Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом стоит остановиться подробнее. Мятеж чеченских сепаратистов — не изолированное явление. Об этом свидетельствует участие иностранных наемников в отрядах боевиков, их обучение за границей, их снабжение оружием и финансами из-за рубежа, их связь с «Талибаном», с Бен Ладеном.
Чечня не изолированное явление и потому, что параллельно наблюдались попытки создания исламского экстремистского государства в центре Европы, на Балканах. Речь могла идти о стратегическом исламско-экстремистском треугольнике: Афганистан — Северный Кавказ — Косово. Неужели этого не видели те, кто столь рьяно обрушивался на Россию за ее действия, направленные в том числе на предотвращение создания угла этого треугольника на Северном Кавказе?
Мысль о том, что международный терроризм как бы действует по принципу «переливающихся сосудов», подтвердилась также на примере Ирака. После его оккупации США эта страна превратилась в один из основных плацдармов террористов «Аль-Каиды».
Война в Чечне никак не подпадает под определение античеченской или религиозной. Перелом в обстановке в Чечне произошел, когда на сторону правопорядка перешел Ахмад Кадыров и без колебаний приступил к сотрудничеству с федеральными властями в борьбе с бандитами. Он был знаковой фигурой — в 1994–1996 годах принимал участие в рядах боевиков в боях против федеральных сил, а в 1995 году на сходе полевых командиров Джохар Дудаев назначил его верховным муфтием Чеченской Республики. Кадыров слыл непримиримым противником ваххабитов — представителей исламской секты, отмежевавшейся от основного направления в исламе — суннизма.
В 1998 году произошли вооруженные столкновения между проваххабитскими шариатской гвардией и исламским полком особого назначения, с одной стороны, и полком национальной гвардии под командованием сторонника и родственника Кадырова Сулима Ямадаева — с другой. Кадыров потребовал от Масхадова распустить вооруженные группировки ваххабитов и выслать проповедников ваххабизма из Чечни. Масхадов под давлением Шамиля Басаева отказался выполнить это требование. 25 мая 1999 года на Кадырова было совершено покушение — погибли пять его телохранителей, среди них трое его племянников. В 1999 году Ахмад Кадыров сделал свой окончательный выбор и в 2000 году принял предложение В. В. Путина стать главой временной администрации Чеченской Республики. После этого назначения он сложил с себя полномочия верховного муфтия.
12 августа 2000 года Кадыров выступил по местному телевидению и призвал воюющих чеченцев сложить оружие. Обращаясь к полевым командирам, Кадыров заявил, что получил от президента России «полномочия амнистировать членов незаконных вооруженных формирований, не причастных к совершению особо тяжких преступлений». Аслану Масхадову новый глава чеченской администрации предложил либо уехать на жительство в Малайзию к сыну, либо остаться в Чечне, выполнив «предъявленные ему народом требования». Несколько полевых командиров перешли на сторону Кадырова. Началось формирование частей из чеченцев, которые повели борьбу с бандитами. 5 октября 2003 года Ахмад Кадыров был избран президентом Чеченской Республики — за него проголосовала преобладающая часть избирателей. 9 мая 2004 года этот незаурядный человек погиб в результате террористического акта в Грозном. Мощное взрывное устройство, подложенное под центральную трибуну стадиона молодчиками Басаева, взорвалось во время концерта, посвященного Дню Победы в Великой Отечественной войне.
С приходом к власти в Чечне Ахмада Кадырова, а затем (после его смерти) его сына Рамзана, который стал премьер-министром, положение дел в республике резко изменилось. Федеральные органы власти и федеральные вооруженные силы, действуя совместно с чеченскими подразделениями, подчиненными Рамзану Кадырову, приступили к планомерному уничтожению командиров боевиков — тех, кто не пожелал переходить на сторону Кадыровых. Среди уничтоженных были и Масхадов, и Басаев.
Можно ли считать, что чеченская рана перестала кровоточить? К моменту написания этой книги продолжались отдельные террористические вылазки и в Чечне, и в Ингушетии, и в Дагестане, куда переместились некоторые полевые командиры. Объектом террористических действий стала и Северная Осетия — трагедия в Беслане, где террористы захватили школу, потрясла весь мир. Но война, как таковая, в Чечне уже закончилась. Трудности, конечно, сохраняются. Но что самое главное — удалось отдалить большую часть чеченского населения от боевиков, что, несомненно, является предвестием их полного и окончательного поражения.
Переговоры с МВФ: топтание на месте
Чеченская проблема начала оказывать все более негативное влияние на наши отношения с рядом западных государств уже после того, как правительство, которое я возглавлял, ушло в отставку. Однако бомбардировки Югославии состоялись во время пребывания правительства у власти. И это создало не лучший международный климат для деятельности кабинета. Мало оптимизма вызывали и затянувшиеся переговоры с МВФ.
Наше правительство образовалось, когда уже был накоплен достаточный опыт взаимоотношений России с Международным валютным фондом. Россия получала кредиты. Они сопровождались рекомендациями МВФ, с которыми российские экономические руководители, как правило, соглашались, даже когда была очевидна их неосуществимость. При этом высоко ценилось, что никто жестко не спрашивал, на что используются кредиты. Я бы назвал это полюбовным сотрудничеством, при котором оба партнера, зажмурившись, оставались довольны друг другом.
Положение начало меняться после августа 1998 года. Передо мной интервью директора-распорядителя МВФ М. Камдессю газете «Монд» от 27 октября 1998 года. Он заявил, что при управлении кризисом не следует ограничиваться лишь макроэкономическим подходом. Следующее его «откровение» заключалось в некоторых ретроспективных оценках экономической ситуации в России, прозвучавших впервые: либерализация капиталов проводилась дезорганизованно, подчас вопреки здравому смыслу; МВФ никогда не приветствовал чрезмерную либерализацию спекулятивного капитала.
За этими словами, очевидно, стояло стремление ответить на нараставшую критику МВФ за нежелание снизойти в своих оценках до специфики тех стран, которым предоставляются финансовые кредиты, учесть их реалии, трудности, не рассматривать их всех — начиная от Индонезии и кончая Россией — в качестве одной «модели», которой предписываются универсальные правила поведения, далеко не всегда обеспечивающие социально-политическую стабильность в обществе.
Высказывания Камдессю вдохновляли, но главное представление о позиции МВФ мог дать прямой диалог с директором-распорядителем. Моя первая встреча с ним состоялась в самом начале декабря 1998 года. Это было неплохим началом. Камдессю, в частности, сказал: «Со своей стороны мы сделаем больше, чем раньше, для успеха ваших переговоров с Парижским клубом, так как понимаем, что необходимо добиться реструктуризации советского долга, но при выполнении всех обязательств по российскому долгу. Вопреки утверждению российской печати ваше правительство сделало чрезвычайно много за короткий промежуток времени».
Абсолютно непринужденным и даже доверительным был разговор и за ужином в нашем Белом доме. После этого пошли пострелять в тир. Я знал, что Черномырдин приглашал в свою бытность премьером Камдессю на охоту в одно из подмосковных хозяйств, и некоторые говорили, что далеко не все кабаны падали в результате выстрелов директора-распорядителя — егеря, сидевшие в кустах, были куда более меткими стрелками. Нужно сказать, однако, что в тире Камдессю поражал мишени хорошо. В общем и целом настроение у нас было приподнятое, и мы считали, что обещанные ранее транши в размере 8 миллиардов долларов поступят к
