Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, многие из этих сонетов, как и большинство других «странных» стихов Лавкрафта, преследуют лишь одну цель – пощекотать нервы читателя, хотя ближе к середине и концу цикла начинают появляться работы совсем иного рода, в основе которых лежит либо воспевание красоты, либо размышления о собственной жизни. Первый из таких стихов – это «Гесперия» (сонет XIII), в котором говорится о «стране, где красоту составляют цветы», однако затем автор с горечью сообщает, что «нога человека никогда не ступала по этим улицам». В «Йинских садах» (сонет XVIII) Лавкрафт пытается отобразить то, что для него является воплощением красоты («Там будут сады, где полно цветов / И где порхают птицы, летают бабочки и пчелы. / Там будут тропинки и арочные мосты, / Теплые пруды с лотосами и отражением крыш храмов»). Некоторые из этих образов, вероятно, взяты из повести Роберта У. Чэмберса «Создатель лун» (из одноименного сборника 1896 года). Лучшим примером такого рода стихотворений можно назвать «Истоки» (XXX):
Я не способен привязаться к новому,
Ведь я впервые увидел свет в старом городе,
Где из моего окна видно нагромождение крыш,
Спускающихся к старинной гавани, полной видений.
Улицы с резными дверями, где лучи заката
Заливают старомодные окошки
И георгианские башни с позолоченными флюгерами —
Все это было в моих детских снах.
Эти строки выгравированы на мемориальной табличке Г. Ф. Лавкрафта в Библиотеке Джона Хэя в Провиденсе.
Цикл уместно завершается сонетом под названием «Непрерывность» (XXXVI), в котором Лавкрафт старается объяснить свою увлеченность космизмом.
В предметах старины бывает след
Едва заметной сущности без формы и массы,
Бесплотной, как эфир, неясной,
Но связанной со всеми законами времени и пространства.
То скрытый символ непрерывности,
Невидимый невооруженным глазом,
И замкнутых пространств, где живут прошедшие годы,
Попасть куда можно лишь с помощью тайного ключа.
Я растроган при виде косых лучей,
Падающих на старинные фермы под холмом
И придающих жизни форму,
Сохранившуюся с прошлых веков.
В этом странном свете я вижу, что я не далек
От неподвижной массы, чьи стороны – века.
В одном небольшом стихотворении слились любовь Лавкрафта к древностям, космизму, всему «странному» и его привязанность к родному краю. Это самое краткое и трогательное из его автобиографических высказываний.
Тем, кто указывает на «единство» цикла, стоит обратить внимание на то, каким необычным образом был составлен сборник. Сонет «Призванный» (XXXIV) был написан в конце ноября – скорее всего, как отдельное стихотворение. На протяжении многих лет после написания «Грибы с Юггота» состояли всего из тридцати пяти сонетов. Когда Р. Х. Барлоу рассматривал возможность публикации стихотворного цикла в виде брошюры, он предложил Лавкрафту добавить стихотворение «Призванный» и, особо не задумываясь, поставил его в самый конец машинописного текста. Лавкрафт же решил переместить его и сделать третьим с конца: «„Призванный“ обладает конкретным и сосредоточенным характером по сравнению с другими стихами, поэтому следует поставить его раньше, чтобы сборник заканчивался более расплывчатыми идеями»89. Из этого можно сделать вывод, что по задумке Лавкрафта цикл надлежало читать последовательно, в связи с чем и завершить его стоило более пространным высказыванием. Правда, вскоре после написания «Грибов с Юггота» он мимоходом говорил о том, чтобы «вымучить еще с десяток стихотворений ради окончательной завершенности цикла»90.
При этом Лавкрафт вовсе не возражал против публикации отдельных сонетов в самых разных изданиях. Одиннадцать из них (IX, XIII, XIV, XV, XIX, XXI, XXII, XXIII, XXVII, XXXII, XXXIV) в 1930–1931 годах напечатали в Weird Tales (и только десять были под заголовком «Грибы с Юггота», так как «Призванного» приняли в журнал раньше и опубликовали отдельно). Еще пять (XI, XX, XXIX, XXX, XXXI) вышли в начале 1930 года в Providence Journal, а девять других (IV, VI, VII, VIII, XII, XVI, XVIII, XXIV, XXVI) появлялись в Driftwind Уолтера Дж. Котса в период с 1930 по 1932 год. Остальные увидели свет позже в любительских и специализированных журналах, а после смерти Лавкрафта многие сонеты напечатали в Weird Tales. Только стихотворение «Предвестники» (XXVIII) никогда не появлялось в периодической прессе ни при жизни, ни после кончины Лавкрафта, а весь цикл целиком был опубликован только в 1943 году.
Как единое целое «Грибы с Юггота» – это вершина творчества Лавкрафта как автора «странной» поэзии. Здесь в сжатом виде переданы многие темы, образы и задумки, которые чаще всего волновали его воображение, и когда Лавкрафт сумел выразить их, используя относительно простой и современный, но при этом лаконичный и яркий язык (в том числе поразительные составные слова и фразы, придуманные им самим: «сновидчески-скоротечный», «урагано-помешанный» и «пораженный снами»), это стало триумфальной, хоть и запоздалой победой над его зависимостью от пагубного влияния поэзии восемнадцатого века. Пусть эти стихи не совсем соответствуют по форме итальянскому и шекспировскому сонету (наверное, поэтому сам Лавкрафт зачастую называл их «псевдосонетами»), зато они отдают дань традициям, которыми иные поэты готовы с легкостью пренебречь ради мнимой поэтической свободы. Жаль, что никто из знаменитых современников Лавкрафта этот цикл не читал.
Вскоре после окончания работы над «Грибами с Юггота» Лавкрафта потрясло известие о смерти Эверетта Макнила, который скончался четырнадцатого декабря 1929 года, хотя известно об этом стало только месяцем позже. Лавкрафт хвалил его в самых разных письмах, вспоминая при этом о проживании в Нью-Йорке:
«Когда мы с сынулей [Фрэнком Лонгом] впервые повстречали Макнила в 1922 году, дела его шли хуже некуда, он жил в страшных трущобах Адской кухни… Жил на верхнем этаже убогого многоквартирного дома среди суматохи, и маленькая квартирка старого доброго Мака была настоящим оазисом чистоты и аккуратности со всеми этими скромными старомодными картинами, простыми книгами и любопытными механическими устройствами, которые он изобретал для облегчения работы, включая доски-подставки, папки и тому подобное. Питался он скромно, консервированным супом и крекерами, однако никогда не жаловался… В свое время Макнил достаточно настрадался – бывали дни, когда он не ел ничего, кроме растворенного в воде сахара, взятого бесплатно из закусочной… При мысли о нем я всегда буду вспоминать огромные просторные серые равнины на юге Бруклина, поросшие осокой: низины с небольшими бухтами, как на побережье Голландии, усеянные одинокими домиками с изогнутыми крышами. Теперь все это исчезло, как и сам Мак…»91
