Мозаика - Гейл Линдс

— Есть законы человеческие, а есть законы Божьи. Бог не хочет, чтобы мы мстили и ненавидели во имя Его. Ни один человек не имеет права на строгое наказание и воздаяние. Вместо этого должны возобладать законы общества, а после этого... после того, как грешник покинет эту жизнь... Бог будет судить его.

Старый Лайл оглядел пустую комнату. Где-то в холле послышались шаги, но, казалось, они направлялись не к ним. Телевизор за дверью заорал громче.

— Но если я захочу искупить свои грехи, если захочу совершить искупление, как вы сказали, то я должен действовать.

Священник задумался над ответом:

— Что вы имеете в виду?

— Я не собираюсь делать ничего незаконного. Я обещаю вам это. В любом случае я просто хочу прояснить кое-что, прежде чем, так сказать, препояшу чресла.

— А как насчет преступления законов Божьих?

— Здесь мы тоже чисты, — улыбнулся Лайл. — Полагаю, вы вполне можете рассматривать мое участие как акт веры.

Отец Майкл промолчал. «Сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь». Это фраза из Книги Исайи, глава 38, стих 1. Он понимал, что именно этим сейчас занимался Лайл Редмонд — делал завещание для дома своего. Священник подумал о Боге. Если Господь видел кого-то, погрязшего во грехе, Он дожидался времени проявить Свою милость. Если отец Майкл хотел спасти непокорную душу Лайла Редмонда, ему следует проявить терпение.

И все-таки священник спросил:

— Скажите мне, какую задачу вы ставите перед собой, чтобы я смог вам помочь.

— Я хочу это сделать сам. — Лайл заставил себя выпрямиться в кресле. — Он идет. — Его голос стал тихим. — Сейчас почти самое время. Джон Рейли не спускает с меня глаз, сволочь этакая. Как только он удовлетворит свое любопытство, мы сможем начать действовать.

Оба повернулись к двери, когда в них появился Рейли, занудный и вежливый до тошноты.

— Ты чего-то хотел, Рейли? — прорычал Лайл. — Может, тебя нужно уложить в постельку?

Рейли осмотрел комнату отдыха, а затем остановил холодный взгляд на старике.

— Я могу чем-нибудь вам помочь, сэр?

— Ты можешь проваливать отсюда к дьяволу. И не возвращаться, — сказал Лайл грозным тоном. — Мы здесь разговариваем, куриные твои мозги. Я не хочу видеть твою поганую рожу до утра. Ко мне пришел мой священник, и я хочу, чтобы меня оставили в покое. В какую, черт возьми, неприятность я могу попасть со священником?

Рейли моргнул:

— Доброй ночи, сэр. — Он кивнул и монаху: — Отец Майкл.

Затем он повернулся на каблуках и неспешно вышел.

— Вы все еще чертыхаетесь, — отметил священник.

— Я знаю. Я пытаюсь отказаться от всех моих дурных привычек сразу. Кто бы мог подумать, что это окажется так тяжело? — Лайл вздохнул. — Рейли придет проверять меня только через час. Может быть, позже. Как насчет лишнего облачения?

Священник встал и развязал перекрученную веревку, служившую ему поясом. Он стянул свое францисканское облачение через голову и отдал его старому Лайлу. Под ним у него оказалось еще одно. Он поправил пояс на нем.

Лайл встал и вынул из кармана своего халата два ключа. Отец Майкл помог Лайлу одеться.

Тяжелая ткань легла на его плечи, как обещание. Свобода. Искупление. Спасение. А затем небеса. Его сердце затрепетало от надежды.

— У вас есть какие-нибудь вопросы по поводу нашего плана?

— Я принимаю его. И сделаю то, что от меня требуется. Могу я сделать что-нибудь для вас прежде, чем мы уйдем?

Он поправил пояс Лайла и натянул капюшон на его белую голову.

Лайл провел покрытыми старческой «гречкой» руками по складкам новой одежды, ощутил грубый материал и задал себе вопрос, каким будет его мир, если он свяжется с церковью. Он никогда не любил предаваться долгим размышлениям. Даже теперь, в старости, когда он уже сильно устал и когда вина мучила его душу, он находил размышления делом трудным. Действовать ему нравилось гораздо больше.

— У вас есть какие-нибудь деньги? — спросил он.

— Я дал обет бедности.

— Ладно.

Лайл выпрямился. Чтобы сберечь силы, он провел в кресле большую часть вечера. Он медленно пошел к двери и выключил свет.

Священник поднял капюшон, пошел следом, а затем мимо него. Он осмотрел холл:

— Я никого не вижу.

— Идите. Я сосчитаю до десяти.

Лайл ощутил прилив энергии. Или все-таки страха?

Когда священник свернул направо, Лайл начал считать. Вряд ли было разумно допускать, чтобы кто-нибудь увидел их двоих вместе в монашеских облачениях. Несколько мгновений спустя он высунул голову за дверь и увидел, что священник исчезает в направлении фойе.

