Великие и неизвестные женщины Древней Руси - Людмила Морозова

На новом месте супружеская чета активно занялась церковным строительством: была возведена церковь Константина и Елены, реконструирован обветшавший Успенский собор.[823] Когда через год в семье появился еще один сын, Всеволод, князь Константин занялся обустройством второго своего города – Ярославля, стоявшего на важном торговом пути – р. Волге. Он предназначался для Всеволода.

Успенский собор Владимира. Конец XII в.

Когда после смерти Всеволода Юрьевича в 1212 г. между Константином и его братом Юрием вспыхнула борьба за великое владимирское княжение, супруга первого, как могла, ему помогала, используя для этого своих родственников, в частности отца Мстислава Романовича, ставшего великим князем Киевским. В итоге в 1216 г. Константин наконец-то получил полагавшееся ему по праву старшинства великое владимирское княжение. Семья переехала во Владимир. Но при этом Ростов остался за старшим княжичем Василием, Ярославль – за Всеволодом. В условиях жесточайшей борьбы князей за самостоятельные княжения сыновья Константина, вероятно по просьбе супруги, были надежно обеспечены неплохим наследством.

Хотя правление Константина во Владимире продолжалась только 2 года, он вместе с женой оставил о себе след в городе. В память о тяжелых страданиях матери во время болезни он заложил на торгу в день св. Иова, с которым всегда себя сравнивала Мария, каменную церковь Воздвижения. По просьбе княжеской четы полоцкий епископ, совершивший паломничество в Константинополь, привез в город святыни, которые с почетом были установлены в придворном Дмитровском соборе.[824]

Длительная междоусобица с братьями, видимо, подточила здоровье Константина. В 1218 г. он скончался. Горе его супруги было столь велико, что прямо над его гробом она приняла постриг и стала монахиней Агафьей (ее мирское имя неизвестно).[825] После этого она отправилась с сыновьями в Ростовскую землю. Там главным смыслом ее жизни стало увековечивание памяти горячо любимого супруга. Несомненно, именно ей принадлежат строки о нем, попавшие потом в Лаврентьевскую летопись: «Се бе блаженый князь зело украшен всеми добрыми нравы, возлюби Бога всею душею и всем желаньем…. не омрачи ума своего пустошною славою прелестнаго света сего, но ум свой впери тамо, ямо же и преиде в ону нестареющюся бесконечную жизнь, юже и улучи своими милостынями и вельим безлобьем… Блаженый се князь правдив, щедр, кроток, смерен, всех милуя, всех набдя, паче же всего дивную любя и славную милостыню и церковное строение». В сочиненном Агафьей Похвальном слове Константину отмечено, что он построил много церквей, наполнил их книгами, иконами и всячески украсил, при этом сам любил книжное чтение, очень почитал духовный чин, постоянно раздавал свое имущество нищим и убогим. За это Бог даровал ему кротость Давыдову, мудрость Соломонову, правоверие апостолов.[826]

Тоскуя по мужу, Агафья пережила его всего на 4 года. В это время ей было лишь 30 с небольшим лет. Ее еще молодое тело изнурили постоянные посты, ночные бдения, слезы и печаль.[827] Подросшие сыновья с почетом похоронили мать в главном соборе Ростова – Успенском. Следует отметить, что запись о ее смерти есть только в Троицкой летописи.

Примеры Марии Ясыни и Агафьи Мстиславны говорят о том, что на рубеже XII и XIII вв., когда Русь раздиралась от бесконечных междоусобных битв, многие княгини были настоящими хранительницами семейного очага, верными, любящими и преданными женами, заботливыми матерями и при этом не забывали о духовной стороне жизни: покровительствовали церкви и ее представителям. К тому же они старались увековечить память своих мужей на страницах летописных сочинений.

Можно предположить, что после пострижения Агафья занялась изготовлением рукописных книг для вкладов в храмы. Для этого она нашла искусных писцов и опытных живописцев. Исследователи полагают, что именно в это время – в начале 20-х гг. ХIII в. в Ростове были изготовлены три иллюстрированные рукописи: Университетское Евангелие, Апостол 1220 г. и Кондакарь Троицкий.[828] Заказчицей их могла быть Агафья, занимавшаяся богоугодной деятельностью. В библиотеке княгини мог быть и Успенский сборник княгини Февронии, привезенный из Суздаля после ее смерти.

С именем Марии Ясыни и ее родственников можно связать такой шедевр древнерусского искусства, как фрески Новгородского храма Спаса-Нередица. Известно, что он был возведен мужем сестры Марии князем Ярославом Владимировичем в конце 90-х гг. XII в., предположительно, в память о безвременно скончавшихся двух сыновьях. Некоторые историки ошибочно считают, что Нередица была построена Ярославом Всеволодовичем и в трудах об Александре Невском помещают фреску из храма с изображением Ярослава Владимировича, утверждая, что это портрет отца знаменитого полководца.

