Расследованием установлено… - Георгий Молотков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так поступили к чекистам сведения о гатчинской школе и ее агентах. К этому времени давным-давно провалился план захватить Ленинград штурмом. Более того, была уже прорвана его блокада. Следовательно, гатчинские «администраторы» остались не у дел. Чем же занялись они? В кого «переквалифицировались»? Пигулевский этого мог и не знать. А именно это теперь надо было выяснить как можно скорее.
То обстоятельство, что агенты школы — бывшие ленинградцы, подсказало пути поиска. И вскоре на каждого названного Пигулевским агента уже имелись анкетные сведения, словесный, а иногда и фотопортрет. Поиски заняли более трех недель. И вот…
12 октября 1943 года
Исполняющий обязанности директора фабрики «Грим» Всесоюзного театрального общества Адольф Григорьевич Перельцвайг никак не мог понять, зачем он понадобился сотрудникам НКВД, да еще так срочно. Но еще больше удивился, увидев в управлении своего главного бухгалтера, пятидесятилетнего Израиля Иосифовича Юдей. Но и тот пребывал в полном недоумении. До войны их фабрика выпускала гримерные краски для театра, продавала их в магазинчике на Владимирском, неподалеку от Невского. Трудно вообразить более мирную продукцию, чем краски для грима, а вот, пожалуйста, приглашают на Литейный.
Вскоре все прояснилось. Обоих попросили рассказать об одном их сотруднике — директоре того самого магазинчика на Владимирском, Александре Бене.
Адольф Григорьевич охотно рассказал, что знал Бене с тридцать шестого года, когда тот стал директором магазина, и примерно до тридцать восьмого. Отношения носили чисто служебный характер, так как продукция фабрики «Грим» проходила через магазин.
— Где находится Бене в настоящее время, сказать не могу, но в нашей системе многие убеждены, что он остался у немцев…
— Ну а почему в «вашей системе» решили, что он остался у немцев? — Следователь чуть-чуть улыбнулся, но, взволнованный важностью момента, директор фабрики «Грим» этого не заметил.
— В нашей системе рассказывают, что Бене выехал в Гатчину к своей семье незадолго до занятия ее немцами и больше оттуда не возвращался. Но цимес не в этом…
— Что-что? Ну и терминология у вас, однако…
— Я же объясняю, цимес в том, что Бене был в разводе с женой и проживал отдельно, при магазине, почему мы это и знаем. А тут вдруг перед занятием фашистами Гатчины говорит: «Поеду к жене в Гатчину». Понятно? Это есть предлог. Опять же его политическое лицо…
— А чем вы можете подтвердить политическую неблагонадежность Бене?
— Да он сам мне говорил, что он — полковник царской армии. А в годы нэпа имел собственный магазин на углу Невского и Садовой и все хвастался: «У меня в магазине все есть, не то что в государственных». И вообще, он же открыто высказывался против Советской власти. Просто антисоветская личность. Не внушает доверия — и все!
То, что знал директор фабрики «Грим», знал и ее бухгалтер. Но к этому добавил, что последний раз видел Бене не то в августе, не то в сентябре сорок первого, возле магазина. Он был в белой рубашке и весь какой-то праздничный, веселый, будто на какие торжества собрался. Сказал: «Больше я не работаю, иду служить в армию».
— Я еще удивился: как это «служить», ведь ему уже шестьдесят, если не больше.
— А когда точно вы встретились? Была ли уже занята Гатчина, не помните?
— Не помню, вернее, не знаю, я тогда только вернулся с оборонных работ…
Итак, назван один из опаснейших агентов врага — Александр Бене. Теперь предстоит собирать доказательства его преступной деятельности. Кое-что уже есть, клубок постепенно начинает распутываться. Дополнительные сведения дает новый допрос Пигулевского…
16 ноября 1943 года
— Пигулевский, что вы делали после того, как роль администратора провалилась?
Вот тут бы и остановиться ему, прекратить изменническую деятельность, попытаться отойти в сторону. Но нет:
— Я дал согласие вести шпионскую работу против Советского Союза. В конце ноября, после окончания школы, я получил у Рутченко задание отвезти в Вильно, Бобруйск и Минск письма. Задание выполнил. После этого старший лейтенант Боссе направил меня снова в Минск, в распоряжение минского отдела немецкой контрразведки. Там, в марте сорок третьего, я получил задание организовать лжепартизанский отряд. Задание выполнил…
— Выражайтесь точнее: отряд провокаторов, который бы выявлял патриотически настроенных лиц, — сужает глаза следователь, но прорваться эмоциям не дает. Голос его звучит по-прежнему сухо и официально.
