Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Архиепископа Леонида Карамзин считает недостойным пастырем и алчным корыстолюбцем. Свой высокий сан он получил при разгроме Новгорода; через пять лет пришла его очередь изведать то, что он оправдывал. Леонида одели в шкуру медведя и затравили собаками (по другим сведениям, умер в тюрьме, измученный пытками).
В связи с делом Леонида было сожжено полтора десятка ведьм. В царском синодике есть такая запись: «в Новгороде 15 жён, а сказывают – ведуньи, волхвы».
«Жертвы ещё падали». Да ещё как!
В октябре Иван IV вторично отрёкся от престола, «передав» его великому князю тверскому Симеону Бекбулатовичу, которого нарёк царём земщины, то есть оговорённых территорий России. Объясняя английскому послу Даниилу Сильвестру свои действия, Иоанн говорил:
– Поводом к тому были преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут и противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устраивают измены против особы нашей.
После передачи трона Симеону и перехода Грозного в удел в Москве начались казни. Сразу лишили жизни 40 человек. По синодику, среди них были: князь Пётр Куракин, Иона Бутурлин с сыном и тремя дочерьми, Дмитрий Бутурлин, Никита Борисов, Василий Борисов, Дружина Володимиров, князь Даниил Друцкой, Иосиф Ильин, протопоп, три подьячих и пять простых христиан.
Это было дело о «заговоре» в земщине, которое глубоко затронуло духовенство. Но из святителей публичной казни подвергся только один человек – протопоп Иван. Он был священником Архангельского собора в Кремле (нёс службу при царских гробах). Иоанн приказал «посадить его в воду», то есть утопить.
В разгар опричнины казни происходили на Торговой площади Китай-города или на Поганой луже в Белом городе, при Симеоне – в Кремле. Среди казнённых там самой значительной фигурой был князь П. А. Куракин – один из старейших бояр Думы. Он десять лет бессменно управлял Казанским краем и сосредоточил в своих руках огромную власть, что вызывало тревогу у самодержца.
Жертвами гонений 1575 года стали в основном бывшие опричники из нетитулованной старомосковской знати. Боярина И. А. Бутурлина казнили с сыном и дочерью. Его посчитали главным сообщником архиепископа Леонида и «колдуна» Бомелия, личного врача Грозного.
Заодно с обычными боярами преследованиям подверглись бывшие опричные приказные: князь Д. А. Друцкий, Д. Володимиров, О. Ильин. Первый из них возглавлял приказ, ведавший распродажей земель. Дьяк Дружина Володимиров руководил Разбойным приказом. О. Ильин был дьяком дворцового ведомства; по сообщению Г. Штадена, его казнили в самом Дворцовом приказе. Заодно с Ильиным были убиты три подьячих и пять простых крестьян.
Дворцовый приказ, в котором служил Ильин, возглавлял боярин И. Р. Юрьев-Захарьин. Он избежал суда, но был ограблен подчистую. Дом Романовых-Юрьевых находился рядом с Английским подворьем (Варварка, 4), и приказчик Д. Горсей наблюдал происходившее. По его утверждению, явились стрельцы и забрали всё оружие, лошадей, утварь и товары. На следующий день Юрий прислал слуг в английскую компанию и просил о помощи.
…Головы казнённых Грозный приказал разбрасывать по дворам знати: митрополита Антония, князя И. Ф. Мстиславского, боярина И. В. Меньшова-Шереметьева, главного дьяка А. Я. Щелкалова и других значительных лиц. Этот «тонкий» намёк государя был понят правильно – Русь безмолвствовала в отчаянии и ужасе. Ливонский историк Келых писал в этой связи: «Но сии люди ни от казней, ни от бесчестия не слабели в усердии к их монарху».
Синодик опальных
В 1582 году Ивану IV исполнилось 52 года. Для XVI столетия это было много. Царя одолевали болезни. Чувствуя, что скоро ему предстоит предстать перед Всевышним, он, человек религиозный, запаниковал: в ад не хотелось. Выход нашёл простой и привычный для его времени – покаяться и откупиться.
По распоряжению самодержца дьяки по документам царского архива начали составлять списки умученных и казнённых. Первый такой список был послан 12 марта в столичный Симонов монастырь. Вторым его получила Соловецкая обитель. Осенью работа по составлению списков (государева синодика) была завершена. Их поступление в тот или иной монастырь сопровождалось большим денежным вкладом и указом о постоянном поминании убиенных. Приводим реконструкцию Р. Г. Скрынникова одного из них: «Лета седмь тысящь девятьдесат первого царь и государь великий князь Иван Васильевич всея Русии прислал в Кириллов монастырь сие поминание и велел поминати на литиях и на литоргиях, и на понахидах по вся дни в церкви божии.
Царь и государь и великий князь Иван Васильевич всея Русии велел написати в сенаники князей и бояр и прочих людей опальных по своей государеве грамоте.
Сих опальных людей поминать и по грамоте церёве, и понахиды по них пети, а которые в сем синаники не имены писаны, прозвищи и в котором месте писано 10 или 20, или 50, ино бы тех поминали: ты, Господи, сам веси имена их».
По подсчетам Скрынникова, Иван IV признал за собой четыре с половиной тысячи убиенных. Но это далеко не все. По его вине погибли десятки (если не сотни) тысяч простых россиян, лишённых в зимнее время домашнего крова и пищи. К голоду надо добавить и мор, вызванный тем, что умиравших некому было хоронить: центральные территории России опустели. Так что возня историков с 4500 убиенными по приказам царя-ирода – это лицемерие с тщетной попыткой обелить изувера, садистские наклонности которого проявились уже к двенадцатому году его бытия.
С площадок высоких теремов Иван сбрасывал «тварь бессловесную» – кошек и собак. С ватагой сверстников из знатных семей он устраивал бешеные скачки по улицам Москвы: «начал человеков уроняти, скачущи всюду неблагочинно». Орава подростков во главе с великим князем сбивала горожан с ног и хлестала разбегавшихся людей плётками.
В 13 лет и 4 месяца подросток натравил псарей на боярина Андрея Шуйского. Это была его первая человеческая жертва. На исходе пятнадцатого года по приказу завтрашнего царя были казнены князь И. И. Кубинский, бояре Ф. С. и В. М. Воронцовы, дворецкий И. П. Фёдоров (дело о новгородских пищал ьниках).
Московское восстание 1547 года так напугало молодого царя («И вошёл страх в душу мою», – признавался он), что 13 первых лет его правления прошли в «тишине и управе», но в два следующих десятилетия полностью проявилась его сущность тирана и изувера.
Вот как проводил Иоанн в декабре 1567 года «чистку» приказного аппарата в Москве: «Опричники великого князя должны были в количестве приблизительно от 10 до
