхититель! Теперь за памятники взялся. Даже если это нам выгодно, мы все равно не должны продавать вождя, из идеологических соображений. Ведь это же святыня! До свидания. — Он надел шляпу и не спеша пошел по коридору, продолжая вяло возмущаться: — Продать Ленина!.. За валюту!.. Сволочь такая… Тоже мне деятель! Я и сам бы мог его давно сбагрить… если б знал, что он кому-то нужен… И почему мне раньше в голову не пришло… Гм… Кто бы мог подумать!..

Досадуя на самого себя за нерасторопность и злорадствуя, что маневр Харчикова не удался, Владимир Карпович благополучно достиг парадной лестницы и уже занес ногу над первой ступенькой, как вдруг чья-то рука сильным рывком оттянула его назад.

— Что-что-что? — зашипел председатель, схватив Куксова за воротник. — Что ты сейчас сказал? Говори!

— Нет!

— Говори!

— Не скажу.

Потап еще долго тормошил агитатора, пока наконец не вытрусил из него нужные сведения. Сведения поразили Потапа. Он кинулся вниз по ступенькам, потом быстро вернулся назад, побежал по вестибюлю в кабинет, на полпути остановился, вновь подбежал к Куксову, хотел было что-то ему сказать, но, ничего не сказав, бросился со всех ног в офис, зовя на ходу какого-то Гену и ужасно ругаясь. Спустя долю секунды товарищ Мамай и товарищ Степан неслись в обратном направлении, прямо на Куксова. Они строили ему страшные рожи и размахивали кулаками. Владимир Карпович попятился к стене. Но руководящие работники не сделали ему ничего плохого. Они промчались мимо, резко свернули на лестницу и, сигая через пять ступенек, сбежали вниз. Представитель монархистов постоял какое-то время в тишине, собираясь с мыслями. Затем, окончательно придя в себя и вспомнив, что на ужин его ждут прекрасные сочные отбивные, поправил шарф, воротник и через черный ход пошел домой.

Задыхаясь от бега, Мамай объяснял напарнику ситуацию.

— Не успел!.. Не успел, черт!.. — хрипел он, активно работая руками и ногами. — Харчиков… продал… памятник… каким-то… иностранцам… Все пропало!..

— Иностранцам? — возбудился эфиоп, обгоняя бригадира.