Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти

Да, вот так он должен теперь думать: как местный уроженец, всю жизнь проживший в Лавилль-Сен-Жур. И вести расследование, постоянно руководствуясь логикой и скептицизмом.

Он припарковал машину на служебной стоянке и в не слишком радостном расположении духа направился в участок — перспектива перевоплощения в типичного лавилльского горожанина не сулила ничего приятного. Проходя по коридорам, он рассеянно обменялся приветствиями с несколькими встреченными сослуживцами и, уже направляясь к своему кабинету, вдруг услышал обрывок телефонного разговора, который велся в соседней комнате:

— Да, я понимаю, что кюре всегда у себя, но в квартире есть следы взлома? Что-нибудь повреждено?

Бертеги остановился и заглянул в тесную комнату с выцветшими желтыми стенами, которую занимал лейтенант Келлер. Последний, с мрачной физиономией, словно нахмуренной с самого рождения, сидел на столе, всем своим видом демонстрируя, что ему не привыкать к паническим звонкам пожилых дам и к разборкам между соседями, возникающим на пустом месте.

— Вы заметили что-нибудь подозрительное? Послушайте, может быть, кюре сегодня просто рано ушел по делам?..

Лейтенант заметил Бертеги и быстро проговорил в трубку:

— Да, я тоже думаю, что он бы вас предупредил, но все же прошло слишком мало времени, чтобы заявлять об исчезновении. И тем более — отправлять кого-то на поиски. Если до завтра от него не будет никаких известий, тогда посмотрим, что можно будет сделать.

Келлер с раздраженным вздохом положил трубку, не попрощавшись и не извинившись. Бертеги решил, что при более подходящих обстоятельствах напомнит ему, что любые свидетели, даже взбалмошные и чудаковатые, даже в конце рабочего дня (а сейчас был не тот случай), имеют право на уважение со стороны полицейских служб.

— Кто это был? — спросил комиссар.

— Домработница кюре.

Бертеги слегка нахмурился.

— Ну, может, не домработница, — добавил Келлер, — в общем, одна из тех старух, которые вечно торчат в церкви, а заодно занимаются хозяйством священника.

Комиссар проигнорировал презрительный тон подчиненного и спросил:

— И о чьем исчезновении она хотела заявить?

— Кюре из собора Сен-Мишель.

Собор Сен-Мишель… одна из оконечностей пентаграммы, о которой говорил Либерман…

Думать как они!

— Сегодня утром его не оказалось дома, хотя обычно в это время он всегда там был. Она забеспокоилась, но…

— Тебе нужно будет туда съездить.

На лице Келлера отразилось удивление — точнее, так мог бы выглядеть питбультерьер в те моменты, когда он не думает о немедленной атаке.

— Вместе с Клеманом, — добавил Бертеги, который не доверил бы Келлеру никакой самостоятельной работы, кроме охраны супермаркета. — Кстати, где он?

— Кофе пьет, — буркнул Келлер.

— Как появится, пришли его ко мне. А потом вдвоем езжайте в Сен-Мишель.

— Но…

Не слушая возражений, Бертеги вышел из кабинета и направился к себе.

Факт № 1. Николя Ле Гаррек скрывает информацию и не проявляет заинтересованности в поиске виновных в проделке, стоившей жизни его матери.

Факт № 2. Одиль Ле Гаррек была любовницей человека по фамилии Вильбуа. Этот Вильбуа, по предположению одного из свидетелей, был сообщником или подручным семьи Талько.

Факт № 3. Вильбуа исчез из поля зрения своих знакомых больше двадцати лет назад.

Факт № 4. В тот вечер, когда у Одиль Ле Гаррек произошел сердечный приступ, возле ее дома был замечен мужчина в черном.

Факт № 5. Осколок зеркала со следами крови Мадлен Талько найден недалеко от того места, где произошел «несчастный случай», в городском парке.

Факт № 6. Там же, в парке, снова замечена фигура мужчины в черном.

Факт № 7. На осколке зеркала обнаружены частицы шелка.

Факт № 8. На ферме недалеко от города убит черный бык. Сердце вырезано и унесено.

Факт № 9. Хозяйка быка, судя по всему, недавно встретила некую «тень из прошлого».

Факт № 10. Частицы шелка, идентичные тем, что были на осколке зеркала, обнаружены и на шкуре быка.

— Что скажешь? — спросил Бертеги у Клемана, после того как тот прочел составленный им список, распечатанный на принтере.

— Что вы правы. Здесь действительно прослеживается связь.

