Тайны ночи - Джо Беверли

Розамунда закусила губу и кивнула, глотая слезы.

— Кроме вас, мне никто не нужен, — прошептала она.

Его так и подмывало спросить про ее супружеские отношения. Что, если Дигби еще требует от нее чего-то на этой большой старой кровати? Он намекал на свою немощь, но это еще не значило, что он не пытается ее преодолеть. Впрочем, Бренд не имел права задавать такие вопросы. И боялся услышать не тот ответ. В голове его билось, точно птица в клетке: «Моя, моя…»

Но она не его. И никогда его не будет.

Разум возобладал над страстью. Бренд отпустил девушку и пошел к двери. Задержавшись на пороге, он оглянулся:

— Я полагаю, это конец.

Она кивнула, уже не сдерживая слезы, которые ручьями катились по шекам.

— Прощайте, Бренд Маллорен.

— Как мне вас называть? Рози?

— Это мое детское имя. Меня зовут Розамунда, но я хотела бы, чтобы вы звали меня Роза, как Диана.

— Да пребудет с вами Господь и моя любовь, Роза Овертон.

Бренд открыл дверь, проверил, нет ли кого в коридоре, и ушел. Сэр Дигби храпел внизу, развалившись в просторном кресле. У ног его лежали охотничьи собаки. Бренду хотелось растолкать толстяка, сказать ему, чтобы он берег себя ради жены. Но другая половина его души желала сэру Дигби смерти, причем немедленной, чтобы он больше никогда не лег в свою супружескую постель.

Тем не менее, оставив сэра Дигби в покое, он оказал последнюю услугу своей даме: велел слугам подготовить карету сэра Дигби и его лошадь, а сам отправился на поиски Эдварда Овертона. Коттерит сидел на скамейке в чудесном саду — саду Розы — и читал свою Библию.

— Даже бесполезные цветы могут быть приятной компанией, не так ли, мистер Овертон?

Овертон закрыл книгу, заложив пальцем страницу.

— Дышать Божьим воздухом полезно для здоровья, лорд Бренд.

— Я уезжаю, и вы поедете со мной.

Мужчина насторожился:

— С какой стати?

— Сэр Дигби просил вас уехать. Я предлагаю вам свою компанию.

— Я не собираюсь уезжать из поместья, которое считаю своим домом.

Бренд вырвал у него Библию, положил ее на скамью и рывком поднял Овертона на ноги.

— Вы считаете поместье своим будущим домом. А сейчас вы поедете со мной, даже если для этого мне придется привести вас в бесчувственное состояние.

Овертон выпучил глаза. Щеки его покраснели.

— Да как вы смеете! И почему, собственно, суетесь не в свое дело? Помогите! Эй, кто-нибудь! Сюда!

— Неужели вы думаете, что кто-то из местных придет вам на помощь? — Он встряхнул Овертона. — Предупреждаю: у меня так и чешутся руки вас побить.

— Вы не посмеете… — прошипел Овертон, но не стал сопротивляться, когда Бренд потащил его к карете, только попросил захватить его Библию.

Слуги видели, что хозяйского племянника силком волокут в карету, но ни на мгновение не прервали своих занятий.

Бренд захлопнул дверцу, ибо у него не было желания несколько часов терпеть общество Овертона.

— А мои вещи? — вскричал коттерит, высунувшись из окна кареты.

— Уже уложены и погружены в ящик для багажа. Впрочем, как истовый ученик Христа, вы не должны тревожиться о каких-то бренных вещах.

Бренд запрыгнул в седло своей лошади и невольно усмехнулся в ответ на одобрительное подмигивание кучера.

Роза наверняка смотрела сейчас в окно, но он поборол желание поднять голову. Единственное, чем он мог ей сейчас помочь, — это постараться не навлечь на нее подозрений.

Лорд не оглядываясь покидал Венскоут и свою теперь уже не таинственную даму.

Они проехали Аррадейл без остановки. Бренду хотелось поговорить с Беем, попросить его, чтобы он прекратил свое расследование и оставил все мысли о мести. Однако сделать это на обратном пути из Венскоута все равно что поднять флаг, на котором крупными буквами написано: «Я ее нашел». К тому же он сомневался, что брат прислушается к его просьбе. Бей всегда жил только своим умом.

Дорога в Лейберн прошла в грустном и сладком тумане грез. Роза Овертон. Розамунда. Он бормотал ее имя себе под нос, как влюбленный поэт. Роза мира. Прекрасная Розамунда, которая по прихоти короля попала в лабиринт. Попала в ловушку…

Бренд вдруг вспомнил, какой она была мягкой и податливой, когда он укладывал ее на кровать. Черт возьми, как же он посмел ее напугать? Каждый изгиб, каждая линия ее тела, каждый вздох вдруг стали такими родными… и желанными.

Он не считал себя дотошным Маллореном, ибо имел скромные амбиции и покладистый характер, а потому никогда не стремился завоевать что-то любой ценой. Впрочем, наверное, он просто еще ни к чему не стремился по-настоящему. И ничего не желал так сильно, как сейчас эту женщину.

Единственную в мире женщину, которая не могла принадлежать ему.

Интересно, что бы сделал на его месте Бей? Конечно, трудно представить Бея на его месте, но Бренд подозревал, что брат просто похитил бы Розу, уверенный в своей правоте.

Однако Бренд не мог лишить любимую права выбора, тем более что прекрасно понимал ее отчаяние. Супруги решили обойти закон и восстановить справедливость, и Роза смело выполняла задуманный план.

Лорд вспомнил ее неловкость и наивность, вспомнил, как отчаянно сопротивлялась она своим чувствам. Бренд больше не сомневался в ее любви и в тех волшебных узах, которые внезапно связали их обоих. Он знал, что разлука принесла ей такую же боль.

Она вела себя геройски, и самое меньшее, что он способен сделать для нее, — это тоже стать героем.

А еще увезти из Венскоута докучливого коттерита.

В Лейберне он спросил Овертона, куда тот намерен поехать.

— Без разницы. Все равно я вернусь в дом моего дяди.

Они сидели в гостинице и ужинали — если, конечно, можно назвать ужином тушеные овощи, которые поглощал Овертон, запивая их разбавленным пивом. Бренда так и подмывало взять со своей тарелки одну из скоромных свиных котлет и запустить ею в проклятого святошу.

— Вы туда не вернетесь. Я велел тамошним слугам уведомить меня, если вы опять заявитесь в Венскоут. — Бренд не стал грозить конкретным наказанием: это было лишним.

— Почему? — возмущенно воскликнул Овертон, сделавшись почти таким же багровым, как и его дядя. — Почему вы проявляете такой интерес к чужим делам? Это даже неприлично.

— Мне нравится сэр Дигби. Он просил вас уехать из Венскоута, и я забочусь о том, чтобы вы исполнили его просьбу, как и подобает хорошему племяннику. Я уверен, что любой коттерит меня одобрит.

— Мы предпочитаем называться святыми.

— Так вот и оправдайте это звание.

Овертон сердито замолчал. Бренд вынужден был признать, что при всей своей нелюбви к автократии он находил сей миг весьма сладостным. Вероятно, Бей испытывал то же грешное удовольствие, глядя, как его жертва барахтается в сетях, точно форель, выброшенная на берег безжалостной рукой рыбака.