На самом деле, на фресках Нередицы, как уже отмечалось, были изображены члены семьи Ярослава Владимировича и он сам с храмом в руке. Поскольку крестильные имена сыновей князя неизвестны, то трудно определить, в образах каких святых были запечатлены. Несколько проще с женскими изображениями, которых на фресках целая галерея: в полный рост, по пояс, в медальонах разной величины. Всего их 12. Исследовательница Н. В. Пивоварова разделила их на три группы: диакониссы, монахини и царственные жены. К первой группе она отнесла Устинию, Домнику и Татиану. Они как бы являлись служительницами храма. Сведений о том, что такие имена носили родственницы Марии нет. К царствующим женам отнесены: Ирина, Агафья, Христина, Екатерина и Анастасия. Эти имена встречались в роду Марии и ее супруга. Ириной, как известно, была жена Ярослава Мудрого Ингеборг, оставившая заметный след в Новгороде. Не меньше ее прославилась в этом городе и Христина, жена Мстислава Великого. Анастасией звали дочь Марии Верхуславу, которая активно покровительствовала монахам и книжникам, а также, возможно, Любаву Дмитриевну. Имена Агафья и Екатерина могли носить кто-либо из родственниц Ярослава Владимировича, к примеру жена или мать. Парное изображение Улиты и Кирика можно истолковать, как портрет старшей родственницы яских княжон Улиты, оставшейся вдовой с сыном Юрием после гибели Андрея Боголюбского.

Хотя Н. В. Пивоварова против выяснения аналогий между изображенными на фресках Нередицы святыми и родственницами строителя храма, наличие в росписях портрета самого князя и целой галереи портретов святых жен, не встречающихся в церквях, заставляет это делать. Думается, что в этом отношении поиски следует продолжить.

Две дочери Михаила Черниговского: Евфросиния Суздальская и княгиня Ростовская Марья

У Михаила Всеволодовича Черниговского, провозглашенного православной церковью святым за мученическую смерть в Золотой Орде, было две дочери, оставивших в русской истории не менее значимый след, чем сам князь. Более того, об его подвиге во имя веры современники узнали благодаря его дочерям. Именно они с помощью местных книжников составили в честь него Похвальное слово и написали Житие. При этом сами скромно остались в тени. Попробуем составить исторические портреты этих замечательных женщин.

Старшая княжна, Феодулия, в 16 лет покинула родное Черниговское княжество и переехала в Суздаль, где стала монахиней Евфросинией Ризоположенского монастыря. Ее праведная жизнь настолько восхитила и изумила местных представителей духовенства, что они стали почитать ее как святую. В середине ХVI в. о Евфросинии узнали книжники, работающие под руководством митрополита Макария. Было написано краткое ее житие и отправлено на церковный собор в Москву в 1549 г. Однако высшее духовенство посчитало, что заслуг у Евфросинии мало для провозглашения ее общерусской святой, и вопрос об ее канонизации не был решен. В 60-70-е гг. ХVI в. спасо-евфимиев монах Григорий написал пространное Житие Евфросинии, дополнив его посмертными чудесами. Местный епископ Варлаам еще больше расширил текст, создав новую редакцию. Она была отправлена в Москву на новый церковный собор по канонизации святых. На этот раз высшее духовенство сочло Евфросинию достойной провозглашения святой. Память ее отмечается во всех православных церквях 25 сентября по старому стилю.[829]

Тексты двух редакций «Жития Евфросинии», Григория и Варлаама дошли до наших дней и являются главными источниками для реконструкции жизненного пути. Княжны-монахини неоднократно публиковались и исследовались источниковедами. Одним из последних научных изданий является публикация в книге Б. М. Клосса.[830] Этот текст используется в настоящей работе.

В древнейших летописях никаких сведений о Феодулии-Евфросинии нет. Только в одном из позднейших летописцев ХVII в., названном Н. М. Карамзиным Костромским или Русским Временником, в статье, описывающей взятие Суздаля монголо-татарами, отмечено, что в городе сохранился только «Девичь монастырь Положения Ризы Богоматери, в нем же иноческое борение прохожаше страдально блаженая Феодулия со своими постницами, дщи князя Михаила Черниговского и муженика, нареченая в иноческом чину Евфросиния».[831] Поскольку данный летописец заканчивается событиями 1681 г., то можно предположить, что сведения об Евфросинии попали в него из ее жития ХVI в. По своей сути они носят вторичный характер.