— Именно, — утвердительно кивнул Бертеги. — Каждый из этих пунктов связан как минимум с еще одним… или двумя.

— К ним можно добавить еще несколько, — заметил Клеман.

— Например?

Клеман слегка поерзал на стуле.

— Ну, например, как раз сегодня утром я узнал, как вы меня просили, кто нынешний собственник Талькотьера. Это фирма «Гектикон». Она приобрела его два года назад и собиралась отстроить заново, в ультрасовременном стиле, но еще не получила разрешения на строительство.

— Два года назад? Что-то они не торопятся, — проговорил Бертеги. — И кто руководит этой фирмой, ты, случайно, не знаешь?

— О, это все знают. Заметная в городе персона. Клеанс Рошфор.

— Рошфор? Случайно, не родственница директору лицея?

— Жена.

Бертеги на мгновение прикрыл глаза, вспоминая разговор с Рошфором. Тот сказал, что лицей принадлежит его жене…

Все сходится! Как именно — Бертеги пока затруднялся точно сказать, но в таком деле не могло быть случайностей. Он осторожно, терпеливо перебирал все детали, и постепенно картина прояснялась. Вскоре должно было появиться имя — или несколько имен. Возможно, одно из имен, уже бывших в его списке: Рошфор, Ле Гаррек, Вильбуа, Блэр (тут он вспомнил, что женщина-астролог совсем недавно навещала кюре собора Сен-Мишель… и вот теперь священник исчез).

— Ну что ж, старина, не хочу тебя расстраивать, но придется нам вернуться к «делу Талько», — сказал Бертеги, кивком указывая на стопку из трех-четырех папок, лежавших у него на столе, — все, что осталось от материалов расследования, продолжавшегося более двух лет!

— Да, понимаю…

— Я за этим тебя и вызвал. Я просмотрю все то, что ты мне принес, но прежде всего я хочу, чтобы ты рассказал мне то, что ТОЧНО знаешь. Имена и факты. И никаких разглагольствований в стиле: «Они были слишком потрясены случившимся и хотят как можно скорее обо всем забыть».

Огромные уши Клемана вспыхнули, но Бертеги удалось, увидев это, сохранить невозмутимое выражение лица — он понимал, что сам в глазах подчиненного тоже выглядит своеобразно: тип с головой Лино Вентуры, торсом футболиста и ногами Де Фюнеса, к тому же обожающий дорогие костюмы… Комиссар не спешил: его спокойная уверенность оказала на Клемана благотворное воздействие, очевидно, даже в большей степени, чем типичные манеры провинциальных полицейских начальников, к категории которых относился и его предшественник.

— Что вы хотите узнать?

— Все. Имена, места действия… Начнем с виновных, — продолжал он, сознавая, что скорее допрашивает Клемана, чем беседует с ним как с коллегой. — Кто именно был задержан? Сколько их было?

Клеман кивнул, словно говоря: я готов.

— Двенадцать человек. Элио Талько, Поль-Мари Талько, Флоранс Нобле и ее муж — словом, все семейство Талько и их близкие родственники. Франсуаза Мерисс, учительница… Кто-то еще из второстепенных членов организации, я не помню… Сейчас в живых не осталось уже никого из Талько — во всяком случае, в этом регионе. И в местах заключения тоже никого из них нет.

— Как это?

— Мадлен Талько устроила самосожжение…

— Ее опознали?

— Конечно! Именно по данным ДНК-экспертизы в картотеке мы и смогли установить, что это ее кровь была на зеркале.

— Продолжай.

— Элио Талько повесился еще во время предварительного следствия, еще две их родственницы устроили самосожжение по примеру Мадлен… в тюрьме.

Бертеги пристально посмотрел на Клемана — казалось, отдельные слова тот может произносить лишь с некоторым усилием, примерно как немцы в 1950-е годы, когда им приходилось произносить слово «наци». Однако сообщенная лейтенантом информация была ранее неизвестна комиссару. Когда начальство открытым гестом предложило Бертеги «навести порядок в одном симпатичном городке», ему одновременно посоветовали также «начать с чистого листа», не обращать внимания на прошлое и посвятить все заботы исключительно будущему. О «деле Талько» он узнавал по большей части из газет и теленовостей, но, поскольку недавно родилась Дженни, и он ревностно вживался в роль отца, у него не было никакого желания вникать во все детали преступлений, совершенных детоубийцами.

— Самосожжение в тюрьме? — удивленно переспросил он.

— Да, — ответил Клеман почти шепотом, словно на исповеди. — Кажется… точно я не знаю, но вроде бы они убедили своих сокамерниц им помочь.

— Убедили?..