Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

привез на Иннокентьевский прииск крепежный лес, сгрузил его и зашел в барак перекусить тем, что захватил с собой. Время было утреннее, рабочие как раз завтракали.

Трошка поднес было к губам кружку с чаем и повернулся к двери. Увидев Федора, приветливо кивнул, поставил на стол кружку и продолжал, как видно, начатый рассказ:

— Первым пронюхал о том, что в тайге есть золото, иркутский купец Катышевцев. С тех пор прошло лет сорок. Купец, говорят, ездил скупать у эвенков пушнину и купил у одного охотника самородок, который тот сам нашел в стремнине.

— Должно быть, разбогател охотник-то, который самородок нашел? — спросил кто-то у Трошки.

— Какой там разбогател! Говорят, от голода умер. А купец-то, видать, не дурак был, смекнул, что на берегу Витима золото сверху лежит. Приехал к себе в Иркутск и шепнул на ухо своему приятелю Баснину, первому иркутскому богачу. Тот, конечно, обрадовался, как водится, и говорит: «Молчи, чтобы ни одна душа не знала, кроме нас двоих». И верно, первое время Баснин и Катышевцев вдвоем тут золото добывали.

— Вот где погрели руки! — воскликнул молодой белокурый рабочий, совсем еще мальчишка.

— Надо думать, — согласился Трошка. — Потом сюда понаехало старателей видимо-невидимо. Стали жечь костры, ну и подожгли тайгу. И пошло полыхать!.. Деревья, звери, птицы и даже люди — здесь обитали эвенки — все гибло от огня. А которые успели спастись, переселились в другие места.

— А старатели?.. — не утерпел белокурый.

— Не перебивай! — прикрикнули на него. — Рассказывай, Трошка.

Трошка отхлебнул из жестяной кружки остывший чай и продолжил свой рассказ:

— Золото, которое лежало-то на поверхности, быстро подобрали, стали потоп рыть шахты, в глубине искать золотишко вот… нашими руками. Мало нам своих капиталистов, которые сосут из нас кровь, так теперь английских капиталистов будем обогащать. А уж английские буржуи умеют жилы тянуть из рабочих…

Пожилой рабочий, сидевший у порога, громко кашлянул, показав глазами на Федора. Трошка понял, что означает этот кашель, и успокоил старика:

— Это — свой человек, такой же рабочий, как и мы… Англичане, душа из них вон, мастера угнетать рабочего человека. Из кого только они не выжимали соки — из негров, индейцев, китайцев… Надо, братцы, бастовать, драться со «своими» и чужими капиталистами!..

Вдруг дверь барака с шумом распахнулась. И тут же послышался лающий голос Евстигнея:

— Время завтрака кончилось! На работу, живо!..

Все вскочили и стали торопливо одеваться. Один только Трошка продолжал спокойно сидеть за столом и пить чай.

Топот лошадиных копыт удалился — Евстигней уехал. Через минуту в бараке осталось двое: Трошка и Федор. Федор, улыбаясь, смотал на Трошку, Трошка, держа в руках кружку с недопитым чаем, подошел к Федору к сел рядом.

— Ты чего улыбаешься?

— Драться собираешься? — спросил Федор. — Кулаками будешь драться или как? А вдруг господа не захотят с тобой на кулачки?

Трошка схватился за живот и стал громко хохотать;

— Ой, уморил!.. Стану я руки марать… Нет, не кулаками!.. — И Трошка стал объяснять Федору, к какой драке он зовет людей — к политической, к борьбе за свои права, чтобы рабочие жили по-человечески, не голодали, не ютились в грязных бараках.

— О наших с тобой разговорах никому не говори, — предупредил он Федора. — За это меня посадили в тюрьму и потом сослали.

Федор приумолк, глядя на Трошку широко открытыми глазами, как будто впервые видал. Он слышал много раз: «политический», «политический ссыльный». Однажды ему объяснили, что «политические» — это те, кто против царя. Но Федор от кого-то слышал, что царь-то ни при чем, все зло от богачей. Это они угнетают бедняков. А Трошка не на царя — на богачей зубы острит и тоже — «политический». Или не «политический»? Спросить у него, что ли?.. Да-а, а еще говорили, что царь и все богачи — одна шайка-лейка. Выходит, Трошка — «политический». Как это он сразу не смекнул. Но царь-то один, одного ничего не стоит подкараулить где-нибудь в… тайге, или где там у них в России царь охотится?.. А вот богачей попробуй изведи всех — их столько развелось. Но бедняков-то больше! На много больше! Пусть бы вышли на поляну все богачи, которые здесь в тайге… вместе с англичанами, и бедняки. Сразу бы видно было, на чьей стороне перевес… Надо будет все расспросить получше у Трошки. Это он только с виду такой, как все, а если приглядеться… Даже Евстигней его побаивается, хоть и кричит для вида, даже плеткой замахивается. Но ни разу не ударил… Трошка как посмотрит на него.

«Надо дружить с Трошкой, с ним не страшно», — думал Федор, возвращаясь домой.

Золотые прииски, разбросанные по тайге вдоль Лены, стали собственностью акционерного общества «Лена Голдфилдс». Только один прииск на берегу Бодайбо, расположенный на участке, богатом золотом, продолжал принадлежать его прежнему владельцу Ратько-Рожнову. Сам предприниматель жил в Петербурге, а делами его в тайге управлял инженер Иннокентий Илларионович Гральман.

Условия работы на приисках акционерного общества ухудшились: снизились расценки, повысились нормы выработки, а у Ратько-Рожного все оставалось по-прежнему. По этой причине многие рабочие увольнялись с приисков «Лена Голдфилдс» и переходили к Гральману. И владельцы лавок, изгнанные с приисков акционерного общества, открывали торговлю продовольствием и одеждой на этом прииске. Все это путало карты правлению акционерного общества, ставило палки в колеса. Такое положение становилось нетерпимым.

Иннокентий Илларионович Гральман был приятно удивлен и польщен, когда однажды Петр Владимирович Грюнвальд без приглашения пожаловал к нему домой. Когда бывшие друзья студенческих лет плотно позавтракали, отведав французского шампанского, Петр Владимирович стал осторожно излагать цель своего визита. Простоватый управляющий Гральман, перебив на полуслове гостя, сказал, что он понимает управляющего акционерным обществом, но ничем помочь не может — прииск-то не ему принадлежит. И продать то, чем он не волен распоряжаться, никак не может.

— Надо убедить господина Ратько-Рожного продать, — более настойчиво сказал гость. — Вы это сможете сделать.

— Каким образом?

— Я вас научу, друг мой.

Панибратский тон начал раздражать Гральмана.

— Кстати, — продолжал Грюнвальд, — главный резидент нашего общества, который сейчас находится в Петербурге, вел переговоры с господином Ратько-Рожновым. О чем они там договорились, мне пока неизвестно…

— Мне тоже неизвестно. — перебил гостя Гральман.

— Но вы можете ускорить сделку, друг мой. От вас многое зависит. Разумеется, услуга за услугу.

— Что я должен сделать? — вызывающим тоном спросил управляющий.

— Написать своему хозяину господину Ратько-Рожнову письмо, ну хотя бы такого содержания: «Вынужден поставить вас в известность, что запасы золота в принадлежащем вам прииске до такой степени истощены, что мы можем оказаться несостоятельными… Кроме того, с нами теперь, как вам