Молчание. Сказать предателю нечего.
— Кто занимался созданием таких отрядов в Гатчине?
— Мне известно только мое задание.
— С какими письмами посылал вас Рутченко?
— Содержания их я не знаю. Но думаю, что это по линии НТСНП.
— Поясните, что это такое.
— Национальный трудовой союз нового поколения. Есть такая организация, объединяющая бывших подданных России, выходцев из дворянско-помещичьей среды. Ставит целью установление буржуазно-демократического строя в нашей стране. Выпускает листовки, призывающие свергнуть Советскую власть…
«Вот, значит, какой еще цветок распустился в Гатчине! Но о нем — чуть позже. Сейчас главное — Бене», — решает следователь, вслух же произносит:
— Укажите приметы Бене.
— Шестидесяти трех лет, роста среднего, телосложения плотного, плечи опущены, волосы русые, редкие, лоб высокий, выступающий, лицо овальное, нос длинный, брови дугообразные, губы тонкие… При чтении надевает очки.
Проходит еще месяц напряженной поисковой работы. Собраны многочисленные улики, найдены даже фотографии преступника. И вот последние уточняющие детали следователь получает…
29 декабря 1943 года
— Пигулевский, вам предъявляются четыре фотографии. Кого вы из них узнаете?
— Номер первый — это преподаватель школы Глазунов, номер второй — это Бене, имя-отчество не помню, камер три — Рутченко, номер четыре — Смирнов Виктор.
— Расскажите, что вам известно об этих людях.
— Знаю о Бене с его слов, что он служил в царской армии, участвовал в войне с Японией и в империалистической. Приехал к дочери в Гатчину, где и остался до прихода немецких войск. В школе сначала был преподавателем физкультуры, но фактически не работал, однако зарплату получал. Посещал школу в качестве вольного слушателя. В разговорах восхвалял царский строй и порядки, установленные оккупантами. Неоднократно подчеркивал и вообще любил повторять, что его дедушка происходит из прибалтийских немцев…
Так потянулась ниточка поисков от Пигулевского к Бене и прочим «слушателям» школы. А между тем пробил час окончательного снятия блокады Ленинграда. Ожесточенные бои за город начались…
24 января 1944 года
Один за другим освобождались населенные пункты Ленинградской области. Подошла очередь и многострадальной Гатчины. Наши войска вышли на подступы к городу. Хроника военных лет свидетельствует: жестокий бой разгорелся за деревню Педлино. Пулеметным огнем, хлестнувшим из пролома одного из домов, гитлеровцам удалось остановить наступление. Наши бойцы несли большие потери. И тогда комсорг роты Андрей Сахнов закрыл пролом в стене собственным телом. Рота, как один, рванулась вперед. Деревня была взята. Она находилась в восьми километрах от Гатчины…
Вот как далеко еще были наши войска в тот момент, когда в дверь дома № 34 по улице Солодухина в Гатчине раздался торопливый и уверенный стук. Ответа не было. Стук повторился, теперь уже требовательно. Наконец из глубины донеслось:
— Wer ist da? Herr Leutnant?[1]
— Geheim Polizai…[2]
Прямо над головой пролетел самолет, рев его моторов обрушился на город. И в ту же минуту где-то совсем рядом громыхнуло.
— Schneller![3]
Дверь распахнулась. Плотный, кряжистый человек, кланяясь, отступил внутрь.
— Kommen Sie auf! Bitte sehr![4] — суетливо приговаривал он, стараясь поскорее закрыть дверь.
Но вместо одного в дом ввалились трое в штатском. У хозяина брови полезли на лоб:
— Warum…[5], — начал было он, но один из пришедших, высокий черноволосый немец оборвал его:
— Darum![6] — и плотно прикрыл за собой дверь. Двое других обступили хозяина с боков.
— Was wollen sie? Ich frage: was wollen sie?[7]
«Гость» пристально оглядывал хозяина, словно примериваясь к чему-то. «Рост средний, телосложение плотное, плечи опущены, волосы русые, редкие, лоб высокий, лицо овальное, брови дугообразные, нос длинный, губы тонкие, уши большие…»
— Гражданин Бене? — неожиданно заговорил он по-русски чистым высоким и таким торжественно-строгим тоном, что от дурного предчувствия у хозяина задрожали руки.