Он тут же зашаркал налево, мимо телевизионной комнаты.

— Отец Майкл! — раздался голос, дребезжащий от возраста.

Лайл застыл. Он мог попасть в беду. Он тут же отбросил мысль о том, чтобы броситься бежать. Вряд ли его ноги смогут двигаться так быстро. Он натянул капюшон на лицо и обернулся.

Это был Джед Куперсмит, страдавший от опухших коленей и воспаленного чувства вины. Он прирастил инвестиционный фонд на миллиард долларов, когда миллиард действительно чего-то стоил. Конечно, он выжимал все возможное из работников, инвесторов, а также из друзей и семьи, которые тоже стали инвесторами, но все это было частью бизнеса.

Со своего моторизованного кресла Джед потянул старика за облачение:

— Исповедуйте меня, отец. Пожалуйста. Я всегда после этого лучше сплю.

Лайл сочувствовал Джеду, но он не мог задерживаться. Отец Майкл, наверно, уже за дверьми, а этот ничтожный Рейли может вернуться, чтобы проверить его. Ему нужно было срочно убираться отсюда.

Стоя в коридоре, он положил руку на плечо Джеда Куперсмита и сказал, подражая интонациям отца Майкла и даже пытаясь добавить легкий немецкий акцент:

— Сын мой, я слышал твою исповедь уже много раз и вновь услышу ее завтра. Из прошлого опыта я предписываю тебе за твои грехи двадцать раз повторить молитву «Радуйся, Мария». Тогда ты сможешь заснуть.

Лайл двинулся вперед.

Но Куперсмит еще не закончил.

— Только двадцать раз «Радуйся, Мария»?

И тут до Лайла дошло.

— Конечно, ты прав. — Куперсмит хотел чего-то соразмерного своей вине. — Пятьдесят молитв «Радуйся, Мария», повторишь «розарий»[34] двадцать раз и зажжешь свечу за миссис Миллер.

Миссис Миллер находилась в изоляторе с бронхитом.

— Это много, — сказал с удовлетворением Куперсмит. — Но я могу все выполнить. Мне нужно было самому подумать о миссис Миллер.

Он начал бормотать себе под нос.

Лайл повернул его коляску и направил Куперсмита обратно в сторону телевизионной комнаты. Как только Куперсмит укатил, Лайл вставил украденный им ключ в дверь и нетерпеливо вышел на холодный ветер ноябрьского вечера. С первого же порыва он понял, что оделся недостаточно тепло, но с этим теперь уже ничего не поделаешь. Дрожа, он упорно двигался вперед через темную стоянку. Его шаги становились все более неверными. Холод, казалось, пронизывал его до мозга костей.

Ему нужно было добраться до ворот, где священник подберет его. Это была несколько пугающая задача. Ночной воздух вдруг запах гниющими костями. Лайл вздрогнул, но не отрывал взгляда от ворот. Он напомнил себе, что священник должен ждать его на другой стороне. Они спокойно уедут. Пока он, спотыкаясь, двигался вперед, в голове все стало путаться.

Отец Майкл тем временем подошел к въездным воротам. Опасность, казалось, приближалась со всех сторон. Он ощутил волну жуткого страха. Но он, как всегда, кивнул женщине за конторкой в приемной. Джон Рейли сидел на стуле рядом с дверью с «Плейбоем» в руке. Рейли был опасен. Как священник, отец Майкл не мог лгать. Он решил отвести взгляд.

Но Рейли встал перед двойными стеклянными дверьми. Его сильное и худое тело перекрыло путь отцу Майклу. Он схватил руку священника и впился в нее ногтями.

Отец Майкл остановился, не обращая внимания на боль в руке. Он спокойно поднял глаза, не выказывая страха.

— Мистер Редмонд пошел спать? — требовательно спросил Рейли.

Неожиданно священник ощутил себя сильным человеком. Столкнись он с одним из приспешников Сатаны, он был бы сильнее противника, потому что на его стороне Бог. Внутренне он ощутил, как на него нисходит мир, а его решение помочь Лайлу Редмонду не только обретало смысл, но и становилось единственно верным.

— Мистер Редмонд покинул комнату отдыха одновременно со мной, — правдиво сказал священник.

Взгляд Рейли оставался тяжелым, угрожающим и подозрительным.

— Спокойной ночи, мистер Рейли, — сказал священник.

Рейли еще несколько секунд пытался удержать его. Наконец молча отступил в сторону.

Отец Майкл вышел и поспешил по освещенной подъездной дорожке к машине. Он беспокоился: было очень холодно. Старому Лайлу не стоило бы выходить на улицу в такую погоду. Он влез в свой фургон. Мотор быстро завелся, и он поехал по направлению к будке, где они договорились встретиться.